Суть вещи - Алёна Алексина Страница 44

Что значит: “В вещах нет лекарств”?!

Лиза рывком садится, но тут же, охнув, снова заваливается на бок.

Что-то не так с головой. Мир вокруг кружится, как после того раза, когда она ради эксперимента не только купила, но и выпила бутылку красного – хотела понять, каково это. Оказалось неприятно. Единственная разница состоит в том, что тогда вокруг нее кружилась собственная комната, собственный мир, а теперь – чужая кухня. И надо бы принять таблетки, но голоса утверждают, что никаких таблеток у нее нет.

Конечно, вместо того чтобы хватать эту чертову балеринку, нужно было взять таблетницу, там запас на неделю, все аккуратно разложено по часам и дням: утром совсем крошечная синяя – и молочная, с фаской и двумя рисками крест-накрест. Полагается выпить синюю, а затем взять молочную, разломить пополам и еще пополам – и принять четверть. Вторая остается на вечер, а другая половина – на следующий день. Поэтому молочных в таблетнице по одной на два дня. А вечером, вместе с молочной четвертинкой, нужно еще принять красивую и крупную, в яркой оранжевой глазури. Если сладкую глазурь рассосать, оранжевый перетечет на язык и бабушка будет смешно ругаться.

Бабушка у Лизы болит не меньше, чем голова и таблетница. Как она там? Даже позвонить нельзя. Даже позвонить нельзя. Нельзя даже позвонить…

Ничего, Лиза скоро все сделает, осуществит свой план, и тогда можно будет вернуться домой, к бабушке и таблетнице. Главное – продержаться еще немножко. И больше не биться головой. Тоже мне флешка. Так и расколоться недолго. И кто тогда прищучит Владимира Сергеевича?

“Прищучить” – очень смешное слово. Лиза плывет в зеленоватом озере навстречу оскалившейся, злобно бьющей хвостом щуке. Вот же тварь. Но Лиза не отступит. Она плывет и плывет вперед, так что зубастой твари приходится остановиться, а затем, поняв намерения Лизы, спешно развернуться и спасаться бегством в мерзких зарослях водорослей. Туда Лиза за щукой не поплывет. Щука найдет ее сама…

Лиза вздрагивает и выныривает из озера. По лицу стекает вода. Она открывает глаза. Над ней стоит чужак.

– Слава богу, очнулась наконец. – Он почему-то смеется. – А то я уж думал: стоит ли скорую вызывать – или уже сразу полицию с катафалком? Спасибо, хоть без кровищи обошлось. Я, конечно, первую помощь тебе оказал. – Он зачем-то трясет над ней пустым стаканом, разбрызгивая оставшиеся в нем капли. Уклониться от них не выходит. – Ты вообще как, Лиза?

– Лиза, да, – с трудом разлепив губы, подтверждает она на всякий случай. Слизнув каплю, попавшую на губы, она вдруг понимает, как хочется пить. – Не надо… Не надо полицию с катафалком. Скорую тоже не надо. Это Лиза. Все в порядке. Нужно еще воды.

– Даже не знаю. Судя по тому, что ты несла, не очень-то ты в порядке. Ну да ладно. Куда еще воды, и так в луже лежишь. Встать сможешь? Пол, конечно, с подогревом, но я что-то волнуюсь: вдруг тебе так понравится, что ты захочешь остаться? И потом мало ли, может, тебе удобнее будет, скажем, на диване? Хотя сразу должен предупредить: диван тут без подогрева. В нищете живем, сама видишь.

– Встать не знаю. Воды не лить. Попить.

Пока Антон наполняет стакан, Лиза пытается опереться на руку и привстать, но снова и снова оскальзывается на влажном полу. Наконец ей удается сесть.

Чужая кухня делает полный оборот вокруг нее и вдруг резко, с грохотом, останавливается, будто машинист ее головы разогнался так, что промахнулся мимо платформы.

Лиза пьет крупными, застревающими в гортани глотками. Ей кажется, что зеленое озеро мелеет, а засевшая в водорослях щука боязливо отступает в темень и муть облаков лягушачьей икры.

Через пару часов Лиза бредет вдоль дороги, уводящей ее от дома Ильи к незнакомым пока домам. Антон предлагал довезти ее до города, но Илья вышел из себя и запретил ему уходить. Антон попытался вызвать такси – как убраться из коттеджного поселка без такси? Да еще в таком состоянии! Да еще зимой! Пешком, что ли? Тебя же мотает из стороны в сторону! Опасно! Собьет кто-нибудь – и в сугроб прикопает! Давай такси, а? Но деньги тратить больше нельзя, их и так осталось совсем мало, а занимать бабушка запрещает, так что Лиза заявила, что на морозе ей полегчает, попросила нарисовать примерный маршрут, прикинула, что на дорогу понадобится не меньше трех часов, надела ботинки и куртку, приняла в подарок бутылку воды, подхватила рюкзак и не прощаясь вышла. Поморгала немного, привыкая к свету, потопталась на мелководье, еще раз отрегулировала посадку наушников – и зашагала.

Подходя к шоссе, она перебирает в голове варианты, так и иначе перекраивает схему, рассыпает и собирает ее снова, как апериодическую мозаику Пенроуза. Дротик пусть будет зеленым, думает она. Да, дротик будет травянисто-зеленым, как честная усталость, а змей – змей пусть будет оранжевым. Тревожно, но красиво. Вот дротик “К кому идти в первую очередь?”. Сюда подходит змей “И главное, что сказать этим людям?”. Если дальше достроить дротиком “Где провести следующую ночь?”, то рядом ляжет еще один – “Удастся ли найти работу?”.

Принять рискованное решение всегда гораздо проще, чем выполнить его потом. Лизе приходит в голову, что, возможно, она потому отказалась от такси – мало ли что там бабушка запрещает, – чтобы оттянуть то, что решила сделать. Чтобы дать себе время передумать. Хитрая, хитрая Лиза, думает она как-то устало, но без осуждения. Лиза перехитрила всех, теперь хочет перехитрить и себя.

Как бы там ни было, пойти пешком было глупо. Переодеваться негде, а штаны и ботинки уже покрыты серой снежной кашей, которую невозможно стряхнуть, а можно только смыть. Но где ее смоешь, если нельзя домой? Наверное, в каком-нибудь макдональдсе можно найти туалет – это если еще пустят туда в таком виде. Но и даже если пустят, все равно так нельзя. После мытья обувь следует просушить, аккуратно набив газетами, иначе кожа пойдет волнами, сморщится, треснет. Обувь нужно беречь. Тем более что заменить ее совершенно нечем.

Укрывшись за этими мыслями, Лиза перестает фиксировать происходящее вокруг. Поэтому, когда сзади сигналит машина, она рефлекторно отпрыгивает – и оказывается по щиколотку в луже.

Поравнявшись с Лизой, машина тормозит. Грязносерая дверца с хлюпаньем и скрипом всасывает тонированное стекло окна. Лиза не может заставить себя посмотреть, кто там внутри. Так и стоит в луже, не понимая, что еще можно сделать.

– Ой, простите,