Crime story № 3 (сборник) - Донцова Дарья Страница 47

Доктор поморщился, но потом не выдержал и улыбнулся.

– Из тебя получился бы классный репортер. Бросай свою магию и займись журналистикой.

– Конечно, – ехидно прищурилась Амалия. – Тогда ты сможешь, не краснея, представлять меня своим приятелям и знакомым. Журналистка – это не «гадалка», не «колдунья», не «с приветом»… а? Как там они еще меня величают за глаза?

Витошин поперхнулся чаем. Ему стало жарко. Амалия заходит слишком далеко… Никогда не поймешь, шутит она или нет. Раньше таких сжигали на костре. Он чуть не подумал: «И правильно делали». О, черт!

– Ладно, проехали, – махнула она рукой. – Что привело тебя, доблестный Рыцарь Белоснежной Улыбки, в мою скромную обитель? На носу Новый год, а ты застрял в непроходимых снегах. Разве ты никуда не приглашен?

Он действительно приехал в Гавриловку отнюдь не любезничать с милейшей Амалией, а по конкретному делу.

– Не церемонься, Петр, – подбодрила она доктора. – Давай по сути. Не пустился же ты за город в такое ненастье исключительно ради меня?

– Видишь ли… я хочу с тобой посоветоваться. Вернее, не я… – он запутался. – То есть я, но… по поручению одного человека.

– Не ври!

– Да, ты права… – смешался Витошин. – Я не совсем… в общем, вышла странная вещь. Нелепость какая-то. Она меня насторожила.

– Это не удивляет, зная твою подозрительность.

– Что ты называешь подозрительностью? Благоразумие и осторожность?

Амалия предпочла промолчать. Пусть продолжает. Доктор выжидающе смотрел на нее, готовый к словесной перепалке, но она не дала ему повода. Пауза затягивалась. Ему ничего не оставалось, как заговорить по существу:

– У меня есть приятель, ты с ним не знакома. Цаплин, школьный товарищ. Он развелся с женой. Ужасная женщина… но суть не в этом. Понимаешь, у него отвратительная привычка собирать всякий хлам… своего рода болезнь. Квартира превратилась в хранилище старья! На его улице ремонтируют старые дома, и… в общем, он все свободное время роется в мусоре. Пару дней назад Цаплин пришел лечить зуб и заодно пригласил меня на чашку чая. Мы посидели у него, поболтали, а потом, когда стемнело, он попросил меня сходить вместе с ним к полуразрушенному дому.

– Зачем?

– Одному страшновато. Там у них такой бомжатник! Кто знает, что у этих нищих на уме? Ну вот… с тех пор ему не по себе – то голоса какие-то слышатся, то тени мелькают, то сны страшные снятся. Будто порчу кто навел.

– Ты же не веришь в подобную чепуху?! – засмеялась Амалия.

– Я не верю! – воинственно подтвердил доктор. – А он испугался. Ему нервы лечить надо.

– Что же вы делали тем вечером? В мусоре копались?

– Я сначала отказывался. Он надо мной подтрунивал, уговаривал. Пришлось помочь человеку. Ты не представляешь, как я жалею, что вляпался в эту дурацкую историю! – Витошин несколько раз шмыгнул носом, чихнул. – Как меня угораздило? Там… мы застали жуткую старуху-нищенку… пришлось ее прогнать… И вдруг появилось снежное облако… в виде женской фигуры… Меня холод прошиб, и волосы на голове зашевелились от ужаса.

– Вам не привиделось?

Доктор обиженно насупился:

– Полагаешь, я выдумываю?

– Нет, но…

– Цаплин тоже ее видел! Мы прямо к месту приросли, стоим, дышать боимся. Вокруг тьма кромешная… слышим… скрип-скрип… кто-то по снегу идет. Жуть нас взяла! Представилась покойница в белом саване… Ты знаешь, я не из трусливых, но тут мне стало нехорошо, сердце заколотилось, как бешеное, дыхание перехватило. Хотел молитву прочитать какую-нибудь, так ведь не умею.

– Почему сразу покойница? – удивилась Амалия. – Может, просто снег осыпался?

Витошин никак не мог согреться. Его зубы выбивали мелкую дробь, даже горячий чай не помогал.

За окнами бесновалась непогода. Завывал ветер, трещали старые сосны.

– Давай-ка я камин разожгу, – предложила хозяйка.

– Было бы чудесно, – пробормотал доктор, шмыгая носом.

