Андрей Троицкий - Удар из прошлого (Напролом) Страница 48

Нумердышев высунул голову в коридор, повернулся к Валиеву.

– Никого нет, только больные. Уходить надо.

– Уйдем, – кивнул Валиев.

– Как? Байрам говорил, что черный ход закрыт. Железная дверь.

– Уйдем, как пришли, – ответил Валиев. – Через ту же дверь. Это не менты стреляли. Кто угодно, но не менты.

Слышавший выстрелы Белобородько, закрыл глаза и сделал вид, что потерял сознание от нестерпимой боли. Он и вправду был недалек от болевого обморока. Пожарник не понимал смысла происходящего, но сейчас, после этих выстрелов, его хотя бы перестали истязать. Эта пальба внизу неспроста. Спасение где-то рядом, в двух шагах. Белобородько лишился нескольких пальцев на руке. И хрен с ними, с пальцами. Главное, он жив. Пока ещё жив, – поправил себя пожарник.

Белобородько не решался до конца поверить в свое новое спасение. Ему повезло вчера, когда незнакомый человек, волею случая оказавшийся поблизости от места аварии, вытащил его, оглушенного, со сломанными ногами, из вертолета, готового вспыхнуть факелом. То был королевский подарок судьбы. Но с чего бы судьба так расщедрилась? Нет, рано радоваться.

Валиев, не испуганный выстрелами, но до дрожи злой от того, что не дали осуществить задуманное, словно прочитал сокровенные мысли пожарника. Он прислонился губами к самому уху Белобородько и спросил:

– Думаешь, я о тебе забыл? Думаешь, все кончилось, а?

Зеленый от ярости Валиев нагнулся к сумке, левой рукой достал второе ружье. Держа его за деревянную пистолетную рукоятку, ударил Белобородько цевьем по согнутой коленке. Так ударил, что у пожарника в глазах потемнело. Затем, не помогая себе покалеченной рукой, действуя одним ружьем, раздвинул ноги полковника. Несколько раз с силой ткнул ружейным дулом в пах, разорвал мошонку.

Белобородько закрыл глаза, замычал, замотал головой. Валиева трясло от злости.

– На, сука, получи.

Валиев глубоко вжал дуло ружья в пах Белобородько и нажал спусковой крючок. Выстрел оказался таким оглушительно громким, что звякнули стекла в рамах.

Тяжелая круглая пуля вошла между ног пожарника и, прошив все туловище, вышла из левой половины спины, над лопаткой. Белобородько вытянулся на кровати во весь свой прекрасный рост и затих. Валиев передернул затвор.

Зеленая стреляная гильза вылетела из окна выбрасывателя и запрыгала по полу, как заводная лягушка. Гильза ещё дымилась.

Выстрел из помпового ружья, похожий на взрыв гранаты, прокатился гулким эхом по всему корпусу, напугал больных, собравшихся в коридоре. Люди, мгновение назад тихо шептавшиеся друг с другом, сорвались с места и опрометью бросились к лестнице.

Стены задрожали от человеческого топота. Вращая выпученными глазами, из палат выскакивали больные, выбирая безошибочное направление – к лестнице. Самыми шустрыми оказались мужчины, тянувшие до выписки последние дни или даже часы. За ними следовали женщины. Дальше – увечные, старики и старухи.

Кто– то истошным голосом закричал:

– Режут. Человека зарезали. Человека.

– Горим, – отозвался прокуренный раздирающий душу бас. – Горим, братцы.

Человеческий поток разлился вдоль коридора, заполнил собой лестницу. Девяткин, поднявшийся на площадку второго этажа, вжался в стену, чтобы пропустить людей. Его толкали локтями, задевали плечами, пинали в ноги. Но уходить было некуда. Он ждал, когда этот табун промчится мимо.

Бокову, застрявшему на площадке между первым и вторым этажом, повезло меньше. Его, заметавшегося по площадке, сбил с ног похожий на лося мужик в коричневой пижаме, промчавшийся вниз одним из первых.

– Мать вашу, и откуда вас столько? – прошептал Боков. – Господи. Как со стадиона валят.

На секунду Бокову показалось, что люди, катившиеся по лестнице, затопчут его насмерть. Превратят в плоский кровавый половик, который в морге жена не опознает. Бокову, стоявшему на карачках, ногами отдавили пальцы рук, намяли бока. А когда он поднялся на колени, снова свалили. Боков упрямо вставал, как неваляшка, но людская масса была так плотна, что перебороть эту силу не было возможности.

В очередной раз Бокова сбили с колен. Какая-то грузная, быстро разбежавшаяся женщина, споткнулась об него, стоявшего на карачках. Падая, ухватила за халаты и пижамы бегущих бок о бок больных. Кто-то повалился рядом с Боковым. На секунду он увидел на уровне своего лица чью-то красную от натуги физиономию. Даже не понять, женскую или мужскую. «Убили, суки», – сказала физиономия и исчезла в густом и подвижном частоколе человеческих ног.

