Татьяна Соломатина - Естественное убийство – 2. Подозреваемые Страница 44

– Уверен, вы такого не дождётесь. И мне очень приятно. Как вы догадались, что это я?

– У меня есть ваш словесный портрет.

– Мой словесный портрет достаточно усреднён. Никаких особых примет. Я мог быть кем угодно.

– Достаточно усреднённых красивых мужчин нынче слишком мало. Можете гордиться. Кроме того, вы так смотрели на меня, как будто увидели привидение.

– Вы очень похожи на Алёну.

– Мы – фенотипические клоны. Чистопородная женская линия. Размножаемся партеногенезом, чтобы не возникало мутаций и выбраковки. – Алина Соловецкая улыбнулась. – Самовоспроизводящиеся породистые кобылы. Впрочем, я собираюсь нарушить традицию бабушки и матушки. Если верить генетикам, то кое-что разумное передаётся как раз через два поколения. Моя прабабка была счастлива в браке. Я на меньшее не согласна. Идёмте?

Северный выбросил тлеющую сигарету и… И предупредительно раскрыть дверь Алине Соловецкой не удалось. Ничто так не мешает галантности, как фотоэлемент.

– Мама не хотела, чтобы я приходила её встречать. Но сегодня суббота, практики нет, а работа – дело такое, и отпроситься можно, не правда ли? Тем более, чистить денники – это такая работа, что иногда и отпроситься не грех.

– Правда. Но мне кажется, вы кокетничаете, Алина. Вы уже давно не чистите денники.

– Чищу. Исключительно чтобы не забывать, что оно такое – чистить денники. И с чего всё начинается.

– Вы очень умны для восемнадцатилетней девушки.

– Вся в мать! – ещё раз рассмеялась девушка Алина исключительным Алёниным смехом.

Северного бросило в жар.

– Она была против, но я пришла. Потому что по ней соскучилась. И ещё потому, что прекрасно знаю, как моя мама себя ведёт, когда ей слегка неловко. Начнёт острить, скатится в злой сарказм… А при мне – постесняется. Она прекрасная женщина, Всеволод Алексеевич. И не потому, что красивая, умная, самостоятельная… А потому что она – маленький наивный ребёнок, которому всю жизнь приходится прикидываться сильным, пробивным циником. Вы на неё не так – как ей покажется – посмотрите. Она вам не то – как вам почудится – брякнет. Я хочу, чтобы моя мать была счастлива. Поэтому я здесь. Я не дам ей возможности напортачить. Пусть копит всю свою малолетнюю браваду до тех самых пор, пока вы с ней не останетесь наедине. А к тому времени вы адаптируетесь.

– Я даже не знаю, что вам сказать, Алина.

– А ничего не говорите… Вон она идёт! – совсем как маленькая девочка, соскучившаяся по маме, взвизгнула Алина.

Северный чувствовал себя дурак дураком. Если бы он знал, что тут сегодня будет не только Алёна, но и её дочь – он непременно купил бы два букета. Мог бы догадаться, старый дурак. Права Рита Бензопила – он стареет и тупеет. Ещё больше он тупел, глядя на идущую по коридору Алёну Дмитриевну, ужасно похожую на свою дочь. Джинсы, футболка. Длинные ноги. Красивые руки. На правом плече татуировка – «рогатая лошадь и полосатая кошка». Единорог и леопард. Изученная им во всех подробностях татуировка, сделанная Алёной во хмелю где-то в питерских подворотнях задолго до появления некоего Северного Всеволода Алексеевича в её, Алёниной, жизни.

Он слегка одеревенел.

Алина с визгом кинулась на Алёну.

Алёна с визгом кинулась на Алину.

Ему осталось только подобрать отброшенный чемодан. И тут он услышал свой голос откуда-то со стороны:

– Ну что, девочки, поехали домой?

– Севка, привет! – сказала ему эта мерзавка так, как будто простилась с ним полчаса назад. И, освободившись от Алининых объятий, нежно поцеловала в губы. Ну, как – поцеловала? Слегка дотронулась. Губами. А затем указательным пальцем. Мол, заткнись. Ничего не говори.

На стоянку он шёл впереди, с чемоданами и сумками, а сзади шли Алёна и Алина, безудержно о чём-то болтая.

Уложив вещи в багажник «Дефендера», Северный обнаружил, что обе девицы дружно курят на заднем сиденье, обмениваясь кожаной флягой с перламутровой инкрустацией.

– Сева, у тебя такое лицо… Как будто ты сейчас нам прочтёшь лекцию о вреде пьянства и курения. Не будь лицемером, бога ради! Не то я в тебе разочаруюсь! – рассмеялась Алёна. – Да, Алина курит…

– Когда выпьет! – перебила Алина Алёну.

– Но мы не играем в карты! Ни одна из нас! – напыщенно-важно надув щёки, нарочито серьёзно изрекла Алёна. – Слушай! – тут же, казалось, забыв про Северного, обратилась Соловецкая к дочери. – Меня же этот Лёва свозил в Лас-Вегас, там совсем не далеко… Ну, не то чтобы не далеко, достаточно далеко, конечно же, но по штатовским дорогам… Ой, эта Невада – это какой-то ад!..

