Рут Ренделл - Призрак для Евы Страница 46

Фиона рассказала все, что могла, но в ее знаниях имелись гигантские пробелы. Брак Джеффа, сказала она, был для нее закрытой книгой. Она не знает, где Джефф жил вместе с семьей, бывала ли его жена на Харвист-роуд и сколько лет детям. Лучше бы ее оставили в покое, думала Фиона, чтобы она могла спокойно оплакивать утрату в одиночестве — или вместе с Мишель.

— А что касается его бывшей жены, я не знаю ее адреса.

— Ничего страшного, мисс Харрингтон, нам известен ее адрес. Мы об этом позаботимся.

При фразе «бывшая жена» на лице полицейского словно мелькнула тень. Или ей просто показалось? Возможно. Фиона не была уверена. Она никак не могла выбросить из головы слова полицейского о том, что Джефф не заказывал отель для свадьбы — ни на тот день, который они назначили, ни на другой. Зачем было ей лгать? Может, он не собирался на ней жениться? Фиона попыталась поговорить об этом с Мишель, но соседка, обычно такая ласковая и участливая, становилась недоступной и непроницаемой, когда считала, что ее пытаются убедить в отсутствии недостатков у Джеффа. Фиона хотела услышать оправдания, а не советы, хотя и очень осторожные, что ей следует смотреть в будущее, а не думать все время о человеке, который… Мишель не позволила себе даже намека, но Фиона понимала, что она имеет в виду: «охотился за ее деньгами».

— Вы рассказали нам о семье и друзьях, насколько могли. А как насчет врагов? У Джеффа были враги?

Фионе не нравилось, что к ней обращаются «мисс Харрингтон», а его называют Джеффом, словно он какой-то злодей, не достойный иметь фамилию. Интересно, что эти полицейские скажут друг другу обо мне, когда выйдут отсюда, подумала она.

— Не знаю, — устало ответила Фиона. — А у обычных людей бывают враги?

— Например, те, кто испытывает к ним неприязнь.

— Но это совсем другое. Я хочу сказать, что мои соседи, Джарви, не любили Джеффа. Миссис Джарви сама признавалась. Они оба не любили.

— Почему, мисс Харрингтон?

— Джефф был… Вы должны понять, что он обладал огромным жизнелюбием. Его переполняла жизненная сила и энергия… — Фиона не удержалась и всхлипнула.

— Не нужно расстраиваться, мисс Харрингтон.

Как можно не расстраиваться, когда тебя вынуждают рассказывать о том, что тебе хотелось бы считать сугубо личным. Фиона осторожно вытерла глаза.

— Я имела в виду, что Джефф иногда говорил вещи… ну, которые выглядели немного жестоко, хотя он не хотел никого обидеть, просто не мог сдержаться.

— Какие вещи?

— Он подшучивал над Мишель — миссис Джарви. Насчет ее веса. Сравнивал ее и мужа с Тонким и Толстым — что-то вроде того. Ей это не нравилось, а Мэтью его просто ненавидел. Будь ее воля, Мишель бы не имела никаких дел с Джеффом. — Фиона вдруг осознала смысл своих слов и попыталась исправить произведенное впечатление. — Не поймите так, что они что-то делали — они даже ничего не говорили. Мишель была сущим ангелом по отношению ко мне. Просто Джарви не понимали Джеффа. — Она заставила себя стать на точку зрения Мишель, впервые за все время. Снова вспомнилась ложь насчет заказа отеля. — Думаю, дело в том, что Мишель не хотела, чтобы я выходила замуж за Джеффа, считала его недостойным меня. И… понимаете, Мишель относится ко мне как к дочери — она сама мне признавалась. Ей очень хочется, чтобы я была счастлива.

— Большое спасибо, мисс Харрингтон, — поблагодарил инспектор. — Думаю, мы уже не будем вас беспокоить. Следствию вы больше не понадобитесь. Обязательно позвоните нам, если вспомните что-нибудь важное.

— Бедняжка переживает жестокое разочарование, — сказал он сержанту, садясь в машину.

— Хочешь, чтобы я продолжил поиски этого свидетельства о разводе?

— Знаешь, Малькольм, некоторые вещи ты можешь искать сколько угодно, но никогда не найдешь. Потому что их просто не существует, понятно?

— Значит, предъявим ей обвинение в двоебрачии?

— Пусть этим занимается прокуратура. У нас и без того дел хватает.

— Сегодня я собираюсь в свой избирательный округ, — сказал Джимс. — Поедем после четырех, чтобы ты сначала могла забрать Евгению из школы.

Зилла бросила на него раздраженный взгляд.

— Не утруждай себя. Я не еду. — Это невозможно. В пятницу в одиннадцать утра она встречается с Марком Фрайером в кафе «Старбакс». — С чего ты взял, что я собралась с тобой?

Джимс забыл о своем сне, где он видел себя в роли премьер-министра, а Зиллу — первой леди.

