Наталья Андреева - Самая коварная богиня, или Все оттенки красного Страница 44

– Как знаешь. В конце концов, что мне за дело до этого пистолета? Подумаешь, вскроется ужасная правда, – с иронией сказал Эдик. – Я в отца не стрелял. Это неоспоримый факт.

– Да? А тетя Нелли? Разве не из-за пистолета ее убили?

– А то, что ее убили, никто еще не доказал. Она была подавлена, сильно переживала, вот и приняла яд.

– А почему тогда нет предсмертной записки?

– Не все самоубийцы объясняют свое решение расстаться с жизнью. Некоторые уходят молча. Таких примеров сколько угодно, – усмехнулся Эдик.

– Какой же ты…

– Иди к шоферу, Настя, он тебя утешит.

– Эдик!

– Не доставай меня больше, поняла?! Черт возьми! Не дом, а бандитская малина! Кругом одни убийцы и шантажисты! И после этого меня называют мерзавцем! Да я просто ангел по сравнению со всеми вами! Убирайся!

Настя в слезах убежала. Эдик невольно поморщился: снова неприятности. Когда же это кончится?! Нет больше отца, и тетя Нелли не будет отныне путаться под ногами, но появились новые проблемы. А как там Маруся? Настоящая Маруся. Спит еще или уже набросилась на холст писать очередную странную картину?

Он достал телефон и набрал номер. Раздались длинные гудки. Должно быть, девчонка еще спит. А если… Он похолодел. Да там ли она еще? Нет, он положил в бокал достаточное количество снотворного. Всю ночь девчонка не ложилась, писала картину и сейчас спит как убитая, и проспит до завтрашнего утра, никак не меньше. А завтра надо ехать в Москву. Завтра надо что-то решать с этой оторвой и авантюристкой. Хватит играть в кошки-мышки, пора привезти ее сюда и отдать под присмотр Валентине…

– Кому это ты звонишь?

Эдик невольно вздрогнул. Черт! Принесла нелегкая этого дебила!

– Егор? Подсматриваешь? Подслушиваешь? А как же твои идеалы? Здорово же ты изменился, братец! Это я на тебя так влияю?

– Ты… Я не подслушиваю!

– Но подсматриваешь.

Егорушка обиженно засопел:

– Если за тобой не следить, ты всех перессоришь.

– Ах, мальчик спасает человечество! Примеряешь доспехи Робин Гуда? Ну-ну…

– Зато я все про всех знаю!

– А! Ты, выходит, давно уже этим занимаешься! Шпионишь за домашними! Ну, пойди наябедничай. Ментам. Нет, ты не Робин Гуд, ты Павлик Морозов. А чего я, собственно, хотел от дебила? – пожал плечами Эдик.

– Мама говорила, что в полиции работают одни взяточники. Они настоящих преступников все равно не сажают. Я к ним не пойду.

– А ты правды хочешь? Всех вывести на чистую воду?

– Я хочу справедливости!

– Слушай, не до тебя сейчас. У меня дела, понял? Иди, мальчик, погуляй.

– Тебе все равно не отвертеться, – засопел Егорушка. – Боженька тебя все равно накажет.

– Бога нет. Уйми свое воображение.

– Нет, есть! Вот увидишь, когда станешь нищим!

– Пошел к черту!

И Эдуард Оболенский торопливо направился к дому. Проклятый юродивый! Испортил настроение своим пророчеством! Еще сглазит, не дай бог!

Ночью…

Майя беспокойно ворочалась с боку на бок. Кажется, в доме никто сегодня не спит. В коридоре опять шаги. Кто это идет? Неужели к ней?! Она вздрогнула и с головой накрылась одеялом. Нет, слава богу, мимо.

Меж тем Олимпиада Серафимовна заглянула в комнату к домработнице:

– А где Валя?

– Что? – Ольга Сергеевна смотрела удивленно, словно не понимая, чего от нее хотят?

– Ты одна, Ольга?

– Да. Одна.

– Как кстати. Давно хотела поговорить с тобой без свидетелей.

Олимпиада Серафимовна села на свободную кровать со словами:

– Ну что, избавилась наконец от бедняжки Нелли?

– Что вы такое говорите?!

– Столько лет терпела и свела наконец счеты. Напрасно ты так, Ольга. Мертвого-то чего уж ревновать? Я живого не ревновала.

– Зачем же вы тогда приехали сюда, как только он умер? – Ольга Сергеевна до самого носа натянула одеяло, остались одни глаза, которые с ужасом смотрели на старуху, взявшую на себя роль обличительницы.

– Посмотреть. Мне отмщение, и аз воздам. Насладилась вполне, спасибо тебе. Я, милочка, терпеливая. Я его, как художника, выпестовала, родила, можно сказать. А какая-то молодая дрянь оставила меня ни с чем.

– Врете! Вы при разводе половину имущества получили!

– А ты считала? И какое оно тогда было, имущество? Квартира да старая машина, почти развалюха! Сын Георгий – вот и все мое тогдашнее имущество.