Мать и дочь были так увлечены друг другом, что Всеволоду Алексеевичу, чтобы сохранить достоинство, ничего не оставалось, как сесть за руль и ехать.

– А куда мы, кстати, едем?! – первая опомнилась Алина.

– Точно не в Неваду! – недовольно проворчал Северный.

Как ему ни хотелось быть всё понимающим, взрослым, умным мужиком, но было немного обидно, что Алёна так увлечена своей дочерью, а вовсе не им. Он поймал взгляд Алёны Дмитриевны в зеркало заднего вида. И взгляд этот был колючим.

– Алина, мы едем к тебе! – тут же весело и беззаботно проворковала она, отводя взгляд.

– Мы можем поехать и к Алине, и к тебе домой, и ко мне домой. Все вместе, втроём…

– Ко мне – далековато. К тебе – неудобно. Мне же надо переодеться к вечернему мероприятию! Во что я переоденусь у тебя? А с Алиной у нас один размер. Очень удобно. У каждой из нас в итоге в два раза больше тряпок, чем могло бы быть, будь мы слишком различны в объёмах. Я тут нам с Алиной кое-что из Америки всё-таки привезла.

– У нас вечернее мероприятие? Круто! Мне Соколов уже звонил! Ещё пару дней назад!

Северный сосредоточенно рулил. Интересное дело! Семён Петрович, что, в курсе? В курсе того, что сегодня вечером Всеволод Алексеевич Северный собрался делать официальное предложение руки и сердца Алёне Дмитриевне Соловецкой? И Алина в курсе? Ну, ладно Алина – она Алёнина дочь. Но Сеня-то тут при чём? Да и Алина… В курсе она, разумеется, обязана быть, но присутствовать вовсе не обязана. Взрослая уже кобыла!

Северный даже не смотрел больше в зеркало заднего вида. Он уже слишком взрослый, чтобы на голом месте самостоятельно нарываться.

– Всеволод Алексеевич, хотите кофе? – спросила его Алина, когда он, галантно высадив дам, доставил Алёнин багаж прямо к дверям Алининой квартиры.

– У Всеволода Алексеевича много дел! И я ещё успею надоесть ему вечером! – строго сказала мать дочери.

Дверь захлопнулась у него буквально перед носом, но он ещё успел услышать:

– Мам! Ну, зачем так?!

Он уныло поплёлся к машине. Сел. Завёл. Закурил… Из подъезда вынеслась Алина.

– Стойте! Не уезжайте! Эта кобыла забыла забрать свой букет! – завопила она, подскакивая к машине и открывая заднюю дверь. – Никто же и не обещал, что будет легко, Всеволод Алексеевич! – подмигнула ему восемнадцатилетняя девчонка, всунувшись в салон. – Вам же самому будет не интересно, если будет легко. С моей мамой нелегко. Но она того стоит. Потерпите, Иван Царевич! – рассмеялась она и изящно упорхнула к подъезду. – До вечера! – помахала она ему на прощанье букетом.

И что ему оставалось делать? Воткнуть передачу, выжать сцепление и нажать на газ.

Глава восемнадцатая

Без пятнадцати семь Всеволод Алексеевич припарковался у своего любимого ресторана. Его несколько насторожило белое «Вольво», стоящее от него через три машины. Дабы развеять подозрения – мало ли в Москве белых «Вольво»! – он не поленился подойти. Ну да! Кто бы сомневался! Даже номер, заляпанный грязью, не стоило рассматривать. На заднем сиденье навеки зафиксировано carsit, по-буржуинскому выражаясь. Детское автомобильное кресло. Неужели этот идиот день рождения любимой супруги решил отпраздновать в чётком соответствии с календарным графиком?! Это ладно бы… Ах да, писал… Но почему здесь?!! Он сам, недоумок, приучил Соколова к этому кабаку. Ничего! Его, Северного, как особо важного клиента пересадят в отдельный кабинет. В кабинет к директору, если потребуется!!!

Разумеется, у порога его встретил Семён Петрович. Праздничный, что та свинья, затянутая в костюм-тройку.

– Пиджак сними, кретин! – сквозь зубы прошипел Всеволод Алексеевич.

– Сюрприз!!! – воскликнул радостный потный Сеня. – Я думал, что ты догадаешься!!!

– Я не догадался… Это тебе, именинница! Долгих лет счастливой жизни! Оставайся такой же прелестной! – Северный моментально изменил тон, потому что к ним подошла Олеся Александровна, виновница торжества. И вручил жене друга приготовленный для Алёны Дмитриевны букет.

– Боже мой, Сева!.. – чуть не прослезилась Леся. – Какие прекрасные цветы. Соколов преподнёс мне куда более скромный букет. Спасибо!

Сеня расплылся в умилительной улыбке. Леся улыбалась так, как будто ей сделали предложение руки и сердца. Всеволод Алексеевич улыбался, потому как что ему ещё оставалось делать?