Владимир Кашин - Следы на воде (Справедливость - мое ремесло - 6) Страница 43

На вопросы Коваля Нюрка отвечала скупо. Никак не могла опомниться, что ее допрашивает не кто иной, как прикидывавшийся пенсионером дачник, которого она гнала от лодок и который оказался в действительности грозным полковником милиции. Если бы с ней разговаривал незнакомый человек, было бы легче. А этот, видно, все пронюхал в Лиманском, и не так просто будет выкрутиться.

Однако расспрашивать он начал о вещах, казалось бы, совсем посторонних. Если для Келеберды существенным было только установление фактов, собирание доказательств, то Коваль события в Лиманском понимал шире - как человеческую трагедию, которая чем-то затрагивала и его.

- Где вы родились, Ангелина Ивановна?

- В Гопре.

- Родители кто?

- Отец на заводе работал, мать - дома.

- Образование среднее?

- С девятого класса пошла работать.

- Куда?

- На завод, к отцу.

- А сколько лет живете в Лиманском?

- Скоро десять. Как разошлась с мужем, переехала в Лиманское и купила хату.

- Дом у вас крепкий.

- Продала в Гопре отцовскую хату, вот и купила.

- А родители где?

- Умерли. Сначала мать.

- Где проживает бывший муж?

- В Донбассе.

- Женился?

- Не знаю. Шляется, наверное.

- Почему купили дом именно в Лиманском?

- Случай подвернулся. Мне тогда было все равно, куда переехать... Забралась под обрыв, - сказала она вдруг жалостливо, - а теперь из этой ямы выбраться не могу.

- У вас есть друзья в Лиманском?

- Нет.

- Почему?

Нюрка развела руками.

- А Даниловна?

- Знакомая. Таких много. Все приятели, пока им выгодно.

- Родственники есть? Братья, сестры?

- Нет.

- А дети?

- Была девочка. Умерла в четыре годика...

- Как вы познакомились с Чемодуровым? - неожиданно спросил Коваль.

Она на миг оторопела - вот оно, начинается!

- Его мне рекомендовал врач. Из Белозерки.

- Как его фамилия?

- Самсонов.

- Откуда вы его знали?

- Он по женским болезням. Я у него лечилась. В Белозерке.

Коваль подумал, что Самсонов тоже должен будет ответить за пособничество.

- Вас предупредили, что "медсестра" - переодетый Чемодуров?

Нюрка не сразу нашлась что ответить. В голове проносились горькие слова: "А что мне было, вековать одной?!" Перевела дух, словно после быстрого бега, и сказала:

- Сперва не догадывалась... У нее, то есть у него, была отдельная комната. При мне не раздевался.

Коваль не поверил. Но в конечном счете не это его больше всего интересовало. Ему даже стало жалко эту одинокую некрасивую женщину с плоским лицом и длинным носом, которая, не находя себе пары, обрадовалась возможности иметь рядом мужчину, да еще и намного моложе. Он, Коваль, разрушил ее маленький призрачный мирок, ее непрочное ворованное женское счастье, и Нюрка поэтому не только боялась, ненавидела его. Дмитрий Иванович это понимал и не обижался.

- Но потом узнали?

"Что ему нужно от меня?" - зло думала Нюрка. Воспоминание о том, как Коваль выпрашивал у нее лодочку, вернуло ей на какое-то время прежнее чувство превосходства. Мучила только мысль: догадывается ли он о ее роли в ночном нападении?

- На такой вопрос я не буду отвечать, - твердо сказала она. - В конце концов, ничего такого не совершала. - То, что делалось в ее доме, только стены знали. И это не преступление. За любовь не судят.

- Хорошо, - согласился Коваль. - А почему он прятался и за женщину себя выдавал? Подумали об этом, когда стало известно, что ваш квартирант мужчина?

- От алиментов удрал.

- Это он так сказал?

- И Валентин, и дядька его, Самсонов.

- Поэтому и согласилась взять на квартиру?

- Конечно! - обрадовалась Нюрка, не увидев ловушки, которую приготовил для нее Коваль. - Если бы что похуже за ним было, ни за что не пустила бы! Зачем все это мне! Алименты - дело житейское. Не один он от них бегает.

- Значит, вы знали, что "медсестра" - мужчина? А раньше отрицали это. - Коваль перевернул листок протокола. - Вот записано. Как вас понимать?

- За его алименты я отвечать не буду.

- Вы поверили, что Чемодуров прячется от алиментов. А говорите, алименты - мелочь. Стоило ему, бедняге, из-за такой мелочи страдать в лифчиках и в юбке? Вам это на ум не приходило?

- Какое же это страдание - носить лифчики? - пожала плечами Нюрка. Сам он их и шил.

"И то верно, - подумал Коваль, - когда человек хочет обмануться, когда ему удобно или выгодно это, он отбрасывает сомнения и разрешает себе обманывать".

- И долго вы собирались прятать его у себя?

- Говорил, еще года два. А когда милиция перестанет разыскивать, сбросит юбку и уедем вместе куда-нибудь далеко, может, на Север или в Казахстан. Там у него тоже родственники есть.

