Джон Макдональд - Долгий фиалковый взгляд Страница 48

Хайзер протиснулся между нами к дверям, мы последовали за ним. Прибыл доктор, за ним машина «Скорой помощи». К тому времени так стемнело, что над телами пришлось держать лампы, но обследование было недолгим. Никаких загадок относительно причин смерти.

— Что касается мужчины, — сообщил доктор, — нож вошел достаточно глубоко, чтобы перерезать устье аорты. Я бы сказал, смерть наступила через восемь-десять секунд. На глазных яблоках девушки отчетливые точечные кровоизлияния, характерное потемнение кожи. Смерть от утопления или удушения. Необходимо установить время? Я измерил температуру. Как минимум, час, возможно, два.

— Для вас есть еще кое-что, — сказал Хайзер.

— Еще? Что, черт возьми, происходит?

— Я свяжусь с вами позже.

Сделали фотографии для досье. Я смотрел, как два тюка с мясом сунули в «скорую» и неторопливо уехали в сумерках. Больше некуда торопиться.

Подойдя к стоявшему Хайзеру, я сказал:

— По дороге назад я останавливался у дома Перриса, дал денег женщине, чтобы она присматривала за миссис Перрис. Сказал ей, что девушка с мистером Перрисом сегодня не вернутся. Не знал, что Лило умрет.

Он взглянул на меня:

— Что?

— Я говорю, заезжал и…

— Да-да. Я слышал. Кейбл, Стерневан, оставайтесь здесь, помогите закончить. Билли, пусть Кинг покажет вам, где машина Перриса, и вы ее отведете. Я забираю Макги с собой. Пошли! — Подходя к автомобилю, добавил в мой адрес: — Можете сесть спереди.

— Спасибо.

Вел он машину плохо, рыскал из стороны в сторону, беспричинно тормозил и прибавлял скорость.

В свете фар я увидел голубой «опель» под большим деревом, потом мы свернули на подъездную дорожку и остановились.

Открыла Нулия, проговорив с изумившим меня удовольствием:

— Добрый вечер, шериф Хайзер, добрый вечер! По-прежнему заглядываете сюда?

Я вошел следом за ним.

— Как она сегодня, Нулия?

— Ну, вы знаете как. Без особых перемен.

— Думаю, лучше ей сразу сказать. Они оба мертвы, Нулия. Генри и Лилиан.

Она стиснула руки, прижала к груди, склонила голову, закрыла глаза, губы молча зашевелились.

— Аминь. Пускай лучше узнает. Что с ней теперь будет, скажите на милость?

— Я прослежу, чтоб о ней позаботились. Макги, ждите здесь.

Хайзер уверенным шагом проследовал через гостиную в коридор.

— Шериф заходит порой навестить миссис Ванду, — сказала Нулия. — Звонит мне домой, просит звякнуть ему, когда их обоих наверняка не будет. Она точно ком теста сырого. Пальцем не может пошевельнуть. Конечно, с нею много возни. Чтобы ответить, глазом моргает. Один раз — «да», два — «нет». Когда не хочет говорить, совсем их закрывает.

Его не было пятнадцать минут. Вышел с усталым видом.

— Как по-вашему, все в порядке, шериф? — спросила Нулия.

— По-моему, да.

— Ну и нечего глаза по ним обоим выплакивать, ни ей, ни кому другому. Я согласилась остаться тут на ночь. Старший мой принесет все, что надо.

Я вышел, сел вместе с шерифом в машину. Теперь он ехал увереннее, замедлил ход, посветил фонариком в сторону от дороги, потом осторожно свернул на короткий частный мостик через дренажный канал, въехал во двор.

— Дом Бейтера? — спросил я.

Он кивнул, выключил фары, заглушил мотор, вышел и привалился к водительской дверце, словно вдруг ему стало плохо.

— Что с вами, Норман?

— У него было две недели, прежде чем он сам себя засадил ко мне в тюрьму, а потом получил приговор и отправился в Рейфорд. Мог логично рассчитывать через два, три, четыре года выйти за примерное поведение. Позаботился обо всех обычных мелочах, которые необходимо сделать, собираясь оставить дом в нашем климате, в жаркие сезоны, учитывая возможность урагана. Я все приходил сюда, старался рассуждать так же, как Бейтер. Думаю, договорился встретиться для дележа, условился о встрече подальше отсюда, чтобы успеть спрятать деньги. Вы же знаете, груз большой. Я просмотрел депозитную ведомость ипподрома. Например, двадцать три тысячи по одному доллару. Считают по весу. Положи на весы девяносто девять бумажек или сто одну, стрелка отклонится в сторону. Купюры автоматически сортируются по достоинству, запечатываются в пачки. Сто пятьдесят одна тысяча в пяти пачках пятерок. Триста семьдесят три — восемь пачек десяток. Сто восемьдесят восемь — три пачки двадцаток. Девяносто шесть тысяч — пятидесятидолларовыми бумажками. Восемьдесят восемь — сотнями. Девятьсот двадцать шесть тысяч долларов. Возьмем одни десятки. Больше тридцати семи тысяч бумажек. Двести сорок фунтов, или около того. Все вместе помещается в шести тяжелых чемоданах.

— Как их сюда доставили?

