Джон Макдональд - В плену подозрений Страница 44

— А может, и нет, Ники. Может, совсем наоборот. Может, он не так уж хорош, как вам всем кажется?

Она стукнула кулачком по моему колену.

— А ты уверен, что достаточно компетентен судить такого человека, как Стэнли Мотлинг, Геван? Да, ты управлял «Дин продактс», и, говорят, управлял совсем не плохо. Но за четыре года в мире произошло немало изменений, и некоторые из них весьма серьезны. Стэнли приходится иметь дело с такими сложными проблемами, которые тебе и не снились. Да, он действительно избавился от некоторых милых твоему сердцу людей, и тебе это не по душе. Но были ли они так хороши, как тебе казалось? А может, они просто умели хорошо тебе продаваться? Будь до конца честным, Геван, и признай, что не следует исключать и такую возможность тоже. А может, ты позволил им почувствовать себя настолько незаменимыми, что они сочли возможным игнорировать предложенные Стэнли новые методы управления? Подумай обо всем этом, Геван. Я знаю, у тебя очень сильное чувство самоуверенности, но не превращается ли оно в... в самую настоящую эгоманию, когда ты начинаешь судить о человеке только на основании слухов, сплетен и одного, всего одного посещения завода? Тебе это не кажется, как бы это сказать, несколько легкомысленным, дорогой?

Я встал, принялся задумчиво расхаживать по большой комнате. Ники удалось-таки задеть меня за живое, коснуться самого больного места. И хотя первоначально вся эта история с поддержкой Грэнби была задумана как чистый блеф, и ничего более, я все больше и больше склонялся к тому, что именно такое решение и было бы самым правильным. Да, Карч, дядя Ал и сам Грэнби не очень-то высокого мнения о способностях Мотлинга, но не вызвано ли их активное неприятие его прежде всего и в основном эмоциональным, иррациональным сопротивлением переменам? Любым переменам.

Интересно, насколько сильно четыре года абсолютного безделья притупили остроту моего суждения? Если я сам совсем недавно счел себя слишком отставшим от жизни, чтобы управлять современной компанией, то, может быть, то же самое можно сказать и о моей способности решать, кто лучше всего способен ею управлять? Ведь при Мотлинге компания приносит доходы, причем доходы вполне приличные. Чем не прекрасный и объективный показатель профессионального мастерства? Что, если я выкину его, а дела пойдут совсем не так, как ожидалось, в результате чего ни за что ни про что пострадает бог знает сколько невинных людей?

Внезапно мне в голову пришел самый простой ответ на столь болезненную проблему. Надо принять сторону Мотлинга. Конечно, я буду выглядеть дураком, но чего же иного и ожидать от пляжного повесы? Я могу легко и вроде как безрассудно проголосовать за него, тут же уехать назад во Флориду и там, безмятежно купаясь и загорая, с нетерпением ждать приезда Ники. Моей Ники.

Продолжая про себя размышлять, я сел в большое кресло. Она тоже подошла к креслу, присела на его подлокотник, положила мне руки на плечи.

— Геван, дорогой мой Геван. Не стоит так печалиться. Дело совсем не в том, чтобы доставить мне удовольствие, нет, все дело только в том, чтобы принять самое мудрое решение.

Я посмотрел ей прямо в глаза:

— Послушай, у меня никак не выходит из головы одна мысль: почему ты не хочешь просто уйти в сторону и, ни о чем не думая, получать свои дивиденды? Зачем тебе все это?

— Могла бы, конечно, если бы ситуация вдруг так не усложнилась. Я хочу гордиться тобой, Геван. Хочу, чтобы ты проявил силу воли и мудрость.

— Скажи, ты, случайно, не заключила с Мотлингом какой-нибудь сделки?

— Ну не будь таким наивным и подозрительным, Геван! Ты упрямо пытаешься найти то, чего вообще нет!

— И тем не менее у меня есть предчувствие, очень сильное предчувствие, что мне следует проголосовать против Мотлинга.

Ники резко вскочила с подлокотника и пристально посмотрела мне прямо в глаза:

— Предчувствие! Очень сильное предчувствие! Боже ты мой! Ты готов принять столь важное решение только потому, что у тебя есть предчувствие? Господи, а еще говорят о женском мышлении!

— Но я не могу игнорировать его.

— Знаешь, мы оба продолжаем упрямиться и делать глупости. Из этого тупика, Геван, есть очень простой выход. Воздержись от голосования. Тогда, что бы ни случилось, ни у тебя, ни у меня не будет повода для каких-либо сожалений.

