Галина Куликова - Кошачий патруль Страница 43

Белкин достал снимок и выложил на стол. Кудесников отодвинул тарелку с рыбой, которую его временный жилец запек в фольге со специями, и схватил фотографию. На ней была запечатлена Тамара под руку со Стасом Елагиным. В тот момент она была счастлива. Улыбка вырвалась на ее лицо прямо из самого сердца. На женщине было ажурное платье простого покроя, которое подчеркивало фигуру, туфли-лодочки и летние кружевные перчатки вместо украшения. Этот наряд делал ее похожей на женщину поколения Коко Шанель. Образ дополняла крошечная сумочка-бокс, висевшая на руке. Вторая рука была продета в согнутый локоть, подставленный Елагиным. Тот выглядел серьезным и даже немного печальным.

Белкин сказал, что Марина очень переживает из-за того, что у них получился такой любовный треугольник. Тамара любит Стаса, Стас любит Марину, а Марина была предана мужу. Теперь, когда муж вычеркнут из уравнения, почти ничего не изменилось. На месте мужа может быть кто угодно, только не Елагин. Если даже она и испытывает к нему хоть что-нибудь… Она никогда не сможет с ним даже поцеловаться, не подумав в этот миг о страданиях родной сестры.

Еще раз она убедилась в том, насколько Тамара любит Стаса, когда несколько дней назад заехала к сестре домой и та при ней сняла и убрала в коробку злополучную фотографию.

— Чтоб я сдох! — неожиданно воскликнул Арсений и с такой силой хлопнул ладонью по столу, что Белкин подпрыгнул от неожиданности.

— Ч-чего это в-вы? — спросил он с опаской.

В сложных ситуациях Арсений проявлял себя по-разному, но никогда прежде не выходил из себя.

— Значит, Фаина взяла у Папаскина денег в долг на крутую тачку, да?

— Д-да…

— А Елагин живет в пяти минутах ходьбы от той самой станции метро, да?

— Н-ну да.

— И именно такую фотографию Тамара сняла со стены, когда убили Папаскина, да?

— Т-точно т-такую.

Кудесников задумчиво посмотрел на напарника и изрек:

— Белкин, кажется, я знаю, кто убил Папаскина.

— Д-да?!

— Да. И при этом я понятия не имею, кто и почему прикончил Стручкова.

Попался? Дело закончено? Дело продолжается

— Так что будет-то? — шептал на ухо Арсению Степан Валерьянович.

— Я же тебе уже раз двадцать все объяснил, — невозмутимо отреагировал Кудесников. — И можешь пока не шептать, электричка еще не подъехала.

— Ты еще раз объясни, — зудел Степан Валерьянович. — Мне не до конца понятен план. У меня же начальство, если что — мне выговор и на пенсию. Или чего похуже.

— Неужели ты думаешь, что я подлянку устрою? Говорю — тебе еще премию дадут. За поимку особо опасного преступника.

— Ты точно знаешь, что он преступник? А если нет? Он же в суд подаст, поди отмойся тогда. Сейчас все умные стали, у всех адвокаты.

— Слушай, ты как такой пугливый в милиции столько лет проработал?

— Не пугливый, а осторожный. Потому и проработал столько лет. А зачем все-таки этот иностранец здесь? Может, нам ФСБ сюда пригласить?

— А также министра иностранных дел и посла дружественной Австралии с парочкой кенгуру в качестве почетного эскорта.

— Не понял я тебя, Арсений. Все равно не понял.

Степан Валерьянович Цветков был многолетним бессменным участковым в Соснах, знал всех старожилов деревни и был знаком с подавляющим большинством новых хозяев. Мужик он был безвредный, но служака толковый и ревностный. С поправкой на неспешный уклад сельской местности.

Сама того не ведая, Людмила Константиновна натолкнула сына на мысль взять участкового с собой на задержание. Она позвонила Арсению и попросила привезти ей забытый в багажнике его машины пакет с любовными романами.

— Завезешь мне, когда сможешь, — смилостивилась Людмила Константиновна, услышав традиционные жалобы на нехватку времени и хроническое недосыпание. — Впрочем, лучше на этой неделе. Я ведь собираюсь заехать в Сосны, и книжки мне понадобятся.

— Для кого шедевры предназначены на этот раз? — устало поинтересовался Кудесников, зная, что в этом пакете собран обменный читательский фонд. Мама не только обожала читать про любовь, но и оделяла любимыми книжками всех знакомых.

— Для Зины. Ты помнишь Зину? Она тебе малину передавала.

— Малину помню, Зину — нет. Кто это?

