Антон Леонтьев - Печать тернового венца Страница 48

– Он часто цитирует Библию и соблюдает пост. А его матушка-католичка просто помешана на религии, – ответил Луиджи.

– Не удивлюсь, если она и вовлекла своего сына-комиссара во все это, – кивнула Элька. – Итак, ты говоришь, что меня разыскивают... Ну, обвести вокруг пальца Барнелли не составит труда. А теперь займемся поисками его сообщника, того самого, что приходил в клинику удостовериться, умер Брамс или нет.

Элька продиктовала Луиджи номер «Альфа-Ромео», и тот, позвонив в управление, узнал, на чье имя зарегистрирован автомобиль.

– Владелец – некий Рональд Каррингтон, – отрапортовал младший комиссар. – Подданный английской короны, но проживает в Риме.

– Думаю, мы должны навестить мистера Каррингтона и вытрясти из него всю информацию, – сказала Элька. – Сейчас половина одиннадцатого, самое время отправляться в путь.

Рональд Каррингтон проживал на Виа Куринале, неподалеку от резиденции итальянского президента. Элька, поковырявшись в замке, распахнула дверь подъезда. Поднявшись на третий этаж, Луиджи и Элька замерли около нужной двери и прислушались. До них донеслись приглушенные голоса – два мужских и женский. Луиджи вытащил пистолет, передал его Эльке и постучал в дверь. Через несколько секунд раздался осторожный голос:

– Кто это?

– Синьор, немедленно выключите воду! – крикнул Луиджи. – У нас потолок вот-вот обрушится!

Незатейливая фраза возымела эффект, и дверь открылась. Элька ринулась в атаку. На пороге стоял тот самый тип, которого она видела в клинике Гемелли, – лет двадцати семи, с длинными светлыми волосами, собранными в хвост, и с узкими серыми глазами. Увидев оружие в руках комиссарши, он попятился и охнул:

– Мы попались!

Виктория Сикорская

Виктория оказалась в салоне автомобиля, и еще до того, как дверца захлопнулась, он сорвался с места. Девушка обернулась и увидела полицейские автомобили, подлетающие в вилле Дейла Уайта.

– Grazie infinite[6], – произнесла она и принялась рассматривать своих спасителей. Их было двое: рядом с ней, на заднем сиденье, находился мужчина лет шестидесяти, с редкими светлыми волосами, козлиной бородкой и в смешных круглых очках. За рулем сидел молодой смазливый тип: лет двадцати семи – двадцати восьми, с забранными в хвост светлыми волосами.

– Они нас не догонят? – спросил по-английски пожилой мужчина у водителя, а тот успокоил:

– Нет, они даже не поняли, куда она делась!

Виктория уловила британское произношение и спросила:

– Вы говорите по-английски?

– О, и вы тоже? – удивился козлобородый. – Мы думали, что вы одна из жертв похоти мистера Уайта, поэтому, увидев вас выбегающей из дома, решили помочь.

Виктория удивилась:

– Значит, вы оказались около его виллы не случайно?

– Мы за ним следим, – ответил молодой водитель. – Меня зовут Джек, а рядом с вами – мой отец, профессор Рональд Каррингтон.

– Очень приятно, – пробормотала Виктория и внезапно разрыдалась. Профессор, как мог, успокаивал ее, но девушка не слушала его сбивчивые фразы.

– Великий писатель за все поплатится! – заявил Джек Каррингтон. – И за то, что причинил вам, мисс!

Виктория, вытерев слезы платком, протянутым ей профессором, пояснила:

– О, вы не так все поняли. Он не пытался... изнасиловать меня. Это я намеревалась причинить ему вред. Я хотела его убить!

Джек хмыкнул, а профессор Каррингтон дребезжащим тенорком с явной надеждой в голосе поинтересовался:

– И вы сделали это?

– Нет, – сокрушенно вздохнула Виктория.

– Очень жаль, – заявил отпрыск профессора. – Оказали бы всему человечеству неоценимую услугу. Может, и правда пристрелить его, как собаку, а, отец?

– Что ты говоришь! – замахал руками профессор. – Никакого насилия, ты же знаешь мои принципы, Джек!

– Меня зовут Виктория Сикорская, – представилась девушка.

– Вы – дочь профессора Сикорского? – изумился Каррингтон-старший.

Настал черед Виктории удивиться:

– Вы знали моего отца?

– Да, я имел честь лично знать вашего отца, – кивнул профессор, – мы работали над совместным проектом. Н-да... Разрешите выразить вам соболезнования в связи с его трагической гибелью. А что привело вас в Рим?

– Она же сказала, что собиралась убить Уайта, – хмыкнул Джек. Автомобиль вынырнул из темного проулка и попал на широкую оживленную улицу.

– Это была, как я теперь понимаю, сумасбродная идея... – снова вздохнула девушка.

– Отчего же? – не согласился молодой человек за рулем. – По-моему, очень даже здравая!

– Дейл Уайт... Я считала, что он причастен к гибели моего отца, но, по всей видимости, я ошибалась, – продолжила Виктория. – Кроме того, что он украл его идеи и использовал их для создания своего бестселлера «Улыбка Джоконды», мне не в чем обвинить писателя.

Профессор икнул и снял очки, а его сын принялся так громко хохотать, что Виктория испугалась.

– Следи за дорогой, а не то мы попадем в аварию! – прикрикнул на сына дрожащим голосом Рональд Каррингтон.

– Но я не вижу в своих словах ничего смешного! – проговорила Виктория с обидой.

