Валерия Вербинина - Ангелов в Голливуде не бывает Страница 46

36

Не прошло и недели, как меня перебросили на съемку комедии, название которой меняли несколько раз, пока не остановились просто на «Салли», по имени главной героини. Ее играла популярная актриса Диана Холланд, а мне выпала роль расчетливой девицы, которая пытается увести у нее мужа. Если бы он попался мне в жизни, я бы и внимания на него не обратила, не говоря уже о том, чтобы уводить его. У актера были рыбьи глаза и кислая физиономия человека, который мается геморроем так давно, что уже привык обсуждать его с первым встречным; кроме того, ему было уже за тридцать, а из-за грима он выглядел еще старше. Куда больше симпатии я испытывала к молодому актеру, который играл моего отвергнутого поклонника, но он был женат, а брак я уважаю. Режиссер попался вполне сносный, без огонька, но постановка его и не требовала. В обычных условиях мы бы сняли фильм за три недели, но у Дианы начались нелады в личной жизни, и тут я увидела, что такое работа с неуравновешенной актрисой. Она пила, закатывала скандалы и срывала съемки. Она осыпала оскорблениями режиссера, актеров, включая меня, и даже продюсера, который курировал постановку. Я до сих пор не знаю, как нам удалось завершить фильм; иногда мне казалось, что кто-нибудь не выдержит и на съемочной площадке произойдет убийство. Вскоре после окончания съемок я ехала на студию, и, когда я остановилась у шлагбаума, какой-то подросток сунул мне газету и спросил автограф. Я расписалась и отдала ему газету. Он взглянул на подпись, разочарованно нахмурился – и через мгновение бросил газету в урну.

– В чем дело? – спросила я.

– Я думал, вы Джин Харлоу, – ответил он, пожимая плечами.

– Она здесь не работает, – сухо сказала я и проехала на студию, но мое самолюбие после этого ныло несколько дней.

Третий фильм, в котором я должна была сниматься, оказался гангстерской драмой под названием «Наш враг», и, прочитав сценарий, я разозлилась. У моего персонажа – подружки гангстера, которая не знает, что он гангстер, – было всего четыре сцены, и вдобавок в последней ее убивали. Героиня, которую мне предстояло играть, была выписана как законченная идиотка, потому что только идиотка не заметит, что ее дружок подался в бутлегеры. Получалось, что Айрис была совершенно права: студия взяла меня под давлением миссис Блэйд, но совершенно не знала, что со мной делать, и просто-напросто затыкала мной дыры. Кого в следующий раз мне придется играть? Персонажа с парой сцен, на которого никто из публики не обратит внимания? Или вечное актерское пугало – «Кушать подано»?

Чтобы отвлечься, я включила радио, но в тот вечер оно только раздражало меня, и я выключила его. Телефон молчал. Если бы позвонил кто-нибудь из друзей, я бы могла излить ему душу. Но у меня не было друзей, если не считать миссис Блэйд. Я старалась ровно обращаться со всеми, с кем работала на студии, но я не завела там ни одного друга. Попадались женщины, с которыми приятно было поболтать, попадались мужчины, которые были не прочь со мной переспать, но с первыми я за пределами студии не общалась, а вторых игнорировала, потому что мои предыдущие романы обошлись мне слишком дорого.

Я позвонила миссис Блэйд, но ее высокий кудахтающий голос по телефону оказал на меня странное воздействие. Я не успокоилась, а только еще больше разгорячилась. Ей не было дела, что роли мне достаются все хуже и хуже – ее пугала сама тема гангстеризма, и она наговорила столько чепухи, что я уж была не рада, что ее потревожила. Кроме того, ей не давали покоя собственные заботы. Она переживала, что ее новый роман «идет не так, как надо». Если бы тогда я лучше знала писателей, я бы поняла, что «не так, как надо» означает просто-напросто то, что она исписалась и скудному запасу тем, которые ее волновали, пришел конец. Но мне было мучительно неловко и хотелось как можно скорее закончить ненужный разговор.

– Я брала у вас в долг двести долларов, миссис Блэйд, – сказала я. – Сто семьдесят я уже вернула. Я пришлю вам чек на оставшиеся тридцать, как только смогу.

Повесив трубку, я покосилась на радиоприемник и подумала, что в своем деревянном футляре он похож на стоячий гроб. Когда нам плохо, все наши мысли обретают негативную окраску. Пройдясь по гостиной, я вспомнила совет матери – найти толкателя, который поможет мне с карьерой, но я ни разу не встречала режиссера, который поднялся выше ремесленника, а продюсеры в массе были старые, малопривлекательные, циничные и, что хуже всего, безнадежно женатые. Глава студии Шенберг не имел дел с актрисами, а пользовался исключительно услугами профессиональных проституток. От дальнейших размышлений меня отвлек телефонный звонок.

Я подняла трубку и узнала, что завтра меня вызывают на студию для костюмных проб. Пообещав приехать, я повесила трубку, но тут телефон зазвонил снова.

