Дик Фрэнсис - Лучше не возвращаться Страница 49

— Вы давно здесь живете? — спросил я.

Зои иронически вздернула брови и обвела глазами беспорядок в комнате.

— А что, разве не похоже?

— Очень похоже.

— Более двадцати лет. Двадцать три или двадцать четыре года.

— Давно, — согласился я.

— Да. Ну так что вы скажете о лошадях?

— Я считаю, что они и еще несколько других умерли в результате махинаций со страховками.

Она решительно покачала головой.

— Наши лошади не были застрахованы. Их владельцы постоянно напоминают нам об этом.

— Лошадь можно застраховать и без ведома владельца или тренера.

Ее глаза широко раскрылись — она что-то вспомнила.

— Рассет Иглвуд уже так делала. Хорошенькое дело!

— Да, она мне рассказывала. Кен уставился на меня.

Зои это заметила.

— Значит, вы с ней разговаривали по поводу смерти лошадей Иглвудов?

— Смерть этих лошадей очень похожа на смерть ваших.

Зои посмотрела на Кена. Я покачал головой.

— Он не виноват.

— А кто виноват?

— Это мы и пытаемся выяснить. — Я замолчал. — Все лошади умерли в больнице, кроме одной…

— А сколько их умерло? — прервала она меня.

— Восемь или девять.

— Вы шутите?

— Не нужно было ей говорить, — упрекнул меня Кен.

— Одну смерть можно объяснить твоей халатностью. Может, даже две. Но восемь необъяснимых смертей? Восемь, это при том, что ты — квалифицированный хирург. Ты тянешь срок за кого-то другого. Здравомыслящие люди, такие, как мисс Макинтош, обязательно это поймут.

Здравомыслящая мисс Макинтош насмешливо посмотрела на меня, но теперь она воспринимала Кена уже не как злодея, а как жертву.

— Допустим, лошади уже застрахованы.Чтобы их приняли в больницу, нужно сделать так, чтобы они заболели. Постарайтесь сосредоточиться и вспомнить, у кого была возможность дать вашим лошадям атропин и вызвать острые колики?

Вместо ответа она сама спросила:

— А у лошадей Иглвуда тоже были атропино-вые колики?

— Нет, у них была другая программа, — ответил я.

Зои расхохоталась.

— Кто вы? — спросила она.

— Я Питер. Приятель Кена.

— Ему повезло.

Мы с иронией посмотрели друг на друга.

— Ладно, — сказала она, — я была разъярена, когда Кен мне это заявил, но все равно я думала о случившемся. Честно говоря, любой из наших конюхов за десять фунтов скормит лошадям свою собственную мамочку. Яблоко с атропином? Или их в пабе кто-то подпоил? Извините, но это слишком просто.

— Попытаться все же стоит, — сказал Кен. Неожиданно резко зазвенел звонок.

— Это мой отец. — Зои поднялась. — Мне нужно идти.

— Я бы очень хотел встретиться с вашим отцом. Она нахмурила свои светлые густые брови.

— Вы опоздали на пять лет. Но если хотите — пошли.

Мы опять вышли в коридор. Затем проследовали назад в холл и через двойные двери — в большую, восхитительно красивую гостиную. Ее задняя стена была полностью стеклянной, от пола и до потолка. Сразу за стеклом виднелось мельничное колесо. Это огромное деревянное колесо виднелось только наполовину, остальная его часть находилась ниже уровня пола. Это была всего лишь декорация — колесо не двигалось.

— А где же река? — спросил я, и тут же понял, что меня так настораживало в этом доме. Не было вечного запаха водяной плесени. Колесо не крутилось и не издавало никаких звуков.

— Никакой реки нет. Была, но давным-давно высохла, — сказала Зои. Она прошла через комнату и добавила: — Они ее испохабили своей плотиной. Им, видите ли, понадобилась электростанция. Папа, — она остановилась у кресла с высокими подлокотниками, — к тебе посетители.

С кресла не донеслось ни звука. Мы с Кеном обошли его вокруг и увидели мужчину, который был Маком Макинтошем.

ГЛАВА 10

Макинтош был небольшим морщинистым человечком, этаким старым наездником, похожим на высушенное яблоко. Его неожиданно ярко-синие глаза смотрели пытливо и настороженно и никак не вязались с обветренным лицом. Поэтому не сразу становилось понятно, что в его мыслях, как в перепутанном алфавите, царил полный хаос.

Он сидел, уставясь на неподвижное мельничное колесо, глядя через него на поле за изгородью. Казалось, что он сидит тут уже давно. Ручки кресла, на которых покоились его тонкие руки, сами истончились от долгого употребления.

— Ты не забыла о вечерней уборке лошадей? — спросил он высоким дребезжащим голосом.

— Конечно же, нет, папа, — терпеливо ответила Зои. — Еще полчаса.

