Фридрих Незнанский - Убийство на Неглинной Страница 47

– Да куды мне с ними, зелеными, одна маета. Давай «деревянненькими», всего одно в магазин пойдут. На сколько ты там насчитал?

– Давай так сделаем, парочку «лимончиков» я тебе сейчас вручу, а остальные три кто-нибудь из моих надежных хлопцев тебе завтра подбросит, куда скажешь. Я ж из дома, как ты понимаешь, а под подушкой казну не держат. Но слово мое ты знаешь. На, бери, тут два, можешь не трудиться считать, – Грязнов протянул буфетчику две пачки стотысячных, перетянутых аптечными резинками, по миллиону рублей каждая. – А теперь, Парамоныч, я попрошу тебя наговорить про все заново и подробно. Я магнитофон включу. Давай.

Грязнов нажал кнопку и тем включил запись…

Полчаса спустя, когда стало уже смеркаться, Парамоныч, оглядевшись, быстренько покинул машину, снова посидел на лавочке и только потом, сделав ленивый круг по двору, пошел к своему подъезду.

Грязнов проводил его взглядом и, когда тот исчез в подъезде, тронул машину. Выехав из арки, поехал в сторону Волоколамки. Но перед каналом, на левом повороте, его неожиданно тормознула ГАИ. Вежливый капитан, махнувший Грязнову светящимся жезлом, подошел, сопровождаемый ребятами в камуфляже, отдал честь, представился и предложил предъявить права. Грязнов и не собирался протестовать. Он, зная, что ничего не нарушил, приспустил боковое стекло и показал гаишнику свое удостоверение. Тот, посветив фонариком, прочитал вслух:

– Полковник Грязнов Вячеслав Иванович, так, МУР, это понятно. Прошу извинить, товарищ полковник, служба!

– Нет вопросов, капитан. Могу ехать?

– Следуйте, товарищ полковник, – и капитан сделал отмашку жезлом, разрешил левый поворот.

Но когда машина Грязнова исчезла под каналом, обернулся к своим спутникам и сказал:

– Ну, поняли, кто это был? Так что давайте действуйте!…

… А Николай Парамонович, войдя в подъезд, по привычке обернулся, чтобы закрыть за собой дверь, и сейчас же почувствовал раздирающую боль в затылке.

Удар был нанесен очень сильной рукой. Но немного самортизировала жесткая войлочная шапочка, которую когда-то подарил Парамонычу, молодому сандуновскому кадру, уже знаменитый Автандил Пайчадзе, великий футболист…

Парамоныч упал на колени, хрястнула разбившаяся о бетонные плиты бутылка «Перцовой», остро запахло сивухой.

– Быстро! – послышался голос, и две сильные руки подхватили лежащего под мышки и вытащили из подъезда на улицу. Тут же безвольное тело было брошено в открытый багажник «ауди», хлопнула крышка, затем дверцы автомобиля, и он, взревев двигателем, рванул из двора.

– Ты не замочил? – спросил короткое время спустя грубый голос.

– Оклемается, падла, – сипло ответил второй.

В ОСАДЕ

Отцом Айны был немец по фамилии Дайкут, довольно слабенький артист латвийской республиканской филармонии, где мелким клерком работала Анна Францевна, будущая мать знаменитой певицы. Родителям повезло уже в том смысле, что они не были талантливыми людьми, не играли первые скрипки, не звенели лауреатскими медалями, а значит, оставались нормальными советскими обывателями, чьи запросы не поднимались выше обычных стандартов бытия. Зато в Айне они хотели видеть именно то, чего не смогли достигнуть сами. К чести девочки она росла не капризной, но метила тем не менее высоко. Она была не только талантлива по-своему, но также традиционно для прибалтийских девушек трудолюбива. Ее несильный голос стараниями Анны Францевны, а главным образом подруги ее юности, блестящей в свое время примы музыкальной комедии Юлечки Зитте, так до смерти и остававшейся просто Юлечкой, словом, – стараниями этих двух самоотверженных женщин малышка Айна однажды стала телезвездой в программе «Ищем таланты», а голос ее прозвучал на всю страну, на весь Советский Союз. Усвоив для себя основной принцип умных людей – «Здесь сила не нужна, здесь надобно уменье», – Айна стала быстро подниматься по лестнице успеха и популярности. И к своему совершеннолетию уже стала обладательницей нескольких престижных советских и зарубежных призов. И останавливаться на достигнутом не собиралась.

Сколько их было на нашей памяти, этих гениальных детей, юных дарований! Где они? Куда сгинули?… Айна сдаваться не желала. Будучи уже вполне признанной эстрадной певицей, она пошла учиться в Гнесинское музыкальное училище. Постоянно работала, много ездила, не отказывалась, если позволяло время, ни от одного выступления, каким бы трудным оно ни было. И упорство ее было вознаграждено. Ее заметили в кино, сняли в одном, другом эпизоде, а потом вдруг однажды на экране появилась поющая актриса, как когда-то, в тридцатые-сороковые, родившие звезды мировой величины. Слава оказалась хоть и громкой, но вполне посильной для девичьих плеч Айны.

