Андрей Троицкий - Любовь, похожая на смерть Страница 46

Глава 18

Все утро Леонид Солод провел в своем загородном доме. Чуть свет он получил добрые новости из Элисты. И теперь заканчивал завтрак в компании старого знакомого Сергея Сергеевича Свистунова по прозвищу Свист, гостившего тут второй день.

Хозяин и гость, коротая время, ждали новую порцию хороших известий. С кофе выпили пару рюмок коньяка. Добавили еще по рюмке и обменялись мнениями о телевизионных передачах, ловле рыбы в прохладную погоду и одной общей знакомой, ресторанной певице. Сошлись на том, что телевидение потакает самым низменным потребностям зрителей, в холодную погоду карп хорошо берет червя, а та ресторанная певица – это нечто в своем роде. Даже не женщина, а настоящий огонь. Можно обжечься, если хватать ее голыми руками.

После завтрака прогулялись по липовой аллее, наслаждаясь беседой. При этом Свист громко и часто сморкался в траву прямо на ходу, заставляя хозяина брезгливо морщиться. Наконец свернули к флигелю, где в своем парадном кабинете Солод принимал особо важных гостей или курил в свое удовольствие. В приемной дежурная секретарь сказала, что буквально минуту назад поступило письмо от Гурского.

– Хорошо, – кивнул Солод. – Я посмотрю.

В кабинете он прочитал коротенькое сообщение, поступившее по электронной почте, и распечатал фотографии из Элисты. А потом долго рассматривал старика в темной рубахе и галошах на босу ногу, покосившийся дом, убогие сараи, сбитые из негодных досок. Затем передал фотографии гостю.

Свист вытащил из потертого портфеля и нацепил на хрящеватый нос очки с толстыми стеклами и стал пялиться на карточки. Он сидел в кресле, сгорбившись, щуря близорукие глаза и накручивая на палец прядь пегих волос. Свист выглядел старше своих шестидесяти. На всех десяти пальцах, на обоих запястьях и внешних сторонах ладоней можно разглядеть выцветшие от времени татуировки, напоминавшие о том, что человек отбывал тюремный срок на Севере, среди уголовников был в авторитете и славился жестокостью.

– Он, он самый, – сказал Свист. – Ошибка исключена. Постарел, конечно. Но кто из нас молодеет… Выходит, нашли. Сколько ни прятался, а нашли.

– Потому что искал не какой-нибудь Хрен Иванович, а искал я, – поправил Солод и задал вопрос, на который знал ответ – сам был уверен, что ошибка исключена: – Ты ничего не путаешь? Не ошибаешься?

– Как можно? – Свист развел руки по сторонам, будто хотел обнять ту ресторанную певицу, достоинства которой обсуждались за завтраком; но певицы поблизости не было. – Уж память у меня – дай бог каждому. А где он сейчас?

– Меньше узнаешь – дольше поживешь, – ответил Солод. – Ты свою премию получишь в полном размере, как договорились. А все остальное – не твоего ума дело.

– Вот я тебе сейчас кое-что интересное покажу… – забормотал Свист.

После коньяка его всегда тянуло рассказывать старые истории, которые Солод уже сто раз слышал. Но сегодня особый день, долгие поиски подошли к концу. И никому не хотелось портить настроения, даже старому дуралею Свисту. Пусть показывает, если есть желание.

Покопавшись в портфеле, гость достал и разложил на письменном столе большую карту Магаданской области, потертую, местами прохудившуюся на сгибах.

– Магадан – золотая жила страны, – Свист ласково разгладил карту ладонью. – Крайний северо-восток России. Четыреста шестьдесят тысяч квадратных километров и всего-навсего двести двадцать тысяч населения. В основном горы и реки. И золота – завались, под ногами валяются самородки. Хорошее место. Богатое. Только зима там холодная, и длится она девять месяцев. А лето ничем не лучше зимы.

Свист показал пальцем на кружок, нарисованный красным карандашом, и сказал, что это прииск Лебяжий. Двадцать лет назад он был одним из богатейших золотых месторождений. А рядом, по притокам реки Колымы, – другие места, тоже небедные. Прииск Первомайский, Горный… В ту пору все они входили в золотодобывающую артель «Линза».

Драгоценный металл сдавали государству по договорным ценам, потому что в ту пору фиксированной цены не было. Да и законы о добыче золота были либеральные. Совсем не те, что сейчас. Это был хороший бизнес для работяг и, конечно же, для начальства. Многие люди тогда нажили состояния. Но подавляющее число старателей сгинули в вечной мерзлоте от голода и болезней.

