Дарья Калинина - Круиз самодовольного амура Страница 44

– Есть еще кое-кто, о ком мы пока что знаем непозволительно мало. И знаешь… Ожидай не только выстрела, удушения или удара ножом. Убийца ведь может изменить свою тактику.

– В смысле?

– Ты уж проследи не только за тем, чтобы Филипп не оставался один ни на минуту, но и сделай так, чтобы он получал еду только из твоих рук.

– Даже так? Думаешь, его и отравить могут?

– Да. В коттедже есть некто, помогающий преступнику. И у меня есть основания предполагать, что жизни Филиппа грозит серьезная опасность.

Тревога, которая прозвучала в голосе следователя, заставила взбодриться всех его друзей. Василий Петрович лично побежал к Филиппу, чтобы убедиться, что старый приятель благополучно пережил эту ночь. Филипп уже проснулся и сидел на кровати, собираясь есть завтрак, который ему принесли на подносе.

Мужчина как раз подносил ко рту намазанный маслом с красной икоркой хлеб, когда в его спальню вошел Василий Петрович. Увидев, что происходит, Василий Петрович одним махом подскочил к Филиппу и вырвал у того буквально изо рта кусок мягкой булки. От резкого движения сотни икринок полетели во все стороны, часть их осела на стенах, часть на постельном белье, но самая значительная часть икры оказалась на волосах Евлалии, которая была в комнате и тут же громко заверещала:

– Безобразие! Что вы себе позволяете?

– Прости меня, Лалюшка, – как мог ласково извинился перед красной от злости женщиной Василий Петрович. – Только я получил от полиции совершенно конкретные указания на счет твоего папы.

– Что еще за указания?

– Мне приказано глаз с твоего папочки не спускать.

– И что? Зачем надо было вырывать у него из рук еду?

– Затем, что отныне и вплоть до особых распоряжений Филипп будет получать еду и питье только от меня лично.

Евлалия расхохоталась:

– Это еще что за глупости? И слышать ни о чем таком не хочу!

И, намазав очередной кусок булки жирным слоем икры, Евлалия сунула бутерброд отцу:

– Кушай, папа!

Филипп протянул руку, но встретился взглядом с Василием Петровичем и заколебался.

– Папа!..

– Нет, Евлалия, пожалуй, я все-таки не буду.

– Папа!

Теперь в голосе Евлалии звучала нескрываемая обида.

– Ты что? Тебе надо поесть. Ты и вчера ничего не ел. Или ты считаешь, что я могу тебя отравить? Я? Твоя любимая девочка?

– Но ты ведь не знаешь, что там, в этой икре?

– А что там может быть? Икра и соль. Я только что открыла банку на кухне.

– А масло?

– Что? И в сливочное масло тоже можно добавить яд?

– Яд можно добавить практически во все, – заявил Василий Петрович. – Его можно распылить в воздухе, им можно намазать поверхность чашки или обмакнуть в него ложку, можно начинить ядом леденец, а можно и мороженое. Его можно подлить в ванну своему врагу, и тогда яд впитается через поры кожи. Его можно поджечь, и тогда враг станет дышать им и скончается в страшных муках. Одним словом, яд – это вещь универсальная, и я бы не стал с ним шутить.

И хотя от яда у них в коттедже еще никто не умирал, все больше стреляли, душили или резали, пламенная речь Василия Петровича впечатлила отца и дочь. Так что Василий Петрович без особого труда отнял у Филиппа бутерброд, подмигнул ему и Евлалии и с аппетитом откусил большой кусок, который и принялся жевать. Его ребяческая выходка помогла рассеять напряженность. Отец с дочерью сначала смотрели на Василия Петровича с недоумением, а потом не выдержали и расхохотались.

– Евлалия, унеси эту еду, – распорядился Василий Петрович, радуясь, что мир восстановлен. – Мы с Филиппом спустимся вниз и сами заварим себе кофейку.

– Лучше чаю.

– Отлично. Ты какой предпочитаешь?

– С гибискусом. Люблю кисленькое.

Евлалия подхватила поднос и направилась к выходу. По пути она обернулась и спросила:

– Так точно всю еду уносить?

Василий Петрович кивнул утвердительно, и Евлалия вышла за дверь.

Как только они остались вдвоем, Василий Петрович повернулся к Филиппу и произнес:

– Так вот, я буквально только что разговаривал по телефону с Игорем. И теперь я буду рядом с тобой всюду вплоть до возвращения Залесного.

– А когда он вернется?

Василий Петрович не имел информации на этот счет, а потому ответил уклончиво:

– Скоро.

– А что он затеял, ты мне можешь рассказать?

– Он мне не отчитался. Но мне кажется, у него есть какой-то план. Он держался очень загадочно, но я почувствовал, что настроение у него боевое.