Коваль подумал, что Чемодурову сейчас даже легче стало - не нужно прятаться. Ведь в каком нервном напряжении жил все время, ожидая разоблачения!

- Вы сказали: "Если бы что похуже за ним было, ни за что не пустила бы". Что вы имели в виду?

Она промолчала.

- И два года его не спасли бы, - продолжал Коваль. - Он не от алиментов прятался у вас, Ангелина Ивановна, и вы это знали.

- Ничего не знала.

- Он скрывался от наказания за убийство, которое совершил на Днестре, - подчеркнуто четко, выделяя каждое слово, произнес Коваль, наблюдая при этом за реакцией Нюрки. - Он уже сам в этом признался. Теперь мы с вами можем говорить как с человеком, который прятал преступника, знал об этом и не сообщил органам правосудия. Кроме того вы должны будете отвечать и за пособничество в совершении другого преступления.

- Я никогда не была на Днестре! - вскрикнула она.

- Я говорю, Ангелина Ивановна, про убийство на Днепре, в ваших плавнях, Петра Чайкуна...

Нюрка прикусила губу, а когда отпустила, Коваль увидел на ней капельку крови.

- Единственный для вас выход - честно отвечать на вопросы и этим помочь нам. Хитрить не стоит. Это вам во вред. Советую осознать свою вину. Есть в уголовном кодексе сороковая статья. В ней сказано, что искреннее раскаяние или явка с повинной, а также содействие раскрытию преступления являются обстоятельствами, смягчающими ответственность. Воспользуйтесь, Ангелина Ивановна, этой гуманной статьей... Преступление, правда, раскрыто без вашей помощи, а вот искреннее раскаяние - за вами...

- Что вам от меня нужно? - растерянно произнесла Нюрка.

- Ничего, кроме правды... - Коваль снова взялся за авторучку. - Петра Чайкуна убили из ружья инспектора Комышана в ночь на восемнадцатое августа. Ружье находилось под вашей охраной на посту. В котором часу вы дали его Чемодурову?

Нюрка почувствовала, как у нее онемело все тело. "Они знают, что Валентин взял ружье. Значит, он признался? Чего тогда мне молчать?!" И все же попыталась откреститься.

- Я никому ничего не давала.

- Предварительные версии, что убийцей могли быть Андрей Комышан или Козак-Сирый, - отпали. Кроме них ружье побывало также в ваших руках. Отпечатки пальцев на нем зафиксированы. Выходит, вы не только имеете отношение к преступлению, но и сами могли его совершить.

- Думать можете, ваше дело.

- Как же все-таки вы объясните этот факт?

- Ну, брала, переставляла... Вот вам и следы... Но мог и другой брать...

- Без вашего разрешения? Кто же заходил к вам на пост той ночью?

- Я не видела. Может, когда выходила.

- Значит, оставляли пост?

- Домой не бегала. Это не считается - оставлять...

- Надолго выходили?

- Нет, конечно. Но ружье выкрасть - дело нехитрое.

- А в тот момент, когда преступник, совершив убийство, принес и поставил ружье на место, вы тоже выходили? Чтобы ваши глаза это не видели. Так, что ли? - Коваль сделал вид, что его не оставляет какая-то важная мысль. - А может, вы сами махнули с ружьем в лиман? И застрелили Чайкуна! - Он произносил слова медленно, будто вслушиваясь в них. - Тут вам и следы ваших пальчиков на ружье, и оставленный на время пост... Потом вытирали ружье, чтобы замести следы... Правда, в спешке очень небрежно...

- Да бог с вами! - замахала руками Нюрка. - Это все он, он!.. Он и вытирал. А я никуда не выходила! - Она поняла, что деваться ей некуда. Когда Козак-Сирый отъехал, а Юрась ушел домой, зашла Валя... Валентин...

- Чемодуров?

- Да.

- Он говорил, зачем ему ружье?

- Хотел добыть ондатру.

- Долго пробыл на воде?

- Часа два.

- И вы ничего не узнали о происшедшем в плавнях?

- Привез шкурки, всего делов...

- Да-а, - протянул Коваль. - Не хотите вы, Ангелина Ивановна, облегчить свою судьбу...

Нюрка только вздохнула.

- В таком случае напомню один эпизод, - продолжал Коваль.

Он решил обрисовать Нюрке картину событий, как представлял ее себе, надеясь, что это произведет на нее впечатление и вызовет на откровенность.

- Допустим, что ружье Чемодуров действительно взял для того, чтобы добыть ондатру...

И у Коваля снова возник вопрос, который давно вертелся в голове, то возникая, то исчезая, и на который у него не было ответа: почему Чемодуров именно восемнадцатого августа застрелил Чайкуна? Три года жил в Лиманском тише воды ниже травы, боясь разоблачения, - и вдруг еще одно убийство! Если он с этим белозерским браконьером и раньше встречался в плавнях, если они враждовали, то мог бы давно выследить и убить его, необязательно в ту ночь, когда это произошло. Какая черная кошка пробежала между лиманской "медсестрой" и этим Чайкуном? Что они не поделили?