Олег Иванович Носков был генеральным директором «Линзы». Часть золота, что он сдавал государству, тут же, на месте, покупал обратно с большой скидкой. И на самолетах отправлял слитки и песок на материк, то есть на Большую землю, в центральные города России. В Москве и Пскове у Носкова были предприятия по производству ювелирных украшений: золотые браслеты, цепочки, кольца… Как водится, на приисках вели отчетность: сколько золота добыли, какая выручка и прибыль. Но где сейчас та отчетность? За давностью лет никто не скажет.

– Только вот тут, – Свист пнул ногой свой раздувшийся от бумаг портфель, давно потерявший первоначальный цвет и оригинальные замки, взамен которых приделали другие, – тут сохранились бумажки, которые позволяют судить, сколько золота ушло из Магадана на Большую землю за те пятнадцать лет, что Носков руководил «Линзой». Посмотрим другие бумажки и узнаем, сколько золота поступило на ювелирные фабрики. Многие документы, которые числятся навсегда утраченными, остались у меня. На память о прожитых годах. И больших деньгах.

Солод открыл бар, скрытый в широченной стойке письменного стола.

– Я всегда говорил, что память человеческую беречь надо, – кивнул он. – Что есть человек без памяти? Животное. Грязная паршивая скотина.

– Совершенно верно, – поддакнул Свист.

Солод налил себе и Свисту немного коньяка. И подумал, что три с половиной тонны золота по нынешним деньгам – это сто миллионов долларов. Хорошая цифра, за такие деньги надо бороться. Впрочем, борьба оказалась не столь утомительной и опасной, как казалось год назад, когда каша только заваривалась.

Солод сделал глоток и представил себе гору золота и себя самого, лежащего на этой горе. Может, какому художнику такую картину заказать? Просто ради хохмы. И название уже готово: «Царь горы». Солод с нескрываемой теплотой и нежностью посмотрел на своего гостя и подумал, что Свист рассчитывает на десять процентов стоимости товара. Человек всегда на что-то рассчитывает. И пусть. Но хрен ему на рыло, а не десять процентов. Надо похоронить его под той самой цветочной клумбой, в которую Свист недавно сморкался. Двойная выгода: деньги не надо отдавать. И, главное, на дерьме хорошо цветы растут.

Свист прикончил дорогой коньяк одним глотком, будто пил магаданский неразбавленный спирт, произведенный из еловых опилок. Крякнул, вытер губы пятерней и продолжил рассказ.

Позднее на заводах контролирующие органы проводили проверки. В те годы любили проводить всякие проверки, плохо соображая, на кой черт они нужны. Ну, прямо как сейчас. И выяснилось, что значительная часть золота не была использована для производственных нужд. Но хранилище оказалось пустым. По разным оценкам, пропало три с половиной тонны золота в слитках и самородках. А те журналы учета, что вели на заводах, сгорели во время пожаров, последовавших один за другим. Оригиналы и копии приходно-расходных ордеров тоже сгорели, хотя лежали в специальных несгораемых сейфах. Словом, судьба золота покрыта мраком. Драгоценный металл был застрахован, и Носков получил возмещение. Но, как позже выяснилось, та страховая компания ему и принадлежала. Короче, он заплатил деньги самому себе.

Свист наподдал ногой по портфелю.

– Ну, не все, конечно, сгорело, – добавил он. – Кое-какие крохи уцелели.

– Кто бы сомневался, – кивнул Солод.

Если исходить из духа и буквы закона, пострадал в этой истории с пожарами только Олег Носков. Это он, по версии, выдуманной милиционерами, понес убытки. На самом деле Носков хотел одного: вывезти золотишко подальше от глаз людских, спрятать его в надежном месте и жить дальше со спокойным сердцем. Он человек старой закалки, всю жизнь отдавший добыче золота. Носков не верит ни в черта, ни в бога. Не верит в русские банки, не верит в валюту или ценные бумаги. Он знает, что люди могут предать, бизнес может рухнуть. И тогда человек окажется на паперти с протянутой рукой. Но с золотом, особенно если его много, никогда не пропадешь.

Когда на ювелирные предприятия Носкова стали наезжать бандиты, пришлось отдать им долю в прибылях. Носков быстро понял, что старые времена навсегда уходят в прошлое. Появилось много желающих прибрать к рукам его бизнес. Заводы по производству ювелирных украшений и другие активы рано или поздно отберут бандиты. А ему открутят голову, живым закопают где-нибудь в лесу или утопят в выгребной яме. Носков сумел выгодно продать часть собственности, другую часть отписал единственной дочери и зятю.

А вот куда делось то золото?