Роман Канушкин - Стилет - Обратный отсчет Страница 45

Время выпить чаю.

Тот, кто произнес эту фразу, находился далеко от микрофона, эта фраза ни для кого ничего не значила, просто бомба заведена на пять часов, и, возможно, он даже не обратил внимания на то, что сказал. Возможно, эта фраза вырвалась у него ассоциативно... Переговоры проходят весьма удачно, их требования выполняются, взрыв запланирован на пять часов, и человек, как бы удовлетворенный ходом проводимой им операции, просто подводит логический итог: вы должны то-то и то-то, иначе в пять часов - бум!!!

Время выпить чаю.

Он говорил это, поднимаясь с дивана (скрип пружин?), находясь больше чем в десятке метров от микрофона, говорил, ни к кому не обращаясь, а просто пропевая это себе под нос. Старые, давно забытые дела, но теперь Дед знал, кто принес в "Команду-18" это музыкальное ругательство, эту веселую прибаутку. Все давно о ней забыли, но не автор. Три человека ходили в детстве в музыкальную школу: одного уже больше нет, вторым был Стилет, а третьим - автор песенки, разрушившей так грамотно спланированную операцию, "Время выпить чаю"... Он всего-навсего пропел себе под нос свое хорошее настроение. Нет, операцию разрушил Стилет, его сумасшедший солдатик, а у Деда просто оказался такой клад, как лейтенант Соболев, ведь все эти штуки были собраны его собственными руками. Человек говорит совершенно нейтральную фразу, которая ничего не доказывает, но Соболь вытягивает эту фразу за уши, а потом просто сравнивает голоса... Как там говорил Штирлиц: "Ай да Пушкин, ай да сукин сын... Ай да Штирлиц"? Дед улыбнулся - все же не подвел его тонкий радистский слух, и сейчас он крепко держит зайца за уши.

Но все же сегодня горький день. И для него, и для Ворона, даже если все закончится хорошо. Когда-то Дед учил их, что память - иногда единственное, что остается человеку. Память, которая смогла связать столь давние, различные и далеко отстоящие друг от друга события.

Время выпить чаю.

Он был одним из его ребят, одним из лучших, и он не усвоил урока, столь часто преподаваемого Дедом. Только, судя по всему, это не единственный урок, которого он не усвоил.

* * *

КОДА ОТКЛЮЧЕНИЯ БОМБЫ ВСЕ ЕЩЕ НЕТ.

Стилет шел к этому удивительному мальчику - то, что ему успел рассказать Чип, было действительно удивительным. Стилет уже видел его чудные радостные глаза, а сам думал о том, что ему сказал Зелимхан...

На войне есть солдаты, которые честно сражаются...

На войне есть невинные, которые погибают..

И на войне есть твари, которые на ней жиреют... На этой войне побеждают твари. Похоже на манифест? Только, наверное, если на этой войне возможен победитель, он будет именно таким. А потом Игнат остановился у кресла этого мальчика:

- Ну, здорово, приятель.

- Здравствуйте! - Парень буквально весь сиял.

Рядом с ним сидела напуганная, печальная и потрясающе красивая женщина, наверное мама, и первые ее слова, обращенные к Стилету, были:

- Вы мне можете объяснить, что происходит?

Игнат посмотрел ей в глаза - такие глаза, чуть влажные и огромные, были у его первой любви, Марины Власовой... Филя, Лютый... Как он там, Рыжий? Майор Бондаренко здорово с ним позабавился, но Рыжий - мужик крепкий и поднялся на ноги быстро. Лютый, Лютый...

Игнат улыбнулся маме мальчика:

- Контрабандный груз...

- Я не об этом. - И она указала глазами на сына. - Он сказал, что ждет вас. И еще, - она посмотрела по сторонам и перешла почти на шепот, - что до этого вас в самолете не было.

- Ну, ребенок... Ребята - они все фантазеры.

Мальчик протянул Стилету листок бумаги, на нем детской рукой были выведены два знака. Игнат вздрогнул и, склонив голову, внимательно посмотрел на мальчика:

- Откуда тебе это известно, парень?

Мальчик улыбнулся, и от того, что он сказал дальше. Игнату стало не по себе:

- Я вас нашел... Но сейчас нам надо спешить - Чудовище скоро проснется. Мы должны успеть отыскать нить.

* * *

Но нить начиналась вовсе не в самолете. Конечно, Дед ничего не знал о Чудовище, о Лабиринте и о мальчике, нашедшем человека с серо-голубыми глазами. Дед просто делал свое дело, но именно он начал сматывать нить в клубок.