Бокова спасло простое решение, он догадался задом отползти в самый угол лестничной площадки. Здесь он смог встать на колени, а потом и на ноги поднялся. К этому времени, людская река схлынула. По лестнице гуськом ковыляла слабосильная команда: старухи в распахнутых халатах и мужчина без одной ноги на костылях.

– Саша, ты жив? – крикнул сверху Девяткин.

– Сам ещё не знаю, – честно ответил Боков.

Теперь, видя, что старухи и мужик на костылях его не раздавят, Боков уселся на пол, задом в самый угол. Он уткнулся лбом в колени и стал тихо стонать. Бокову хотелось расплакаться в голос, но он собрал все оставшееся мужество, сдержался.

Девяткин выглянул в длинный и прямой коридор. Светло, под потолком горят люминесцентные лампы. Так ярко горят, хоть кино снимай. Четырнадцатая палата где-то там, в самом конце. Скрипнули дверные петли. Из палаты, расположенной посередине коридора, выехало инвалидное кресло-каталка. Сидящий в кресле седой мужчина, оглянулся по сторонам, прикидывая, куда делись больные, в каком направлении ему рулить.

Кресло занимал учитель словесности из Бежецка дядя Миша Федюков. Год назад любимые ученики металлической трубой нанесли дяде Мише тяжелую травму спины. Учитель оклемался быстро, но потерял способность передвигаться на своих двоих и с тех пор не отрывал зада от инвалидной коляски. В эту больницу на обследование учитель попал по блату, старшей сестрой гинекологического отделения работала его заловка.

Из– за природной нерешительности Федюков задержался возле своей кровати дольше других, решая, бежать ли ему вместе с ходячими больными или вовсе не покидать палаты. Федюков уже пересел в коляску, а потом твердо решил не трогаться с места. Раз уж смерть пришла именно за ним, то везде найдет, сколько не прячься. Но в последний момент инвалида обуяло беспокойство, похожее на зуд. Словно сам черт подтолкнул его в спину и прошептал на ухо: «Езжай, дядя Миша, спасайся».

Федюков выкатился в коридор. Он развернул коляску по направлению к лестнице. Но тут увидел вышедшего из-за угла Девяткина. Федюков затормозил, вцепившись ладонями в резиновые покрышки. К нему приближался небритый мужчина в мятом и грязном спортивном костюме. Настоящий бандит. В руке незнакомец держал пистолет. Господи, и зачем только Федюков выехал в коридор.

Инвалида парализовал страх, но лишь на секунду. В следующее мгновение он развернул свое кресло в противоположном направлении и покатился обратно в палату. Федюков решил доехать до своего убежища, спрыгнуть на пол, заползти под кровать и там отлежаться.

Нумердышев наблюдал за происходящим в коридоре, высунув голову за дверь. Больше ждать нечего, если уходить, то сейчас. Он видел, как из палаты выкатился человек в инвалидном кресле. С другой стороны коридора из-за угла вышел незнакомый мужик в спортивном костюме с пистолетом. Оперативник? Гадать тут бессмысленно. Нумердышев вернулся за сумкой, накинул на плечо ремень.

Валиев подтолкнул напарника в спину. Нумердышев распахнул дверь. Мужик с пистолетом прошел почти половину коридора. Инвалид в коляске, катился уже в обратную сторону, от лестницы. Нумердышев поднял ствол ружья и пальнул навскидку, от бедра.

Из ствола вылетел длинный сноп искр. Пуля попала в стену, сорвала толстый слой штукатурки, обнажив кирпичную кладку.

Девяткин успел спрятаться за узкий выступ в стене. Но то было совсем ненадежное укрытие. Выступ таил в себе водопроводные трубы и был сложен из жиденьких асбестовых плит. Тяжелая пуля прошила бы такую преграду, как тонкую фанеру.

Инвалид Федюков, оглушенный выстрелом, теперь видел даже не человека с ружьем, а свою смерть. Вот опять, он взял не то направление, нужно поворачивать. Но куда? К обратно лестнице?

Нумердышев сделал несколько шагов вперед, передернул затвор. Он не стал поднимать ружье до уровня плеча. Прицельно стрелять из помповика, где вместо приклада пистолетная рукоятка, не самое простое занятие. А вот патроны следовало снарядить не пулями, а картечью. Вот тогда бы… Но сейчас думать об этом поздно. Нумердышев выстрелил.

Пуля попала в обод левого колеса инвалидной коляски Федюкова. Сила удара пули была такой, что коляска дважды повернулась вокруг своей оси. В начале третьего оборота, разбитое левое колесо отлетело в сторону. Коляска вместе с инвалидом повалилась набок. Пуля же, срикошетив, разбила люминесцентную лампу. Мелкие осколки стекла полетели вниз.