Нина Васина - Глинтвейн для Снежной королевы Страница 45

Самойлов от таких его слов застыл лицом, а Лера прикусила губу и закатила глаза.

– Значит, вы все-таки заинтересовались? Отлично, коллега, – наскоро всучив Самойлову рукопожатие, Колпаков стремительно удалился.

Пока Самойлова осматривал врач, Гоша пристыженно молчал, а Лера вела беседу на медицинские темы. Она же настоятельно рекомендовала Прохору Аверьяновичу пару дней полежать в больнице.

На носилки Самойлов согласился лечь, когда ступеньки лестницы под ним вдруг стали множиться и ускользать. Уже на улице, лежа, он поманил к себе Гошу.

– Будь осторожен с нею, не оставайся наедине! Ни в коем случае не оставайся с Лерой наедине! – прошептал он. Дождался, когда Гоша вскинет ресницы и сменит выражение лица с растерянно-виноватого – сболтнул лишнее! – на удивленное, и только тогда расслабленно откинулся на носилках.

Подручная Колпакова опечатывала дом. Над лестницей покачивался фонарик в вычурном обрамлении, выхватывая из темноты и согревая желтым светом кусочки вечера. С некоторых яблонь в саду опали не все листья. Те, которые не поверили в притяжение земли, заиндевели и похрустывали под ветром на ветках. Самойлов задержал дыхание. Этот звук напомнил ему хруст высохшего накрахмаленного белья из детства – оно снималось с веревок застывшими пластами, и неестественность существования мягкой вещи в таком виде пугала потом ужасными снами, в которых какой-то человек на ходулях резал накрахмаленное небо пластами и уносил с собой, оставляя вырезанные прямоугольники тьмы. И не было тогда и потом, во взрослой жизни, сна страшней, пока Гоша Капелюх не придумал аквариум для девочки-рыбки.

Любовь

Оказавшись в квартире Самойлова, Гоша и Лера долго таскали свое одиночество по коридору, потом топтались в кухне, не решаясь по-домашнему усесться за чаепитие, потом вдруг затаились в темной гостиной на разных диванах.

Глядя на девочку сквозь сумрак, едва подсвеченный далеким коридорным светильником, Гоша неожиданно для себя прошептал:

– Я тебя люблю…

Ничего не изменилось в комнате. Лера сидела, не двигаясь.

– Я тебя люблю, – повторил Гоша погромче.

– А я тебя не люблю, – ответила Лера. – Что дальше?

Гоша глубоко и надолго задумался. Слова девочки не огорчили его, скорее дали импульс для поиска выхода из создавшейся ситуации.

– Ничего страшного, – заметил он через несколько минут, – моей любви на двоих хватит.

– Я таких абстракций не понимаю, – отозвалась Лера. – На двоих, на троих… Коммунизм какой-то получается.

– Прекрати меня унижать, – попросил Гоша. – Только и делаешь, что выставляешь дураком. У тебя есть парень?

– Точно, – кивнула Лера. – У меня есть любимый парень. На двоих мое чувство не поделить, так что…

Почувствовав, как сердце проваливается в пустоту, Гоша спросил:

– Кто он?

– Какая разница!

– Ладно, не хочешь говорить – не говори, – Гоша стиснул пальцы, они хрустнули, как показалось – оглушительно в большой полутемной комнате. – Ты когда-нибудь представляла мужчину своей мечты? Такого, о котором ты мечтаешь? – он задержал выдох, чтобы не пропустить ни звука.

– В одиннадцать лет, – тихо ответила Лера, – я думала, что мужчина моей мечты – Дед Мороз.

– Не выдумывай, – заметил Гоша, переведя дух. – Как может этот старикан с бородой быть мужчиной чьей-то мечты?

– Я не умею выдумывать, – скучным голосом заметила Лера.

Гоша встал, зажег в гостиной верхний свет, стал посреди комнаты и потребовал:

– Опиши в двух словах, какой я.

– Зачем? – удивилась Лера.

– Так мне будет легче понять тебя и себя.

– Слушай, – скривилась Лера, – твои особенности ухаживания удивляют! Но если так будет легче… Ты высокий стильный брюнет с мужественным лицом, вот разве что губы… – она задумалась, – губы слишком нежные по рисунку для такого подбородка. У тебя сильные руки, неплохой одеколон, хотя я не рекомендую смешивать запах пота с хвойными экстрактами и мятой. Что еще?… Ты честен в своей глупости и кажешься глупым, когда откровенничаешь. Наверное, ты тщеславен, это можно отметить по обуви и по марке часов. Наверное, ты добрый, потому что испугался сегодня за Старика. Что это ты делаешь?

– Становлюсь перед тобой на колени, – Гоша опустился на колени и прошел так несколько шагов до дивана.

– Зачем это? – весело спросила Лера.

– Хочу тебя поцеловать.

– Вот еще!

– Тебя давно целовали в губы? – Гоша положил руки на диван с разных сторон девочки и посмотрел на ее рот.