– Что-нибудь еще? – спросила я.

Последовала пауза, и мужской голос спросил:

– Это Лора Лайт?

– Может быть, – ответила я. – А вы кто?

– Человек, который может научить вас играть в теннис.

– Да ну? И зачем мне это?

– Вы разве меня не помните? – встревожился голос. – Я Джонни. Джонни Шенберг.

Очаровательно. Ты бы еще через полгода позвонил, чтобы я окончательно все забыла.

– Извините, Джонни, я вас не узнала, – сказала я.

– А я вас сразу узнал, по голосу. Он у вас как жемчуг, который сыпется в хрустальный бокал.

По одной этой фразе уже можно было все понять, но я была так взвинчена, что даже не обратила на нее внимания.

– Вы свободны завтра? – продолжал Джонни.

– Боюсь, что нет. У меня примерка костюмов для фильма.

– «Наш враг»?

– Ага.

– Я видел «Леди не плачут» в готовом виде, – сообщил Джонни. – По-моему, очень хорошо.

– Я увижу только на премьере, на следующей неделе.

– Я сказал отцу, что вы хорошо играете и что вы заслужили главную роль. Он ответил, что все зависит от того, как публика примет фильм. – Пауза. – Я буду завтра на студии. Ничего, если я загляну к вам?

– Конечно, заходите, – сказала я. – До завтра, Джонни.

– До завтра, Лора.

Для четырех сцен мне сделали всего два костюма, так что примерка закончилась сравнительно быстро, и Джонни предложил куда-нибудь поехать.

– Я не пью, – сказала я. – Если хотите, можем посидеть где-нибудь в ресторане, но лучше там, где нас не потревожат.

Через час мы сидели в зале, где висели люстры со сверкающими подвесками и оркестр на эстраде наигрывал мурлычущую мелодию. Я скользила глазами по строкам меню. Soupe cressonière, consommé renaissance, madrilène en gelée, poulet sauté aux champignons, caviar malossol, turbotin smitane…[26]

– Это очень хороший французский ресторан, – сказал Джонни.

– Я вижу, – ответила я и, не удержавшись, добавила: – По ценам. – Каждое блюдо стоило как минимум два доллара. Это сейчас два доллара не представляются значительной суммой, а тогда можно было дешево пообедать меньше чем за доллар, а туфли купить за три.

Стоит отдать ресторану должное, нас чудесно накормили, и даже указанная в меню икра оказалась весьма неплоха. С мыслью, что вечер удался, я вышла на улицу в сопровождении своего спутника. Служители подогнали мою машину и автомобиль Джонни, и тут к нам подошли двое нищих. Я полезла в сумочку, но у меня не было с собой мелочи, и я дала каждому по полдоллара, которые бедолаги приняли с изумлением и благодарностью. Когда нищие удалились, Джонни посмотрел на меня с удивлением.

– Зачем вы дали им столько? – спросил он. – Хватило бы и никеля[27].

Его фраза убила вечер, как человека убивает пущенная в сердце пуля. Только что в дорогом ресторане мы вдвоем съели и выпили на сумму больше двадцати долларов, и теперь мой спутник попрекал меня за какой-то паршивый доллар! У меня возникло прескверное ощущение, что еще один Том Портер навязался на мою голову – замечание было вполне в его духе.

– Это мои деньги, – холодно сказала я. – И я буду делать с ними что захочу.

Джонни, конечно, понял, что допустил ошибку, но не осознал ее масштабов. По-американски сделав вид, что ничего особенного не произошло, он попытался перевести разговор на другую тему. Если бы он извинился и признал свою неправоту, я бы через минуту все забыла, а так я чувствовала типично русское желание – если уж разругаться, то разругаться вдрызг, потому что его поведение меня взбесило.

– Знаете что, – сказала я, оборвав своего собеседника на полуслове, – нам лучше не встречаться. Вы такой же, как все в Голливуде. Такой же, как все! Вы думаете, что, если у вас есть деньги, вы какой-то особенный. Но вы их даже не заработали! Вам просто повезло быть сыном своего отца!

Джонни опешил. Пока он искал слова – а, как и всем застенчивым людям, они ему давались с трудом, – я уже села в свою машину и уехала.

Вернувшись домой, я приняла душ, прочитала две страницы словаря и задумалась о том, какие последствия будет иметь моя выходка. Ясно, что со студии меня вышибут и контракт расторгнут, как только Джонни нажалуется папеньке на мое неподобающее поведение. Значит, я не буду играть подружку гангстера в проходном фильме, который надеялся оседлать успех «Врага общества»[28]. Минус роль, от которой меня воротило, и я наконец-то смогу нормально выспаться. На следующей неделе выходит мой фильм. Почему бы не попробовать устроиться на другую студию, если он будет иметь успех? В крайнем случае отрежу ногти (я со вздохом поглядела на свой маникюр по тогдашней моде: красные ногти, белые кончики и лунки) и опять засяду за машинку.