Анна Данилова - Роспись по телу Страница 46

– Ты Гел, – в этих словах прозвучали утвердительные нотки; он словно констатировал этот факт: ты Гел, и я это вижу.

– Да, это я. Проходите, – она отступила назад, пропуская Фиолетового и Земцову. – А вы кто?

Юля бросила на нее озабоченный и полный тревоги взгляд. Она чувствовала свою ответственность за эту встречу и теперь сходила с ума при мысли, что, возможно, совершила непоправимую ошибку.

– Эта девушка со мной. Не обращай на нее внимания. Она – мое доверенное лицо, поэтому можешь при ней говорить со мной обо всем, что рассказал тебе Михаил Семенович.

– Водку? Коньяк? Виски? – Гел жестом пригласила визитеров расположиться в гостиной в креслах и, стараясь не смотреть на них, словно боясь выдать свои истинные чувства, достала из бара напитки и поставила на поднос бокалы.

– Дай-ка я сначала посмотрю на тебя… Гел… – Фиолетовый довольно бесцеремонно взял ее за руку, повернул к себе и, слегка оттолкнув, словно затем, чтобы получше рассмотреть ее, уставился на Гел немигающим взглядом. – Да, ты действительно красива, и я понимаю, почему «Черная лангуста» процветает. Но как могло случиться, что тебе позволили уйти оттуда? Ведь ты уже там не работаешь, верно?

– Да, я ушла.

– Тебе мало платили?

– И платили мало, да и мужчины приставали. Я устала и ушла.

– И Михаил Семенович позволил тебе сделать это?

Гел побледнела. Она не знала, что знает Фиолетовый об их с Бахрахом договоре, а потому решила поменьше говорить и больше слушать.

– Молчишь? И правильно. Тогда не будем терять время. У меня к тебе два дела сразу. Первое касается того, что ты должна была по просьбе Бахраха передать его сыну, Дмитрию. Второе – я прошу тебя приютить нас вот с этой очаровательной девушкой на некоторое время. Она ранена.

Гел широко раскрытыми глазами смотрела теперь уже только на Земцову. Она и впрямь была бледнее обычного, а под глазами залегли темные круги.

– А что с ней? – Гел хотелось как можно быстрее выяснить, какого рода ранение у Юли и чем она может помочь ей.

– В баре ее ранил какой-то идиот… Пырнул ножом. Ей нельзя по ряду причин обращаться в больницу, поэтому я сам лично сделаю ей перевязку. Все необходимое у меня есть. Ты все поняла?

– Да… Что я могу для вас сделать?

– Дура! Неси то, что ты должна была передать Дмитрию.

– Но как вы докажете, что вы от Дмитрия? – спросила Гел. Она не могла не задать этот вопрос, иначе ее поведение выглядело бы неестественно. – Михаил Семенович ничего не говорил мне о вас. Я все должна была отдать лишь Дмитрию.

– Ты знаешь Дмитрия в лицо?

– Разумеется, он показывал мне его фотографию.

– Хорошо. – Фиолетовый неожиданно достал из кармана нож, тот самый, которым он ранил Земцову, и, играя им и нехорошо усмехаясь, произнес: – Тогда поступим иначе. Я буду отрезать от тебя по кусочку, пока ты не отдашь мне то, за чем я пришел. Я не шучу… Земцова, подними платье!

– Что? – Голова Юли кружилась, а в глазах плавали зеленые и белые круги. – Платье?

– Я сказал, подними платье! – заорал Фиолетовый. – Задери платье и покажи свой живот.

Юля, морщась от боли, с трудом подняла узкое черное платье почти до груди, показывая окровавленную повязку на животе. Гел, увидев, насколько серьезно ранена подруга, подумала о том, что вот сейчас самое время доставать пистолет. И она бы пальнула, не задумываясь, в этого отвратительного типа, если бы не поймала взгляд Земцовой, который словно предостерегал Гел от необдуманного поступка. Ведь она видела, что правая рука Гел в кармане халата, а потому понимала, что в любую минуту Гел может воспользоваться оружием.

– Ладно… – Гел сделала вид, что уступила. – Черт с тобой, урод! Я отдам тебе то, что мне оставил Бахрах, но после того, как я отдам тебе все, ты сам будешь с ним разбираться. И – чтобы ты знал – я только и ждала момента, чтобы отдать этот чертов конверт. Ведь после того, как я избавлюсь от него, меня здесь, в Москве, уже ничто не удержит. Моя миссия будет выполнена, и я с чистой совестью исчезну из поля зрения этого старого маразматика…

– Маразматик… Ха-ха-ха… Ты – дура, Гел, раз так отзываешься о нем. Бахрах был моим другом и умнейшим человеком. А потому даже тот факт, что он предал меня, не изменит моего мнения о нем как о своего рода гении. Он был умным мужиком, да только свиньей по натуре. Но я уже простил его.

– Почему ты говоришь о нем в прошедшем времени?

