Пьер Нор - Двойное преступление на линии Мажино. Французский шпионский роман Страница 47

Мне жаль вас! — бросила она, стряхивая сигаретный пепел в хрустальную пепельницу.

— Отчего же?

— Это смертельно скучно.

— Не переживайте за меня, я привык к неприятным обязанностям. В нашем ремесле интересные поручения случаются редко — вы сами скоро убедитесь в этом… Но поскольку отныне я несу ответственность за каждый ваш шаг и вздох, я вынужден буду проникнуться вниманием ко всем, даже самым мельчайшим деталям, из которых состоит такое очаровательное создание, как вы. Я получаю за это зарплату.

Он взглянул на часы.

— Вы любите гуляш? — спросил он.

— Да, когда он хорошо приготовлен.

— У меня есть намерение пригласить вас пообедать со мной. Я знаю один ресторанчик на улице Линкольн, где подают самый лучший гуляш в Европе. Подходит?

— Конечно.

Но обедать пока рановато. Если вы не против, вернемся к нашему разговору. В том, что вы только что говорили, меня поразила одна вещь… Ваш лексикон.

— Как это? — удивилась она.— Что особенного вы обнаружили в моем лексиконе?

Я нахожу его довольно выразительным для милой двадцатичетырехлетней девушки. Я спрашиваю вас о любви, а в ответ слышу о сексуальности, естественной функции, потребности организма.— Он улыбнулся и продолжал, разгоняя облачко дыма: — Слушая вас, можно подумать, что вы подходите к этому с чисто клинической точки зрения: строение человеческого тела, автоматизм органов размножения… Прискорбная позиция, вы не находите…

Моник пленительным движением закинула ногу на ногу:

— Я предупреждала вас: романтизма во мне ни на грош.

— Как правило, женщины воспринимают такие вещи с долей поэтичности.

— Презираю поэзию, а поэтов — и того больше. Трепачи да и только. Для меня любовь лишена загадок. Половой акт снимает напряжение, только и всего.

— А наслаждение — как быть с ним?

— Самая настоящая ловушка. Природа — а она совершенна — предусмотрела возникновение некоторых ощущений, единственная цель которых — заставить нас повиноваться ее велениям.

— И все-таки вы упрощаете.

— Возможно, вы поймете меня лучше, если я уточню, что я фригидна. Фригидна с точки зрения медицины.

— Браво! — воскликнул он.— В таком случае сама судьба повелевает вам освоить ремесло, которым вы будете заниматься с сегодняшнего дня. Для женщины-агента фригидность — фантастический козырь… Да и меня это избавит от многих забот.

— Каких же?

— Как вы знаете из учебного курса, разведка — занятие далеко не безобидное. Мы вращаемся в мире, уставленном капканами. А для женщины самое губительное — влюбиться.

— Уж здесь-то,— заверила она,— вы можете спать спокойно. Мужчина, из-за которого я потеряю голову, еще не родился на свет.

Коплан пересек комнату и открыл бар.

— Что вы предпочитаете из аперитивов? — осведомился он.— Портвейн, виски, вермут?

— Мне то же, что и вам.

— Сейчас я бы остановился на дюбоннэ.

— Не может быть! Вы смеетесь надо мной… Во время стажировки меня вынуждали поглощать невероятные количества самых крепких напитков, чтобы проверить мою устойчивость к спиртному, а вы предлагаете мне старый добрый дюбоннэ!

Он перенес столик ближе к креслам и приготовил две рюмки: Прежде чем предложить тост за ваши грядущие успехи, осталась одна небольшая формальность: ваш контракт.

Он вытащил из ящика зеленую папку из картона и раскрыл ее: — Вам, видимо, говорили, что речь пойдет о контракте на шесть месяцев. По завершении этого испытательного срока вы поступаете к нам на службу окончательно либо возвращаетесь к прежним занятиям. Важнее всего следующее: подписывая этот контракт, вы ручаетесь честью соблюдать полнейшую тайну касательно собственной деятельности, того, что вы видите и слышите, и всех лиц, которые в той или иной степени связаны с нашей Службой. Внимание: это торжественное обязательство сохраняет силу и в случае вашего увольнения по завершении шестимесячного срока или позднее. Если это условие будет нарушено, то наименее суровым возмездием станет привлечение к суду за нанесение ущерба безопасности государства. На практике же мы располагаем более радикальными средствами, чтобы затыкать рты болтунам. В контракте это, конечно, не оговаривается… Если по истечении двадцати лет у вас возникнет желание написать мемуары, вам придется запрашивать письменного разрешения министра. Сейчас я вам зачитаю всю эту белиберду. Можете свободно перебивать меня, если вам потребуются разъяснения или возникнут возражения.