Лера задумалась. Она думала и думала, морща лоб, и Гоша почувствовал вдруг нелепость своей позы, груз потных ладоней на коже дивана и неприятные ощущения в коленных чашечках.

Кивнув наконец, девочка несколько удивленно ответила:

– Меня никто никогда не целовал в губы.

– Вот видишь, – растерялся Гоша. – Я… Я тебя поцелую очень бережно и ласково. Если понравится, попробуем еще.

– Ты меня соблазняешь? – уточнила Лера. – Тогда имей в виду – я несовершеннолетняя.

– Да, да… – прошептал Гоша, осторожно обхватив ее за спину и притягивая к себе. Колени сидящей девочки уперлись ему в грудь, стало неудобно, и Гоша мягким движением раздвинул их.

Несколько секунд тишины, потом Лера, тронув свои губы пальцем, просто сказала:

– Спасибо.

Это слово отрезвило, как горсть льда за шиворот. Гоша растерянно встал, прошелся по комнате. Сердце колотилось как бешеное, ладони вспотели, ноги подгибались, но сильнее всего в этот момент было чувство злости на безвыходность ситуации.

– А если я тебя сейчас раздену и овладею тобой вот тут, на этом диване?! – закричал он, тыча указательным пальцем в Леру.

– Но ведь я не хочу, – спокойно заметила Лера.

– А как ты можешь хотеть того, чего не пробовала?! – закричал Гоша уже в исступлении, резким движением скинул пиджак, оттянул галстук.

– Действительно… – задумалась Лера.

Ее спокойствие и вдумчивое осмысление ситуации без малейшего намека на удивление или страх взбесили его еще больше. Он подошел совсем близко и навис над сидящей девочкой:

– Ты ведь издеваешься, да? Издеваешься? Ты с первой нашей встречи унижаешь меня, ты!..

– Я тебя не унижаю, – посмотрела Лера снизу честными спокойными глазами. – Просто ты сам такой… – она задумалась, отведя на мгновение зрачки вправо, потом тихо закончила: – Дурак.

И Гоша Капелюх, дрожа и сглатывая наплывшую вдруг слюну, начал расстегивать брюки.

– Значит, мы такие особенные, да? Не понимаем любовь! Понимаем только физические действия! – Он остервенело дергал застрявшую «собачку» молнии. – Будет тебе сейчас физическое доказательство моих чувств. Надеюсь, ты это оценишь! Надеюсь, это тебя впечатлит!

Лера, наблюдающая за его пальцами перед своим лицом, заметила:

– Молнию заело.

Тяжело дыша, Гоша застыл, посмотрел в ее глаза и утонул в спокойном их холоде.

– Я тебя очень хочу. У меня так не было ни с одной женщиной. Видишь? – он провел ладонью по рту и показал ей: – У меня слюна течет, как у бешеного пса.

– Не дергай так, сломаешь, – сказала Лера, отводя его другую руку от ширинки.

– Будешь моей женой? – почти теряя сознание, спросил Гоша.

– Я не умею быть женой, зачем тебе это нужно? – начала злиться Лера. – Мне не нравилось, как мама была женой, в этом нет ничего интересного – одно терпение и, если повезет – затяжная страсть. У меня еще не случалось страсти со слюной, и терпением я никогда не отличалась! Не трогай меня, я не хочу! Зачем тебе ножницы?…

Поделки

Казалось, что с каждой проведенной здесь минутой жизнь утекает в белый потолок. Металлические спинки кроватей очень удобны, чтобы хвататься за них и напрягать тело, совсем размякшее после укола, – странное и довольно бессмысленное занятие для лежачего больного. В половине двенадцатого ночи Прохор Аверьянович не выдержал и, крадучись, выбрался из палаты в коридор, потом – к лестничной клетке. На оставленном Гошей сотовом он набрал рабочий телефон Колпакова. Тот взял трубку после первого гудка.

– Допросили? Что-нибудь прояснилось? – спросил Самойлов.

– По допросу – ничего нового, твердит, что она – Инна Ялина, сестру старшенькую не убивала, вас не трогала – сами свалились на лестнице. Письма вам не писала, от апельсинов – аллергия. Шрама на руке нет. А вот по документам, изъятым в ходе обыска, кое-что проклюнулось.

– Я к вам подъеду на такси через полчасика? – попросил Самойлов.

– А вы разве не в больнице?

– Уже нет, – уверил его Прохор Аверьянович и бросился в палату за большим пакетом, который он предусмотрительно выпросил у санитарки, чтобы забрать свою верхнюю одежду с собой.

В отделении у Колпакова Самойлов первым делом попросил выполнить его просьбу. Колпаков согласился и ближайшие полчаса звонил по разным номерам. После этого развел руками. Неопознанных и опознанных трупов с огнестрелом в грудь в ближайшие два дня никуда не поступало, заявления на исчезновение известного адвоката – тоже.