Энн Грэнджер - Цветы на его похороны Страница 43

— Не бойтесь, миссис Харди, — ласково сказал Маркби. — Доброму имени вашей дочери ничто не повредит, зато, возможно, поможет нам найти того, кто ее убил.

Видимо, его слова не убедили миссис Харди. Тем не менее она покорно подошла к дубовому буфету и выдвинула ящик. Не поворачиваясь, пояснила:

— Я нашла это в комнате Джилли, когда наводила там порядок. Хотела разобрать ее вещи… — Голос у нее пресекся. Набравшись сил, она продолжала: — Я увидела, что из-за шкафа торчит какая-то бумажка — мне так показалось. Решила, что бумажка случайно упала, и потянула за край. Подумала — может, письмо какое… И вот что я нашла.

Она вытащила из ящика прямоугольник размером с открытку и протянула его Маркби.

Он увидел фотографию, портрет десять на пятнадцать. Лицо на портрете оказалось ужасно изуродованным. Тот, кто это сделал, явно испытывал к изображенной там женщине страшную ненависть.

— Миссис Джеймс? — на всякий случай уточнил Маркби.

— Она самая. Но зачем… зачем Джилли это сделала? Она любила Молли. — Миссис Харди и выглядела, и говорила очень изумленно. — И никогда в жизни она себе таких выходок не позволяла! Не такой у нее был характер.

— Джиллиан этого не делала! — заревел мистер Харди так, что зазвенели безделушки на каминной полке. — Зачем ей резать портрет старушки Молли Джеймс? Какой смысл? Сейчас, Маркби, я кое-что вам расскажу о моей дочке. Она была очень самоотверженной! Понимаете, она не бросала своих родителей — мать и меня. А у Молли она работала и ни за что бы так… не поступила!

Он ткнул пальцем в фотографию.

— Зачем же она ее спрятала? — спросил Маркби.

— Это не одно и то же, — сухо ответил Харди. — Вы сыщик и, по-моему, парень неглупый. Должны понимать, в чем разница.

— Хорошо, тогда кто же изрезал фото? У вас есть какие-нибудь предположения?

— Да, есть. Я догадываюсь, кто порезал старушку и почему! Да и вы сами скоро догадаетесь, если пораскинете мозгами. Ведь все ясно, яснее некуда. — Мистер Харди оскалился по-волчьи. — Маменькин сынок, Невил, вот кто это сделал!

— Нет-нет, Уолли, он не мог изрезать портрет собственной матери! — возразила ошеломленная Ирен Харди.

— Парень явно ненормальный. Да и ничего удивительного — при той жизни, какую он ведет. — Харди тыкал в Маркби пальцем, словно подчеркивая каждое слово. — Джилли не бросала нас, потому что она хорошая дочь. Невил живет со старушкой Молли, потому что ему духу не хватает уехать. А ведь ему очень хочется отсюда сбежать, да, очень! Но он слабак, а слабаки — опасные люди, Маркби! Небось думаете, раз я инвалид и не могу двинуться с места, так я и в людях не разбираюсь? Так вот что я вам скажу. Может, ноги у меня и не ходят, зато мозги еще работают как надо. Если человек всю жизнь сидит в инвалидном кресле, как вот я, что еще ему остается делать? Я всю жизнь наблюдаю жизнь и думаю… И замечаю многое из того, что другие не видят. Этот Невил всегда казался мне странным. Я предупреждал Джилли, но она, конечно, и слушать ничего не хотела. Считала его настоящим чудом!

— А мне он всегда казался симпатичным молодым человеком… Он несколько раз заходил к нам.

Миссис Харди сделала последнюю попытку защитить Невила.

— Глаза у него бегают. Никогда не смотрит прямо в лицо. Ничего не говорит о себе. Уверяю вас, у него в голове такие мысли, что ни вам, ни мне не захочется знать!

Что ж, наконец правда произнесена, подумал Маркби и взял фото.

— Можно я его ненадолго позаимствую? Я передам его кому надо.

— Да, вы уж позаботьтесь о нем, — согласился мистер Харди и даже рукой махнул, отдавая снимок. — Нам оно не нужно. От него одно зло!

Выйдя от Харди, Маркби некоторое время постоял на месте, не зная, что делать дальше. Фотография торчала из его нагрудного кармана и хрустела при ходьбе. Харди верно говорит, от снимка одно зло. Прав ли он насчет Невила — вопрос другой. Но внутренний голос подсказывал Маркби, что отец Джиллиан рассудил совершенно верно.

Чуть поодаль за домиками высилась церковь. Маркби подумал: интересно, сохранились ли венки на могиле Алекса через два дня после похорон и в каком они состоянии? Он решительно зашагал в сторону кладбища.

Цветы по-прежнему лежали на могиле. Они довольно хорошо сохранились, хотя роса попортила черные и золотые ленты на венке от Рейчел, а розовые бутоны поникли. Маркби сразу увидел, что он не один. Какой-то человек склонился над венками и разглядывал приколотые к ним карточки. Когда Маркби подошел ближе, человек выпрямился, и Маркби тут же его узнал.