Он прочел ей контракт, делая паузу после каждого пункта, чтобы видеть ее реакцию. Она сидела неподвижно, не произнося ни звука и внимательно слушая. Губы ее были поджаты, и все лицо хранило выражение неуступчивости, так портившее впечатление от ее совершенной красоты.

Прочитав последнюю фразу отпечатанного на машинке текста, он заметил, не переставая изучать ее:

— Судя по вашей реакции, вы согласны со всеми обязательствами, предусмотренными контрактом?

— Да, безусловно. Полковник Сиран ознакомил меня с ними недели три назад и подробно прокомментировал их смысл.

— Прекрасно. Дело только за подписью.

Он протянул ей ручку и разложил бумаги на столе:

— Пишите: «Ознакомилась, согласна». Теперь распишитесь.

Она подчинилась, ничуть не ощущая волнения из-за формальности, облекшей в плоть безграничную власть Службы над ее будущим.

Коплан собрал бумаги и сложил их в зеленую папку. Затем он наполнил обе рюмки и протянул одну из них Моник:

— Вот вы и приняты в нашу семейку!…

Они выпили, не произнеся ни слова.

В памяти Коплана теснились воспоминания. Ему вспомнилось собственное поступление на службу.

— Может быть, я ошибаюсь,— начал он,— но у меня создалось впечатление, что эта небольшая церемония не слишком тронула вас. Я и то растроган больше вашего.

— Приняв решение, я иду до конца.

— Надеюсь, вы до конца осознаете, что за выбор сделали только что?

— Думаю, что да.

— Мысль об отказе от всякой свободы, от всякой частной жизни вас не тревожит?

— Нет, как раз наоборот, ибо я и так мечтала отказаться от всего этого.

— Каким же был главный побудительный мотив?

— Жажда абсолютного.

— Воистину четкий и категоричный ответ.

— Мне потребовалось более двух лет, прежде чем прийти к этому.

— Прийти к чему?

— К тому, чтобы разобраться в себе. Анализируя себя, упорно изучая свое сознание, я в итоге уяснила, к чему я в действительности стремлюсь. Если бы мне было дано верить, я посвятила бы себя религии. К несчастью, я обделена верой, поэтому избрала единственный доступный идеал: служить своей стране.

Коплан слегка скривился.

— Надеюсь, вы не рассчитываете совершать героические поступки?

— Нет, можете быть уверены, я не воображаю себя Жанной д'Арк.

— Тем лучше. И все же ваша концепция патриотизма встречается в наши дни не так уж часто.

— Объяснение отняло бы слишком много времени. Да и все эти проблемы требовательной совести важны только для меня одной. Как известно, нет ничего более нудного, чем чужие философские затруднения.

— Но ведь меня все это интересует в чисто профессиональном плане,— возразил Коплан.— Как я уже говорил, вы теперь инструмент, которым мне придется пользоваться, причем желательно с максимальной эффективностью. А для этого мне необходимо изучить этот инструмент досконально.

— Что ж… В общем, моя проблема заключалась вот в чем…— Она закурила «Кент» и опустила глаза.— Еще совсем молодой, ближе к семнадцати годам, я натолкнулась на философский барьер, который, при его бесспорной банальности, воспринимался мной достаточно трагически и буквально не давал дышать: осознание ничтожности человеческого существа, обреченного на неминуемую гибель. У большинства людей эта фаза морального созревания протекает без осложнений: человек закладывает фундамент своего существования, решительно отбрасывая самую мысль о смерти. Но по ряду причин — тому виной характер, темперамент, некоторые обстоятельства, при которых протекало мое детство,— мне не удалось преодолеть эту преграду. Несколько лет мой дух и моя психика барахтались в непролазном болоте, пока в один прекрасный день я не додумалась, в чем тут дело. Чтобы обрести равновесие, мне во что бы то ни стало требовался идеал, смысл жизни, цель, которая дала бы возвыситься над смертью. Ни религия, ни любовь, ни политика не соответствуют моим наклонностям. В итоге здравых размышлений меня соблазнила идея родины, национальной общности, понимаемой как неизменная реальность. Тогда же мне повстречался капитан Диссар, который помнил меня с тех пор, как Общество отставных офицеров шефствовало над моей учебой. Вот каким путем я оказалась здесь.

Коплана подмывало задать еще один вопрос, но он вовремя одумался.