— Кто это там с тобой? Я не могу разглядеть лица против света.

— Добрый день, мистер Макинтош, — поздоровался Кен.

— Это Кен Макклюэр, — пояснила Зои, — и его приятель.

— Питер, — сказал Кен.

— Мне показалось, что ты сказала Кен, — раздраженно пробурчал Макинтош.

— Я Питер, — произнес я.

Зои повторила церемонию знакомства предельно ясно, но сомневаюсь, чтобы старик хоть что-нибудь понял, потому что изумленно глазел на меня каждую минуту.

— Но ты же сказала, — обратился он к Зои, — что придет только Кэри.

— Да, я говорила, но передумала. Кэри придет играть с тобой в карты, а Кен вернулся посмотреть лошадей. — Нам же она тихо добавила: — Они вместе играют в карты уже много лет, но теперь это все больше похоже на фарс. Кэри только притворяется, что играет. Это очень любезно с его стороны.

— Что ты сказала? — сердито спросил Макинтош. — Говори громче.

— Папа, где твой слуховой аппарат? — обратилась к нему Зои.

— Я не люблю его. Он свистит.

Я и Кен стояли между ним и окном, и, похоже, ему не нравилось, что он не может видеть все колесо целиком — он все время вертел головой, стараясь разглядеть что-то за нами и вокруг нас. По-видимому, у Кена было такое же чувство, потому что он отвернулся в сторону, как бы намереваясь свести препятствие к минимуму. Свет из окна осветил лишь половину костлявого лица Кена, все остальное было в тени. Макинтош вдруг резко выпрямился в кресле и радостно уставился на него.

— Кении! — воскликнул он. — Ты принес это вещество? А я-то думал, что ты… — Старик прервался в нерешительности. — Умер, — добавил он слабым голосом.

— Я не Кении, — сказал Кен, пошевелившись. Макинтош откинулся в кресле.

— Мы потеряли деньги, — заявил он.

— О каких деньгах он говорит? — спросил я.

— Не тревожьте его. Все равно он ничего вразумительного не скажет. Он имеет в виду деньги, которые потерял в одном дурно пахнущем предприятии. Это постоянно крутится у него в голове, и каждый раз, когда его что-нибудь беспокоит или он чего-то не понимает, он возвращается к этому делу, — объяснила Зои.

Я спросил Кена:

— Это то, о чем говорила твоя мать?

— Жозефина? — Зои непроизвольно скривилась. — Она большая любительница наблюдать с берега за утопающими. Извини, Кен, но это правда. — И, обращаясь ко мне, продолжила: — Папа потерял кругленькую сумму, но не он один. На бумаге все выглядело заманчиво, фактически не нужно было вкладывать никакой наличности, а прибыль обещала быть высокой. Десятки людей гарантировали внушительные куски огромного пирога за постройку парка развлечений и отдыха между Челтенхемом и Тьюксбери. Его действительно построили, но местоположение и план были выбраны неудачно, никто этот парк не посещал и не пожелал купить, поэтому банк оставил весь пирог себе. Я не могу спокойно смотреть на эту чертову затею. Там все еще недостроено, но уже начало разрушаться, а в это вложена половина моего наследства. Я, черт побери, такая же дура, как и отец, — уныло закончила она.

— Как он назывался? — спросил я.

— Все наши деньги, — сказал Макинтош тонким голосом.

— Порфири-Плейс, — ответила Зои, улыбаясь. Кен кивнул.

— Такой большой белый с темно-красным слон. Я иногда проезжаю мимо. Чертовы неудачи.

— Ронни Апджон, — вдруг радостно сказал Макинтош, — получил по заслугам.

Зои промолчала.

— Кто это? — спросил я.

— Ронни Апджон — распорядитель на скачках, — объяснила она. — Много лет подряд он жаловался на папу в жокей-клуб, утверждая, что папа берет взятки у букмекеров, хотя, конечно же, папа никогда этого не делал.

Макинтош визгливо засмеялся, как будто подобные обвинения доставляли ему удовольствие.

— Папа! — протестующе воскликнула Зои, понимая однако, что все это правда.

— Ронни Апджон потерял кучу денег. — Макинтош удовлетворенно покачнулся, но под нашими пристальными взглядами, казалось, сбился с мысли и понес какой-то бред. — Стэйнбек принял на сто против шести.

— Кто это? — опять спросил я Зои. Она пожала плечами:

— Старые ставки. Стэйнбек был букмекером и давным-давно умер. Папа что-то вспоминает, но постоянно путает. — Она посмотрела на отца со смешанным чувством любви, раздражения и страха, последнее было обусловлено, как мне показалось, переживаниями о не столь отдаленном будущем. В этом она была похожа на Рассет Иглвуд — дочери, поддерживающие хрупкие жизни своих отцов.