— Я расскажу, что заставило меня так думать, дорогая. Мы заключили сделку, помнишь? До сих пор ты получала от этого брака все, а я — ни хера. Ты моя жена, или, по крайней мере, украшение, которое я выбрал, чтобы произвести впечатление на избирателей, и если я решил, что ты сопровождаешь меня в Дорсет, ты должна подчиниться. Если ты не читаешь газет и не смотришь по телевизору ничего, кроме мыльных опер, объясняю: на следующей неделе в Северном Уэссексе довыборы, и я намерен быть там в субботу, чтобы поддержать нашего кандидата. С тобой. Одетой в лучшее платье, милой, элегантной и преданной мужу. С детьми, причем предпочтительно, чтобы этот маленький бесенок не орал во все горло.

— Ты ублюдок.

— Конечно, дети твои, а не мои, но лучше не употреблять в их присутствии такие выражения.

— А кто тогда сказал «ни хера»?

Джордан вынул изо рта новую пустышку и бросил на пол.

— Ни хера, — задумчиво произнес он. Похоже, это успокаивало его лучше любой пустышки. — Ты ублюдок.

— В любом случае я не поеду. Нечего мне делать в Дорсете. Я посмотрела все, что хотела, когда жила там. Возьми Леонардо. Готова поспорить, ты собирался.

— Надеюсь, мне известно, что такое благоразумие. В отличие от тебя, Зилла. Кстати, ты не забыла поинтересоваться здоровьем отца?

Следующим утром никто из них не видел статьи Натали Рекмен — Джимс проснулся поздно и торопился, чтобы успеть на встречу с избирателями в Тонборо, а Зилла отвезла детей и отправилась прямиком в «Арми энд нейви сторз»[44], чтобы сделать массаж лица и макияж. В начале двенадцатого — воплощение красоты, как выразился Марк Фрайер, что совсем не выглядело насмешкой, — она уже пила с ним капучино на Хорсферри-роуд. Марк рассказал ей о неудачной женитьбе, недавнем разводе — это слово очень много значило для Зиллы — и не поверил, что ей нужно забирать Джордана.

— Позволь мне пойти с тобой.

Потом Зилла никак не могла понять, почему она, выйдя из машины с Джорданом и Марком, не поднялась в квартиру на лифте, а обогнула дом и пошла к парадному подъезду. Может, потому, что у здания был красивый фасад и грязный, кошмарный подвал? Наверное. Но так уж получилось. Они прошли вдоль набережной и свернули за угол, на Грейт-Колледж-стрит.

Толпа, собравшаяся у жилого комплекса «Сады аббатства», состояла в основном из фотографов и молодых женщин с блокнотами. Заметив Зиллу, они все, как один, повернулись и окружили ее — резкие голоса бомбардировали ее вопросами, камеры ослепляли вспышками. Она попыталась закрыть лицо ладонями, а затем хотела воспользоваться курткой Марка, которую тот перекинул через плечо.

Он выхватил куртку, пробормотал скороговоркой:

— Тут мне нечего делать. Пока.

И исчез. Джордан заплакал.

Глава 20

У Лафа был выходной. В одиннадцать утра Уилсоны сидели перед домом у стеклянных дверей во двор, пили кофе, читали «Мейл» и «Экспресс». Соновия поддерживала в своем саду, как она сама выражалась, «буйство цвета», в отличие от соседского, аккуратного и стерильного, без единого цветка. В кадках расцветали ядовито-розовые азалии, алая и пастельно-розовая герань, а ползучие растения цвета костюмов Оксфорда и Кембриджа на лодочной регате[45] тянулись с подвесных корзинок и краев каменных водостоков. Ярко-желтый вьюнок, названия которого никто не знал, пламенел на дальнем конце забора.

Лаф отложил газету и одобрительно заметил, что на сад приятно смотреть.

— Эти синие штуковины здорово смотрятся. Кажется, раньше их не было.

— Лобелия, — пояснила Соновия. — Отлично контрастирует с красным. Я заказала их по почте, но, должна тебе признаться, не думала, что они так распустятся. Ты читал, что женщина, которая была замужем за убитым в «Одеоне», вышла за другого, не разведясь? Как там написано, она считала, что разведена. Не понимаю, как такое могло быть, а ты?

— Трудно сказать. Люди способны на многое, уж я-то знаю. Может, он показал ей фальшивые бумаги.

Лаф не собирался рассказывать Соновии, что эта информация об «убийце из кинотеатра» еще не достигла полицейского участка в Ноттинг-Хилл. Другое дело — нож. Лаф знал о нем все: его нашли в мусорном баке, и кто-то из коллег сказал, что нож выглядит так, словно его прокипятили, и лаборатория не может определить, был ли он орудием убийства. Кому придет в голову кипятить нож? Услышав эти слова, Лаф подумал о Минти. Но мысль о том, что малышка Минти могла причинить кому-то вред, вызвала у него смех.