Что ж, ее предложение было не лишено здравого смысла. Я вспомнил, как дядя Ал оценивал совокупную силу их голосов. Даже если я присоединю к ним мои, их все равно будет недостаточно, чтобы наверняка провалить Стэнли Мотлинга. Таким образом, воздержавшись от голосования, я не задену самолюбия Ники, да и своего тоже. Правильно, именно так и надо сделать. Я встал. Но тут наступил тот самый странный момент, когда последние остатки желания не сдаваться, некий врожденный дух противоречия заставил меня неожиданно даже для самого себя произнести:

— Интересно, а чего мне будет стоит голосование в пользу Грэнби?

Она остановила на мне долгий немигающий взгляд. Красивые губы сжались в узенькую щелочку.

— Меня.

Потрясенный ее словами, я тоже уставился на нее. Невероятно!

— Ты это серьезно? На самом деле?

— Я люблю тебя, Геван. Очень, очень сильно люблю. Люблю всем сердцем, душой и телом. Но даже такая любовь не стоит того, чтобы провести всю оставшуюся жизнь в аду. А я сильно подозреваю, что это и станет самым настоящим адом — жить с самодовольным, глупым человеком, который настолько упрям и предвзят, что не желает идти ни на какой, даже на самый разумный компромисс, человеком, которому тупо требуется всегда только выигрывать и выигрывать! Посмотри на меня, Геван. Посмотри хорошенько, не упуская деталей. Я знаю, чего стою, Геван. Я стою куда больше того, что готов мне предложить взамен ты. Я терпеливо ждала тебя четыре, четыре долгих года и даже почти привыкла к этому состоянию. Думаю, рано или поздно смогу привыкнуть и теперь. Если решишь, что я стою моей цены, то возвращайся и сообщи мне... до понедельника.

Слегка прищуренные глаза Ники выглядели мрачными, но спокойными. Она повернулась и вышла из комнаты. Несколько долгих минут я задумчиво стоял в наступившей тишине. Она будто швырнула свой ультиматум мне прямо в лицо. Нет, я не могу платить такого рода цену ни за нее, ни за кого-либо другого. Наконец придя в себя от ее шокирующего требования, я вышел из дома, сел в машину, завел мотор и уехал.

Неторопливо катясь по Ридж-роуд, я, хотя и без особого успеха, пытался сравнить ее упорную решимость победить любой ценой, во что бы то ни стало, с ее поведением четыре года тому назад, в первые несколько месяцев после нашей помолвки. Нет, тогда она казалась вполне уравновешенной девушкой, полностью лишенной этой навязчивой, почти маниакальной одержимости настоять на своем.

Я попробовал сопоставить факты в их логической последовательности. Итак, допустим, Кену потребовалась помощь в управлении компанией. Ники порекомендовала Мотлинга, старого приятеля или, возможно, даже бывшего объекта обожания. Мотлинг явился сюда, и между ними начался пылкий роман. Каким-то образом Кен узнал об этом, но, так как слишком сильно любил Ники, побоялся пойти в открытую, потерять ее навсегда... Здесь мое чисто теоретическое построение начало безнадежно рассыпаться. Зачем же ей тогда так настойчиво добиваться, чтобы Мотлинг остался в нашей компании? Может, их связывает что-то другое, чего я не знаю? Но что может между ними быть, если она собирается уехать из Арланда и никогда больше сюда не возвращаться?

Я неторопливо вел машину по двухполосной дороге со скоростью не более тридцати пяти миль в час — так медленно обычно ездят, когда о чем-то напряженно раздумывают. Скоро впереди показался крутой длинный спуск в долину. Внезапно сзади послышался громкий рокот другого мотора, причем совсем близко. Кто-то явно меня догонял. Бросив взгляд в зеркало заднего вида, я увидел нос здоровенного грузовика, готового буквально врезаться в хвост моей машины. Он уже не мог вывернуть влево и объехать меня, так же как и я, нажав на педаль газа, не успевал оторваться от него на достаточно безопасное расстояние. Время вдруг сжалось в микросекунды. Его не осталось даже на моментальное изучение ближайшего изгиба дороги. Я резко вывернул руль вправо: левые колеса моего автомобиля вздыбились вверх, повисели в воздухе, затем плюхнулись в широкую, но, к счастью, неглубокую придорожную канаву и увязли в грязи. Мотор заглох. Казалось, неминуемого сокрушительного удара грузовика в зад моей машины не последовало, он с диким ревом промчался мимо и быстро скрылся из виду.

В неожиданно иступившей тишине я слышал только, как капли дождя, падающие с листьев соседнего дерева, мерно разбивались о крышу моего «шевроле».

Достав слегка трясущимися руками сигарету, я закурил. Затем открыл дверцу, вылез из машины. Ноги мои были словно ватные. Этот грузовик мчался, наверное, со скоростью в восемьдесят миль, не меньше. А учитывая его размеры, он раздавил бы меня, как клопа. Похоже, водитель заснул за рулем, или в стельку пьян, или преступно небрежен... Или?