Птица с черными крыльями и женским лицом

(Продолжение)

Генерал Анатолий Иванович Панкратов стоял у окна своего громадного, выдержанного в духе прошедших героических эпох кабинета и с минуты на минуту ждал Деда. Он неспешно набивал трубку вишневого дерева янтарным голландским табаком, пахнущим черносливом, и время от времени взгляд его падал на экран большого телевизора "Сони-тринитрон". Он собрал свою команду - "ретивую молодежь", несколько наиболее приближенных к нему человек, и попросил еще раз прокрутить видеозапись десантирования Зелимхана Бажаева и капитана Воронова на борт пассажирского самолета и идущее следом заявление Бажаева, в котором тот утверждал, что по собственной воле находится на борту заминированного аэробуса "Ил-86" и, каковы бы ни были истинные цели людей, предпринявших эту акцию, он просит ее прекратить. Вот так вот...

Это было великолепно - Панкратов даже внутренне поаплодировал Деду, это было как взрыв бомбы. В принципе от Деда и от остатков его сумасшедшей "Команды-18" можно было ожидать чего угодно, но такого хода никто, конечно же, просчитать не мог. Подобное могло прийти в голову только безумцам.

Дед, Паша, старый боевой товарищ... Что теперь со всем этим делать?

Генерал Панкратов закончил набивать трубку, извлек из кармана дорогую бензиновую зажигалку "Зиппо", подаренную Виктором (эх, Виктор, Виктор, куда же ты раньше-то смотрел?!) к недавнему празднику Советской Армии (как бы теперь эти комедианты ни прозвали День 23 февраля, для генерала Панкратова он навсегда останется Днем Советской Армии и Военно-Морского Флота), склонил ее специальным круглым отверстием в шторках фитиля к трубке и прикурил. Густой ароматный дым..

Анатолий Иванович Панкратов был крупным и все еще очень крепким мужчиной. Конечно, он не выглядел таким подтянутым, как Дед, и не имел таких синих мальчишеских глаз, но все нормативы по физической подготовке он перевыполнял и до сих пор не пользовался лифтом, предпочитая пробежку по лестнице. "Ретивая молодежь" знала о причудах Седого, как за глаза и не без доли уважения прозвали генерала Панкратова, но крайне редко эти причуды являлись поводом для острословия. Его командный голос был низким, с оттенком хрипотцы, говорил он мало и веско и разоткровенничаться мог лишь с узким кругом старых боевых товарищей, таких, как Дед. И в общем-то поступал правильно, потому что в минуты откровения он говорил настолько банальные вещи, что его грозный ореол человека, не умеющего ошибаться, мог померкнуть. А ошибался он действительно крайне редко, и для этого не надо было говорить - всю свою жизнь генерал Панкратов, презиравший болтунов, был человеком действия.

Да, разоткровенничаться он мог лишь с Дедом да еще с парой-тройкой старых боевых товарищей. И с Дедом ему было интереснее всего, видимо, потому, что они имели несколько разные взгляды на некоторые вещи. Лишь на некоторые вещи, а во всем остальном они оставались не разлей вода. И понял это Анатолий Иванович почти пятнадцать лет назад в одной далекой стране, когда их колонна остановилась в горном кишлаке всего лишь на несколько минут, чтобы справиться насчет воды, и местные улыбались и кивали головами, и никто, никто из них даже не намекнул, что в кишлаке были "духи", лишь Дед обратил внимание, что сгущается какая-то странная тревожная тишина. А местные все улыбались и кивали головами, вспоминали известные им русские слова и снова улыбались, а из соломы уже извлекались противотанковые гранатометы - это уже потом перестали входить в кишлаки, а в тот день среди узких пространств налепленных друг на друга домишек "духи" сожгли почти всю колонну. Кишлак был очень большим, и наши еще пробовали уйти, но те били с крыш, из подворотен, и Васька Давиденко, полковой певун, самый безобидный и светлый человек на свете, даже не успел понять, что произошло, когда стоящий напротив и улыбающийся пожилой седобородый человек вспорол ему живот ножом это стало сигналом. И это был ад, они стреляли практически в упор и сожгли всю колонну - уцелело только восемь человек. Да, в том кишлаке были женщины и дети и, возможно, мирные жители, но никто из них не предупредил о "духах", и никого из ребят уже не вернешь. Тогда они с Дедом, чудом уцелевшие, решили отомстить за погибших товарищей, и Дед предлагал вернуться в кишлак и разобраться с "духами", и в особенности с этим седым подонком. Дед прямо на нем зациклился, но Толя Панкратов принял иное решение. Через несколько часов весь кишлак был накрыт ударом батареи залпового огня. Кишлак перестал существовать, и тогда - это было еще в самом начале - даже последовала нота официального правительства. И странный разговор состоялся с Дедом: он утверждал, что так не делается, что надо было вернуться и разобраться с "духами", а вот теперь, возможно, они оттуда ушли и пострадали лишь невиновные.