— Смотрю на цветы, — пояснил старший инспектор Селвэй. — Красивые! Хотя мне всегда жалко напрасно губить такую красоту. Когда умерли мои родители, мы попросили всех вместо цветов жертвовать на благотворительность; так, по-моему, гораздо разумнее. И все-таки не скрою, есть что-то трогательное в этих венках и цветах. Признак почтения. Без них похороны какие-то неприютные. Как-то даже неприлично. Вы меня понимаете?

Маркби ответил:

— Строго говоря, вас ведь больше занимает не смерть Константина, а смерть Джиллиан Харди…

— Меня все интересует, особенно если убийца крутится где-то рядом. — Селвэй прищурился. — А вашему положению сейчас не позавидуешь!

— Да, безусловно, — согласился Маркби.

— Кое-кто считает, что вам крупно не повезло.

— Я и сам себе не завидую. Не очень-то приятно оказаться, так сказать, по ту сторону. Больше всего мне не нравится, что приходится стоять в стороне и наблюдать, как другие ведут следствие. Я ни в чьих способностях не сомневаюсь, просто… я ведь и сам сыщик и сейчас, так сказать, сделал стойку.

Селвэй ухмыльнулся и кивком указал на могилу:

— Вы хорошо его знали?

— Почти не знал. Видел его всего один раз. Нас познакомили, а где-то через полчаса он умер. То же самое и мисс Митчелл; мы познакомились с ним одновременно. Но вы обязательно узнаете все обстоятельства дела.

Селвэй хмыкнул:

— Кстати, что занесло вас сегодня в Линстон? Хотели полюбоваться отсыревшими вялыми гвоздичками?

— Я ходил выразить соболезнования мистеру и миссис Харди.

— Вот как? — Маленькие глазки Селвэя впились в него. — Им есть что рассказать?

Избегая прямого ответа, Маркби начал:

— Когда я увидел девушку в вольере, то сразу заметил, что у нее в руке что-то зажато. Сначала я решил, что у нее в кулаке уголок открытки. Разглядеть получше не представилось возможности.

Селвэй покачался на каблуках и пристально посмотрел на Маркби.

— Да.

— Возможно, уголок фотографии.

— Совершенно верно! — сухо сказал Селвэй.

— Саму фотографию вы нашли?

— Еще нет.

Маркби сунул руку в карман и вытащил снимок, который дали ему супруги Харди.

— По-моему, если вы найдете ту, с оторванным уголком, на ней будет то же самое… То есть портрет в таком же виде.

Глава 19

Рейчел всю вторую половину дня злилась и была всем недовольна. Наконец Мередит поняла: если она не отдохнет от нее хотя бы час, она закричит. Ей удалось убедить Рейчел принять успокоительные таблетки, которые прописал доктор Стонтон, и прилечь после ужина.

— Разбуди меня, когда вернется Алан, — велела Рейчел, с обиженным видом бросаясь на свою огромную кровать.

— Хорошо, обязательно разбужу.

— Кстати, где он?

Рейчел стиснула кулак и со всей силы ударила подушку.

Она задавала один и тот же вопрос в сотый раз за вечер, и Мередит довольно сухо ответила:

— Не знаю!

Почти сразу она упрекнула себя за резкость: Рейчел в самом деле важно знать, где Алан. Она лежала на громадном супружеском ложе под позолоченным балдахином — одна, без любимого мужа. А тут еще смерть Джиллиан… В последние часы все только и говорили что о несчастной девушке, а об Алексе как будто забыли.

Мередит беспокоилась и из-за другого. Ей по-прежнему нечего сообщить Фостеру. Мередит присела на атласное покрывало в ногах кровати.

— Рей… Нам сказали, что настоящая фамилия Алекса Вахид. Почему он ее изменил, не знаешь?

Рейчел повернулась на бок и подложила руку под щеку.

— Конечно знаю! Противный Хокинс сто раз меня спрашивал. Как будто это имеет какое-то значение! А тебе я уже рассказывала. Когда Алекс уехал из Ливана, он поселился на Кипре и некоторое время вел там дела. Там не очень-то хорошо относятся к людям с арабскими фамилиями, поэтому он сменил фамилию на греческую. Все очень просто.

— В Ливане у него остались родственники?

— Все мужчины погибли во время гражданской войны. Насчет женщин не знаю. Мередит, прекрати! Мне и Хокинса хватило. Все это было четверть века назад. Тогда я еще не знала Алекса. Он не любил вспоминать о прежней жизни. Ему было больно. Как мне сейчас, когда заставляют много раз повторять одно и то же!

— Извини, Рей. — Мередит встала. — Отдохни, поспи. Пусть таблетки Стонтона делают свое дело. Потом ты почувствуешь себя лучше.