— Тебе должно быть стыдно. Она жена Степана Валерьяновича, участкового. Вспомнил?

— Это же здорово, — обрадовался Кудесников, который уже не первый час ломал голову над тем, как ему вовлечь в задуманную операцию представителей правоохранительных органов. Он понимал, что в милиции, приди он туда с предложением организовать засаду, его поднимут на смех. Он и сам понимал слабые стороны плана. С одной стороны, план был опасен, с другой — спокойно мог провалиться.

Степан Валерьянович был идеальной фигурой: представитель власти, имел полномочия заняться делом по факту обращения жителей поселка. А в случае чего — свой человек, не выдаст.

Замысел Кудесникова был прост. Рита вечером едет в деревню. Одна, без сопровождения. От станции до поселка идти минут пятнадцать через лесок. На электричках теперь мало кто ездил в деревню — все добирались на машинах, так что полное одиночество Риты в лесу было практически гарантировано. Если здесь ничего не происходит, придется караулить возможных убийц у Риты дома. Кудесников был уверен: если что-то и произойдет, это случится в ближайшие два дня, преступник или преступники не будут рисковать и тянуть время.

В прошлый раз план у него был точно такой же. Однако осуществить его помешал кошачий инспектор. Тогда Арсений еще не знал, на кого охотится, сегодня собирался поймать на месте преступления конкретного человека.

И вот теперь они втроем — Кудесников, Цветков и Дугинец, который поставил условием свое участие в предполагаемом задержании, сидели в густом кустарнике у железнодорожной платформы, поджидая электричку, на которой должна была приехать Рита. Дугинцу стоило немалых усилий отделаться от родственников так, чтобы не вызвать их подозрений.

За прошедшее с момента начала операции время Кудесников слегка обалдел от своих напарников. В одно ухо жаловался на неизвестность Степан Валерьянович, а в другое — сетовал на комаров и плохое самочувствие Лев Борисович. В какой-то момент Кудесников захотел послать их обоих подальше, но справился с эмоциями.

Наконец прикатила электричка, и на платформу вышло несколько человек.

— Вот и Рита, — прошептал Арсений, — приготовились! Пошли!

Суть маневра была в том, чтобы максимально обезопасить Риту от вероятного нападения. Роли у группы прикрытия были четко расписаны, главное — не спугнуть противника, дать ему возможность проявить себя.

Сошедшие с электрички люди быстро куда-то рассосались, и Рита уже шла по неширокой дороге, ведущей к поселку, одна. Слева из леса ее страховал участковый, справа — любимый пациент. Себе Кудесников отвел роль блуждающего форварда. Он тихонько перемещался по лесу, стараясь находиться поближе в Рите. И не напрасно.

Неожиданно сзади раздался легкий шум — шуршали велосипедные шины. Откуда взялся велосипедист, Арсений не заметил. Он ехал достаточно быстро и вскоре должен был поравняться с Ритой. Что-то в его фигуре насторожило Кудесникова. Секунда — он понял. Велосипедист был в куртке защитного цвета, бейсболке козырьком назад, и — без лица. Точнее — в натянутой на лицо капроновой маске, традиционно сделанной из дамских колготок.

Арсений не стал ждать, как развернутся события. Маска и — наверняка — оружие: уже достаточно для задержания. А там — пусть милиция раскручивает дело. И он выпрыгнул на дорогу, оказавшись точно между Ритой, которая резко обернулась на шум, и велосипедистом в маске.

От неожиданности тот вывернул руль вправо и, каким-то чудом разминувшись с Кудесниковым, с грохотом свалился в довольно глубокую придорожную канаву.

Еще через минуту они вчетвером — Арсений, Рита и Дугинец с Цветковым — полукругом стояли на краю канавы и смотрели, как неизвестный барахтается на дне, пытаясь освободиться от велосипеда, придавившего его сверху. Незнакомец то ли стонал, то ли чертыхался, но маска превращала все звуки в некое утробное мычание. Бейсболка слетела с его головы, и на самой макушке неприлично болталась капроновая пятка.

— Вылезай, страдалец, — выступил на авансцену представитель власти. — Или помочь?

Дугинец, брезгливо наблюдавший за шевелением под ногами, вдруг ни с того ни с сего изрек:

— Смешались в кучу кони, люди…

Как у всякого, редко бывающего на исторической родине человека, у Льва Борисовича была в голове изрядная каша из заблудившихся в темных глубинах памяти цитат и мутных воспоминаний о русской литературе и истории.

Услышав его голос, велосипедист на дне канавы затих, а потом что-то жалобно промычал.