Земцова, слушая их разговор, облегченно вздохнула: Гел играла свою роль, роль человека, находящегося в полном неведении, просто блестяще. Конечно, откуда ей знать, что Бахрах мертв!

– Да потому что он мертв, дорогуша. И Дмитрий должен был прийти к тебе только после его смерти. И если бы Бахрах умер через пять или десять лет, тебе пришлось бы довольно долго ждать свободы. А я пришел и освободил тебя…

– Но почему не приехал Дмитрий?

– Он болен и послал меня вместо себя. И разве то, что я называю тебе все имена и фамилии, не говорит о том, что и я посвящен пусть даже и косвенным образом в наши общие дела?

– Я не знаю никаких дел, – отрезала Гел. – Сейчас я принесу конверт, а ты пока займись своей девушкой. Я не хочу, чтобы в моей квартире нашли труп…

Сказав это, Гел резко повернулась и скрылась за дверью.

– Боже, как она прекрасна… – присвистнул Нодень, когда они с Земцовой остались одни в гостиной. – Гел… Чудо как хороша. Могу поспорить, Бахрах спал с ней, эта старая скотина. У него был хороший вкус, и рядом с ним я не видел ни одной уродины… Гел. Роскошная женщина. Жаль только, что мне сейчас некогда, я спешу… Но когда-нибудь мы с ней еще встретимся. Ты молчишь? Тебе плохо? Подожди. Осталось совсем немного. Если честно, то я до сих пор не могу прийти в себя от мысли, что мы нашли Гел. Это просто наваждение какое-то… Вот черт! Она сидит себе дома, а в «Черной лангусте» все только и твердят, что ее нет и что ее, быть может, уже давно грохнули… Идиоты! Заставляют вместо нее танцевать какую-то шлюху в то время, как Гел жива и выглядит просто превосходно. Клянусь, если у меня все получится, я еще вернусь сюда, к ней…

Появление Гел заставило его замолчать. Он жадным взором следил за каждым ее движением. Гел держала в руке желтый конверт и почему-то медлила его отдавать.

Что она еще придумала? Господи, дай мне сил, чтобы увидеть все это до конца… Подумав так, Юля Земцова, откинувшись на спинку кресла, потеряла сознание. Этого никто не заметил.

– Чего тянешь? Давай его сюда… – Фиолетовый протянул руку. – Ты хочешь поиграть со мной?

– Я – всего лишь пешка, и тебе это хорошо известно. Просто я подумала, а не совершаю ли я самой большой ошибки в своей жизни, отдавая этот злосчастный конверт первому встречному? Ну посуди сам, я вижу тебя первый раз. Бахрах ничего не говорил мне о твоем приходе. И почему я должна верить тебе, что он мертв? Где доказательства?

Фиолетовый, все это время не выпускавший из руки нож, в ответ на такую дерзость со стороны Гел лишь усмехнулся и покачал головой:

– Малышка, ты мне нравишься все больше и больше. И кто бы знал, как же мне не хочется портить твою чудесную кожу…

Он как большой зверь вдруг набросился на нее и выхватил конверт. Затем дико расхохотался.

– Господи, как же все это смешно. Нелепо. Глупо. Я хочу тебя, Гел, понимаешь? Но еще больше я хочу взглянуть, что в этом конверте… Я провел долгое время без женщины, и вот теперь здесь, в этой гостиной, я чую запах настоящей женщины. Я умираю от желания.

Говоря это, он даже не шелохнулся. Словно очнувшись, он осторожно разорвал конверт и достал листок. Пробежал его глазами, и лицо его покрылось розовыми пятнами.

– Скотина… – чуть не плакал он. – Старая скотина. Он и здесь не смог обойтись без своих закидонов. Мразь. Как же я его ненавижу! И ведь это письмо он адресовал своему шизанутому сыночку. Сыночку, вся жизнь которого как кусок дерьма засунута в нутро испанской гитары.

– Что там? – тихо спросила Гел, словно и на самом деле не знала, что написано в письме.

– Не твоего ума дело. Мне надо идти, Гел. Но я вернусь.

Тяжело дыша, Нодень подошел к побледневшей Гел и, обняв ее свободной рукой, притянул к себе. Зарычал, застонал от охватившего его желания, но тут же отпустил.

– Вот черт… Не знаю, что и делать.

Гел вдруг резко оттолкнула его и закричала:

– Смотри, урод, твоя девица загнулась… – Гел на самом деле чуть не плакала. – Или забирай ее отсюда, или делай что-нибудь, чтобы привести ее в чувство…

– Нет, я не могу… Я не врач. Я мог бы сделать ей перевязку, но приводить в чувство не умею. Вот деньги – это ее деньги, здесь, правда, всего тысяча баксов, – он достал из кармана десять стодолларовых купюр, – отдашь ей, когда она оклемается, а мне некогда… Я очень спешу, поверь…

– Ты и правда урод… – Гел боролась с желанием застрелить негодяя, из-за которого в любую минуту могла погибнуть Земцова. – Таких, как тебя, стрелять надо…