Амалия занялась дровами, огнем, а он вновь переживал странное происшествие на развалинах. Черт его понес туда! Вот именно черт и понес.

Наконец, язычки пламени жадно набросились на сухие поленья, от камина пошел жар. В гостиной сразу стало светлее, появился тот особый уют, который создается живым огнем.

– Вам, случайно, не показалось? – спросила Амалия, оборачиваясь к гостю. – Возле старых разоренных жилищ бывает не по себе.

– Если бы только этим все кончилось, я к тебе за город не поехал бы! Цаплин тоже в ужасе. Он умолял меня посоветоваться с тобой, когда узнал, чем ты занимаешься. – Петр потупился, на его щеках выступил лихорадочный румянец. – С того злосчастного вечера, – невнятно забормотал он, – на меня нашло нечто вроде… затмения или… опасного наваждения. Ни с того ни с сего мерещатся какие-то тени, чудится шепот за спиной. Прошлой ночью приснился сон: стою я один-одинешенек посреди бескрайней равнины… вокруг туман… а впереди маячит размытый силуэт и грозит пальцем. Водит у самого моего носа! Главное, фигуры-то я в тумане не вижу, а палец такой отчетливый… качается перед глазами. Ты, говорит, взял чужое и теперь… умрешь! Умреш-ш-ш-шь… Аж кровь в жилах стынет! Я не выдержал, позвонил Цаплину, а с ним похожая чертовщина творится. Тот же сон и те же угрозы. Что это с нами, а?

Амалия пожала плечами. Смеяться было неловко, а для серьезных выводов пока нет достаточных оснований. Покойница и прочие леденящие душу подробности могли быть плодом воображения приятелей, но… почему она ощутила в груди неприятный холодок?

– Вы ходили туда еще раз?

– После того? – выпучил глаза доктор. – Ты смеешься? Мы еле ноги унесли!

– А что вас так напугало? Ну, появилось снежное облако… поскрипывания… Допустим, там кто-то был, например, те же бомжи…

– Нет! – перебил ее Витошин. – Я за всю жизнь не помню, чтобы мне довелось испытать подобный страх. То-то и удивительно! Ведь повода особого не было. А сны?

Амалия погрузилась в размышления. Что-то в этом рассказе ее настораживало.

– Ты уверен, что сообщил мне все подробности?

Доктор закатил глаза, сморщился, громко чихнул.

– Разумеется, все, – уткнувшись в носовой платок, подтвердил он. – За кого ты меня принимаешь?

– Может быть, забыл что-нибудь, упустил?

– Да нет же! Что я, спал, по-твоему? Или был пьян? Цаплин готов подтвердить каждое мое слово.

– Надо разложить карты.

Таро были ее коньком, она всегда прибегала к ним в непонятной ситуации. Расклад озадачил, предрекая серьезную опасность, смерть.

Амалия подняла на гостя глаза, и он побледнел, угадывая приговор.

– Не-е-ет! Не хочешь же ты сказать, что… Чушь!

– Ты пришел за советом? – рассердилась она. – Выкладывай все, Петр… иначе я не смогу тебе помочь.

Он вспыхнул, опустил голову, смущенно кивнул:

– Да… конечно… я кое-что утаил. Это же глупо! Но… ладно… ты права, я скрыл самую малость… чтобы не выглядеть идиотом. В общем, перед тем как мы… как Цаплин потащил меня перебирать мусор… он все твердил про драгоценности княгини Юсуповой. У него болезнь! Он помешался на кладах! То грезил отыскать украшения балерины Кшесинской, то… словом, чудак-человек. Кто-то ему наплел, будто в доме, который перестраивают, до революции жила бедная родственница Юсуповых. Якобы она украла какие-то знаменитые колумбийские изумруды княгини… В семье разразился грандиозный скандал, подозрение упало на похитительницу… ее преследовали, ей угрожали, но камней так и не нашли. Они исчезли бесследно. Доказательств кражи не было, и женщину оставили в покое. Она сама не выдержала травли, сплетен, ужасающей бедности – ведь знатные родственники больше не желали ее поддерживать – и повесилась на чердаке своего дома. С тех пор пошла молва, будто воровка спрятала изумруды то ли в подвале, то ли в одном из дымоходов, то ли где-то еще… многие их искали, но тщетно. Таких историй по Москве ходят сотни!

– Выходит, вы с приятелем надеялись откопать в строительном хламе изумруды княгини Юсуповой? – улыбнулась Амалия. – А призрак похитительницы вам помешал?