– Оттого вам и обидно. У богатого-то больше бы отсудили. Вы не Нелли Робертовна, та унижаться не стала. Что дал, то дал. А вы… Дайте отлежаться, уйдите, богом прошу! Худо мне…

– Не забывайся: ты у меня в доме! Я теперь тебя и уволить могу! Выставлю вон за все твои грехи, и прошлые, и нынешние! А нагрешила ты, Ольга… на три пожизненных срока хватит. Я теперь торжествую. Все любовницы моего мужа свое получили. Или получат, – с угрозой сказала Олимпиада Серафимовна и вновь погрозила пальцем: – Мне отмщение!

– Теперь молодая хозяйка все будет решать. Не вы. Так что не радуйтесь, вам ничего не досталось, что тогда, что сейчас.

– Ты еще пугать меня будешь!

– А вы сюда зачем пришли? Счеты свести?

– Я пришла сказать, что все о тебе знаю. Всю правду. И молчать я не буду. А новая, как ты говоришь, хозяйка – совсем еще девчонка. И мать ее безграмотная женщина. А у меня связи. Я судиться буду. И свое получу, не сомневайся! Да эта девчонка с постели-то не поднимется. Плоха совсем.

– Ха-ха! – неожиданно рассмеялась Ольга Сергеевна.

– Тебе, я гляжу, весело? – удивилась Листова.

– Вы еще не знаете, какой вас ждет сюрприз!

– Какой еще сюрприз?

– Такой. Вот уж вы порадуетесь. Нет, это я порадуюсь!

– Вон ты как заговорила… – Олимпиада Серафимовна угрожающе поднялась.

В этот момент дверь в комнату открылась.

– Ой! – испуганно попятилась Валя. – Олимпиада Серафимовна, вы здесь!

– Заходи, заходи, голубушка, – та сразу же сменила тон. – Я, собственно, к тебе. Уснуть никак не могу.

– Я вам сейчас дам таблеточку…

Олимпиада Серафимовна вздрогнула:

– Может, лучше чайку? С медом, с травками. В этом доме что-то уж очень часто стали умирать.

– Я сейчас все сделаю! Чаю так чаю! Успокоительного, с ромашкой. Очень хорошо помогает от бессонницы!

– Суетись, суетись, – неприятно усмехнулась Ольга Сергеевна. – Той чайку, этой молочка горячего в постель. А я свое отслужила.

И домработница демонстративно отвернулась к стене. Олимпиада Серафимовна, грозно тряхнув серьгами, ушла на кухню вслед за Валей.

Когда в коридоре стихли их шаги, Ольга Сергеевна поспешно поднялась, накинула халат и тенью метнулась к двери.

Майя невольно прислушивалась к звукам в коридоре. Снова шаги. И на этот раз идут к ней! Она вся сжалась. Мама, мамочка, где же ты?! Как без тебя плохо! И почему ты не звонишь?! И на звонки не отвечаешь!

– Девонька, не спишь?

– Нет, заходите.

Ольга Сергеевна первым делом подошла к окну и настежь открыла форточку:

– Душно тебе небось. Медсестра-то как будто не для тебя вызвана. Не тем занимается. Не девка – пройда. Луна-то сегодня какая! А ведь ты не Маруся, девонька. Давно хочу спросить: как звать-то тебя?

– Кто вам сказал?! Георгий Эдуардович? Эдик?

– Кто бы ни сказал. Так как твое имя?

– Майя.

– Мать-то знает, что ты вытворяешь?

– Я уйду отсюда! Как только немного поправлюсь, сразу же и уйду! Я Георгию Эдуардовичу все рассказала! Всю правду! А он велел пока молчать! А Нелли Робертовна… Она теперь тоже умерла. И что мне делать?

– Как все было-то? – ласково спросила Ольга Сергеевна. – И где настоящая Маруся?

– Не знаю. Мы ехали вместе в Москву, я в шестом вагоне, они в пятом, потом Маруся с Эдиком сорвали стоп-кран и сошли с поезда.

– С Эдиком? – удивилась Ольга Сергеевна.

– Да.

– А как же он там оказался, в поезде?

– Не знаю. Я сумочку Марусину нашла, черную, на длинном ремешке. А в ней фотография. И блокнот. Вот все и подумали…

– Где ж она, сумочка?

– В чемодане под кроватью.

Ольга Сергеевна нагнулась, пошарила рукой и вытащила из-под Майиной кровати чемодан:

– Ну-ка, ну-ка…

– Вам она зачем? – удивилась девушка.

– Глянуть хочу.

– Но это же… Это же нехорошо!

– Хорошо – нехорошо. Много ты понимаешь, девонька. Странно, ан нет ничего, никакой сумочки.

– Как так нет? Может, Нелли Робертовна взяла? Там еще были письма…

– Нет так нет. Стало быть, Маруся у него, у Эдика, – усмехнулась Ольга Сергеевна. – Вот оно как, значит. А я-то голову ломаю: чего он так суетится? Каждый, значит, в свое играет. Оно понятно – наследство-то богатое. Только Листовых тут и близко не будет.

– Вы всем расскажете, да? Про меня?

– Пока помолчу, – странно улыбнулась Ольга Сергеевна. – Знаешь, как говорят? Дорого яичко к Христову дню. Она пришла, чтобы надо мной посмеяться, а будет наоборот: я над ней посмеюсь.

– Кто – она?

– Олимпиада. Жена. Ох, как же я ненавижу всех его жен! Но ничего… Как она сказала? Мне отмщение? Ха-ха… Скоро само все решится. Ты спи. Отдыхай. Мать-то кто у тебя?