— Могу только догадываться. Эл Стори припоминает, что примерно в то время Генри Перрис обнаружил какие-то неполадки с лебедкой на большом ремонтном тягаче и увел его к себе домой, поработать в выходные. Ну, мог сменить номера, прикрыть надпись на дверцах какой-то другой. Когда охранники в инкассаторском автомобиле заснули, подцепил его на крючок, отвез на место встречи, где ждала другая машина, одна или несколько. Может быть, перегрузили деньги в машину Бейтера, и они с Лилиан приехали сюда с грузом, а Генри другой дорогой перегнал назад ограбленный автомобиль. Возможно, велели двум другим побыстрей отправляться в Майами и обеспечить алиби. Встретиться в таком-то мотеле в Джексонвилле или еще где-нибудь. Двум специалистам пришлось согласиться, потому что у Бейтера известная репутация. Он никогда никого не обманывал и хорошо разрабатывал планы. Только ему никогда раньше не попадался такой большой куш. Хватило бы на всю жизнь. Больше никакого риска. Поэтому он их одурачил и поручил Генри с Лилиан о них позаботиться, когда они явятся. Фрэнк Бейтер сделал солидное капиталовложение, засадив самого себя в Рейфорд. Это снимало с него подозрения, если бы кто-нибудь хоть когда-нибудь пришел к выводу, что машина с деньгами — его рук дело. И застраховался, поскольку один знал, где спрятаны деньги. Не думаю, чтобы его волновало, кто кого убьет. По-моему, деньги где-то здесь. Сухие, чистые, в полной сохранности. Но я не смог их найти.

Я отмахивался от москитов, жужжащих в ушах, расчесывал укусы на ногах, полученные во время ночной прогулки с Мейером.

Воцарилось молчание.

— Впрочем, это, наверное, значения не имеет, — сказал наконец Хайзер, — для меня здесь все кончено. Ухожу. Билли может управиться, пока не подыщут кого-нибудь до следующих выборов.

— Почему?

— Все как-то странно пошло наперекосяк. Говорю не с личной точки зрения. Глубоко в душе знаю, что ошибался. Закрывал глаза на… личные дела, говорил себе, что во всех других отношениях целиком и полностью предан работе, а остальное не важно. Но ничего не вышло. Весы плохо работают. Одна мелочь в одной чашке весит больше… всего прочего на другой.

Неполная луна поднялась над темной линией верхушек деревьев. Я не рискнул сказать что-нибудь. Шериф говорил сам с собой. И одновременно делал редкое предложение дружбы. Просил какой-то помощи. Гордый, вдумчивый, озабоченный человек.

— Дело даже не в том, что я отмотал пленку обратно, искоренил почти все следы акцента, присущего людям, среди которых рос. Не в осознанном и признанном мною факте, что голова у меня работает лучше, чем я считал во времена своей студенческой спортивной карьеры. Подобные вещи могут оторвать мужчину от его корней. Только еще что-то носится в воздухе. Лица молодых, взгляд стариков… Затуманились ориентиры. Все копы свиньи? Если я действую в рамках системы, где суды по делам молодежи не могут тронуть богатых юнцов; где невинные — то есть пока еще не осужденные, значит, невинные по презумпции — вместе с виновными сидят в тюрьме, не имея возможности внести залог; где мудрые юридические решения обусловлены дружбой и внешним влиянием; где существуют два типа закона — для белых и черных… Если при этом придерживаться инструкций, стану каким-то иудиным козлищем, если начну подправлять правила, совершенствуя — со своей точки зрения — структуру общественного закона, буду руководить своим собственным маленьким полицейским государством. Лучше мне отказаться от этого, потому что не могу жить ни с тем, ни с другим решением.

— Даже слегка подправляя правила тут и там?

— Как я подправлял их для Лило Перрис? Для Лью Арнстеда?

— Гравитационное воздействие, о котором я говорил?

— Знаете что? Попробуйте догадаться.

— Она ваша дочь. Она это знала, и Лью это знал.

— Да ведь это же очевидно, черт побери! — крикнул он, и голос его сорвался.

— Лишь для того, кто назвал ее имя при Джонни Хэче и услышал от Нулии, что вы время от времени навещаете Ванду.

Эту банальную, ординарную, мелочную историю ему непременно хотелось поведать подробно, как бы наказывая себя. Ванда была замужем за Джонни Хэчем больше года. Скучала, волновалась, полная жизненных сил. Норман Хайзер приехал домой из колледжа на пасхальные каникулы, помолвленный, но еще не женатый. Задний двор Хайзеров и задний двор Хэчей имели общую границу, хотя дома стояли на разных улицах. Она попросила его прийти помочь выкопать и пересадить небольшое деревце, потом пригласила зайти в дом умыться, принялась дразнить, подшучивать, провоцировать и, наконец, соблазнила. Страдая от сознания своей вины, он чувствовал, что не способен держаться от нее подальше во время коротких каникул. Потом удалось объективно подумать, увидеть, как ловко она все подстроила, как мало для нее значило произошедшее. Но когда он вернулся с женой и малюткой дочерью, чтобы после смерти родителей вывезти из дома личные вещи и приготовить его к продаже, она осторожно пришла с черного хода и сообщила, что у него есть прелестная трехлетняя дочка по имени Лилиан. Назвала дату рождения, предложила самому подсчитать. Есть еще мальчик, сказала она, Ронни, определенно от мужа. А Лилиан — его семя.