– Он что-то нащупал?

– Мне кажется, да.

– Слава богу!

Это восклицание вырвалось у Филиппа с таким отчаянием и надеждой, что Василий Петрович даже вздрогнул.

А Филипп продолжал:

– Скорее бы это уже кончилось! Пусть самая страшная правда, пусть!.. Все, что угодно, но только не это невыносимое ожидание. Я ведь вчера смотрел на людей, которые заходили меня проведать в спальню, и все думал: кто из них? Ну, кто способен на такое зверство? Ведь сколько близких мне людей уже пострадало… Настя, Роман… Еще Евлалию ранили…

– И ты сам. На тебя ведь тоже пытались напасть.

– Да, но ты знаешь…

– Что?

– Я вот сегодня утром проснулся и подумал: а может, тот мужик и не собирался на меня нападать?

– Ну да… А нож ему тогда зачем понадобился?

– Мало ли, зачем. Ветку срезать. Лучину наколоть. У страха, как говорится, глаза велики. Испугался я, а может, он нормальный мужик был. Ну, просто выглядел так пугающе на общем фоне темного леса, ветра, глухого заброшенного места.

Но Василий Петрович был не согласен. Он так и заявил Филиппу:

– Нет, ты как хочешь, но у меня есть приказ. И как в прошлом человек военный, я привык исполнять полученные приказы. А так как у меня есть предельно четкий приказ тебя охранять, то я и буду тебя охранять! Я и Ваня.

Они спустились вниз, где Василий Петрович собственноручно приготовил для Филиппа чай, который они потом и пили с криво нарезанными бутербродами с колбасой. Хлеб Василий Петрович лично принес из столовой, никто не мог бы угадать, какие куски он возьмет. Колбасу достал из холодильника, она была еще в упаковке. А сахар вскрыл специально перед Филиппом.

Наблюдая за всеми этими манипуляциями друга, Филипп усмехнулся:

– Чувствую, у меня будет еще один очень трудный день. Ты уверен, что все эти предосторожности нужны? Вчерашний же день я как-то пережил, хотя так серьезно меня никто не оберегал.

– Лучше перебдеть, чем недобдеть.

– Чего-чего?

– Сделаем, как я сказал, и все!

– Но мне нужно заняться кое-какими приготовлениями к похоронам жены… Романа…

– С этим спешить не надо. Еще неизвестно, когда полиция отдаст их тела.

– Господи, как подумаю, что они сейчас там… одни… Милые мои! Дорогие! Господи, дай мне силы все это пережить!

– Вот, и если ты не хочешь к своим дорогим присоединиться, то слушайся меня во всем.

Судя по всему, горе от утраты близких в Филиппе было все же меньше, чем забота о личной безопасности. Потому что он сказал, что будет слушаться. И действительно, всюду следовал за Василием Петровичем, который проверял путь, в то время как Ваня прикрывал тыл. Так они и передвигались по дому – первым Василий Петрович, за ним Филипп, а замыкает Ваня.

Впрочем, к обеду рвение Василия Петровича поугасло. И он ограничился лишь тем, что во время общей трапезы, к которой присоединился и Филипп, затребовал на стол кастрюлю с супом, чтобы лично наблюдать за церемонией его подачи. И еще потребовал заменить Филиппу его тарелку и прибор. Ну, и бокал тоже… Два раза пришлось поменять, потому что первый принесенный бокал Василия Петровича также чем-то не слишком устроил.

Войдя во вкус при выполнении данного ему поручения, Василий Петрович фактически поместил Филиппа под домашний арест, не позволяя выходить на улицу и даже не разрешая тому подойти к окну. Он не позволил Филиппу ни прогуляться до озера, ни даже подремать в гамаке на свежем воздухе, отвечая на все просьбы опекаемого одной и той же фразой:

– Нет-нет, нельзя.

Так что к вечеру Филипп окончательно извелся от такой заботы, перестал бояться и вместо этого начал планировать, как бы ему избавиться от сверхзаботливой няньки. И так как откровенно бунтовать он побаивался, отлично понимая, что одному ему не выстоять против объединенных сил Василия Петровича и Вани, который уж точно будет на стороне своего хозяина, Филипп задумал нечто другое. Он задумал побег.

И свою задумку Филипп осуществил, когда они сидели в двух креслах в библиотеке. Василий Петрович, не подозревая дурного, отвернулся от Филиппа лишь на одну минуточку. Но и этого мгновения Филиппу хватило, чтобы сбежать. Он все спланировал заранее. Сначала под благовидным предлогом удалил Ваню из комнаты. А затем одурачил Василия Петровича, который отвернулся от него не сам по себе, а чтобы подать книгу Филиппу со стоящего справа от него столика.