Джек, все еще давясь от смеха, пояснил:

– Извините, не хотел вас обидеть, просто не мог сдержать реакции на ваше заявление. Дейл украл идеи вашего отца и создал супербестселлер, а до этого, пять лет назад, позаимствовал записи моего родителя, которые обработал и выдал предыдущий свой роман, тоже очень хорошо продававшийся. Наш великий писатель специализируется на плагиате!

– Но как такое может быть... – прошептала девушка.

Профессор Каррингтон уныло ответил:

– Очень просто, дорогая моя. Я имел неосторожность показать мистеру Уайту свои наброски, он ими до чрезвычайного заинтересовался, а семь месяцев спустя я услышал о том, что он создал новый шедевр. Я судился с ним, но процесс проиграл.

– С тех пор мы не спускаем глаз с Дейла и узнали о нем много занятного, – добавил Джек. – Едем к нам домой, там вы будете в полной безопасности.

Отец и сын обитали в небольшой, скудно обставленной квартире. Они любезно предоставили Виктории одну из трех комнат. По телевидению и радио было объявлено о покушении на великого писателя, которое едва не стоило ему жизни.

– Вас разыскивают, – сказал Рональд Каррингтон. – Мистер Уайт использовал вас в собственных недостойных целях. Возвращаться в Америку вам нельзя: еще в аэропорту, при регистрации, вас арестуют.

Виктория приняла предложение остаться у Каррингтонов на какое-то время. Она несколько раз заводила разговор на тему того, чем они занимаются – не может же быть, чтобы они круглыми сутками только и делали, что следили за Дейлом Уайтом, – но ее спасители отделывались общими фразами.

Прошло два дня. Виктория пролистывала одну из книг по истории церкви, которая нашлась в квартире Каррингтонов, когда услышала радостный крик Джека:

– Отец! Он прислал письмо! С признанием!

Молодой человек ворвался в комнату, размахивая большим конвертом. Профессор вырвал у сына лист. По мере того как Каррингтон-старший вчитывался в написанное, лицо его заливал чахоточный румянец. Внезапно профессор, утробно подвывая, на одной ноге проскакал по комнате. Виктория в ужасе уставилась на него.

– Не беспокойтесь, моя дорогая, я не сошел с ума, – заявил, улыбаясь, Рональд Каррингтон. – Хотя очень к этому близок! Включи-ка телевизор, сын!

Джек моментально исполнил просьбу отца. В выпуске новостей, который начался минут через пятнадцать, в числе прочего сообщили, что в своем тосканском поместье прошедшей ночью от тяжелой болезни скончался кардинал Алессандро Морретти, бывший архиепископ Турина и хранитель плащаницы.

– А перед смертью он решил облегчить свою душу признанием! – добавил Джек. – Отец, с этим письмом мы обратимся к прессе и...

– С этим письмом мы не будем обращаться к прессе, – оборвал речь сына профессор. – Они обвинят нас в подделке и фальсификации.

– Но если кто и подделывал и фальсифицировал, так именно они! – запальчиво возразил Джек. – И кардинал написал об этом черным по белому.

Виктория, ни слова не понимавшая из перепалки отца и сына, спросила:

– В чем, собственно, дело? И какое отношение ко всему имеет умерший кардинал?

Профессор, почесав ухо, произнес:

– Думаю, настало время узнать вам правду, моя дорогая! Мы с Джеком уже несколько лет занимаемся тайнами Ватикана. Например, одной из наших несбыточных идей был поиск сокровищ ордена тамплиеров.

– Тамплиеры? – переспросила девушка. – Кажется, в Средние века это была очень могущественная организация...

– Именно так, – подтвердил профессор. – Тамплиеры, или рыцари-храмовники, были не просто могущественным, а самым могущественным орденом на протяжении неполных двухсот лет, с двенадцатого по начало четырнадцатого века. Орден тамплиеров был основан в 1117, 1118 или 1119 году французскими дворянами Уго Пайенским и Жоффре Сент-Омерским и семью прочими их соратниками с целью защиты от нападений сарацинов христианских паломников, отправлявшихся регулярно в Иерусалим, чтобы лицезреть святыни. Храмовниками (по-латыни тамплиерами) они назвались оттого, что их резиденция в Иерусалиме находилась во дворце, расположенном на месте, где, согласно преданию, когда-то возвышался легендарный храм царя Соломона, разрушенный римлянами в 70 году нашей эры. В 1127 году орден был официально признан тогдашним папой Гонорием II на вселенском соборе в Труа, и в течение считаных десятилетий тамплиеры обрели невиданные могущество и богатство. Последующие понтифики предоставили им неслыханные привилегии, освободив, к примеру, от уплаты обязательной десятины, а также прочих налогов и податей. Орден располагал представительствами во всех странах Европы и на Ближнем Востоке и аккумулировал в своих руках гигантские денежные средства. Подобное не могло не вызвать зависть со стороны светских властителей, и один из них, французский король Филипп Четвертый, он же Красивый, использовав ложное признание одного из бывших членов ордена, желавшего отомстить за свое исключение из его рядов, обвинил тамплиеров в ереси, святотатстве и мужеложестве. В пятницу, 13 октября 1307 года, по приказу короля во Франции, в штаб-квартире ордена, были арестованы около двух тысяч человек, в том числе и гроссмейстер Жак де Молэ вместе с великим приором Нормандии Жоффре де Шарнэ. Филипп конфисковал имущество тамплиеров, рассчитывая таким образом пополнить пустую государственную казну, но, к его большому разочарованию, в монастырях и замках, принадлежавших ордену, не оказалось особых богатств. Папа Климент V, француз по национальности, первый из череды авиньонских пленников французской короны, безропотно взирал на то, как Филипп уничтожает ради своих корыстных интересов христианский орден. Судебный процесс длился несколько лет, и в 1314 году верхушка ордена была сожжена в Париже.