Впрочем, скорее всего, к этой поре никакой уже девицей она не была. Обаяние простушки сочеталось в ее характере с железной волей отлично знающей себе цену женщины. Немало находилось мужчин, которые были готовы потерять голову, соблазненные кажущейся простотой и доступностью этой обаятельной, глазастой латышской полукровки, умело коверкающей великий и могучий русский язык. В узком кругу самых доверенных подруг Айну называли «мультяшкой» – за невеликий рост, неуемную бойкость, необузданный темперамент и… еще за то, вероятно, что свои естественные женские потребности она умела полностью удовлетворять как в мультфильме: самый длинный сюжет – пятнадцать минут, полторы части. Но что самое потрясающее – ни один ее партнер не смог бы предъявить ей никаких претензий сексуального плана…

Вот такая она была, эта гениальная, поразительная, фантастическая зараза! Именно зараза. Тот, кто с ней хоть раз имел дело, мог в некоторых ситуациях почувствовать себя, ну, скажем так, недостаточно мужчиной. Но она оставалась женщиной всегда. В любых условиях. И еще – она не была жадной волчицей. Ей сами несли добычу. А она – принимала и делала это истинно по-царски. Во всяком случае, даритель, а по-нынешнему – спонсор, когда она соглашалась с его предложением, мог считать себя как минимум королем.

Турецкий заметил, что Полина, рассказывая самые интимные вещи о своей ближайшей подруге, как бы не испытывала к ней ни зависти, ни обиды. Так читают вслух старинные романы о старинных же страстях.

Объяснение этому нашлось неожиданно в ее же реплике.

– Понимаешь, какая штука? – неожиданно созналась она. – Я всю свою жизнь играла подружек невесты, выдавала замуж, кричала «горько», завидовала счастью, плакала в подушку и тому подобное, а сама так невестою и не стала. Чего теперь жалеть? Такая выпала роль – подружка…

Словом, понял для себя Александр Борисович, жила девушка постоянным отсветом чужой радости. Обидно.

– Значит, все это, – в сотый, наверное, раз обвел рукой округу Турецкий, – королевские жесты спонсоров?

– Вот именно.

– А их имена хранятся в секрете? Под семью замками?

– Айна их не афишировала никогда, хотя и не коллекционировала. И потом, ты все-таки не путай спонсоров и любовников. Ну вот поставь себя на это место. И меня. Спонсор из тебя, прямо скажу, никакой. Тот балбес из «колокольчика» на трех машинах сразу катается. Зато как мужик ты мне понравился, именно потому, что не балбес. Видишь теперь разницу?

– Интересно. В этом смысле я до сих пор как-то не очень чтобы…

– Вот-вот. Ну что тебя еще интересует? Чьих рук дело этот ипподром? Честно, не знаю, хотя Айну не раз пытала. Говорила, что ей помогали с этой студией нефтяники. Она ж в Сибири была своим человеком. Чуть ли не на каждой буровой выступала, оттого и ребята из оркестра уходили, не все такой темп выдерживали. Зато – денежки. Ну и… генералы.

– Это какие же?

– Самые простые. Айна говорила, что близко знакома как минимум с двумя десятками подлинных нефтяных генералов. Но наверняка были там и маршалы. Такие вот дела, дружок… Чего-то я сегодня устала. Спать хочется. А ты как? Хочешь до, после или вместо?

Наивная простота ее восхищала.

– Вообще говоря, я хочу все вместе и чтоб не на бегу, а долго. Но будучи человеком в некотором роде интеллигентным, полагаю, что от усталой женщины толку никакого. Поэтому ты можешь подремать, а я пока посижу-подумаю, какой еще задать вопрос. Тебя укрыть чем-нибудь?

– А тут вообще-то все есть, внизу. – Она поднялась и попросила помочь ей поднять крайнюю диванную подушку.

Естественно, что готовый на любой подвиг кавалер не стал мелочиться с какой-то подушкой. Александр Борисович нагнулся и поднял всю верхнюю часть дивана. Тяжелая, надо сказать, штука! Полина наклонилась, чтобы вынуть снизу белье, и так замерла.

– Эт-то еще что такое? – сказала растерянно.

Турецкий подставил коленку и изогнулся, чтобы посмотреть, что ее удивило. Под пледом и сложенными простынями лежал большой черный кейс, в миру называемый «дипломатом». В голове следователя вихрем пронесся целый десяток предположений – от самого примитивного, про случайно забытые кем-то вещи, до смертельно опасного: бомба с часовым взрывателем. А что же тогда делали здесь славные сыщики, производившие обыск? Куда они-то смотрели? Последний вопрос решил дело.