Лариса Соболева - Замкнутый круг обмана Страница 5

– Как тебе сказать… – усмехнулся Руслан. – Нам отвели роли мировых судей: скандалы в семьях, бытовые разборки, мелкое воровство и так далее. Мы – мусор, этим сказано все. И мусором занимаемся. Началось это еще в советское время, люди привыкли, приспособились. А лидеров группировок уважают, обращаются к ним за помощью, и, знаешь, они помогают. Скажем, вынес суд несправедливое решение, обиженный жалуется одному из авторитетов. А друг перед дружкой эта шушера уголовная любит повыпендриваться: мол, я такой справедливый – аж плачу от умиления, глядя в свое отражение в зеркале. Авторитет по своим каналам узнает суть и выносит приговор, который тут же исполняют. Если же жалобщик обманул, наказывают его. Слыхал такое слово «мафия»? У нас их четыре. Нам не дадут провести дело, вот посмотришь. Начнем одних трясти, другие не потерпят. Чтобы мусор дела их разгребал – да ни в жисть! Станут на наше начальство давить, и начальство тебя завалит. И бесполезно жаловаться выше, башку отрежут. Расправа у них жестокая, наше законодательство по сравнению с их кодексом – это правила внутреннего распорядка в детском саду.

– Черт знает что! – проворчал Артем. – Ладно, поехали к морю, посидим спокойно.

– Пузырь берем? – потер руки Руслан. – У меня знакомая три перегонки делает. Водка – песня, ни одна заводская конкуренции не выдержит. Так берем?

– Тогда два пузыря… – обреченно махнул рукой Артем.

– Заметано, – воодушевился Руслан, заводя мотор.

Дудин долго готовился к операции. Ему запретили доверяться кому бы то ни было из врачей, но снабдили необходимым. На столе лежали бинты, медикаменты, шприцы. Дудин прокипятил иглу и ножницы, надел латексные перчатки. Сначала сделал несколько уколов в ногу, как учили, – обезболил. Вдев кетгут в иглу, принялся зашивать. Неумелая рука часто соскальзывала, не протыкая человеческую ткань по краям ран на ноге. Потревоженные раны кровоточили, заполняя глубокие борозды от клыков, кровь стекала по ноге на клеенку под Самвелом. Дудин то и дело промокал ее стерильными тампонами, затем бросал их в эмалированный таз. И все ж приноровился, уверенней втыкал иглу, протягивал нить. Самвел лежал на животе, вряд ли чувствовал боль, но изредка вздрагивал и стонал.

– Терпи, дорогой, терпи, – отозвался на очередной стон Дудин, сосредоточенно протыкая человеческое мясо, даже не морщась. – Зашью тебя лучше портнихи. Не думал, что собачьи клыки такие острые. Располосовал, как бритвой.

– Я этого пса… пристрелю, собаку!

– Многовато ты крови потерял. Но ничего, ничего, поправишься. Знаешь, какими нитками тебя латаю? Швы снимать не надо, все рассосется. Чудеса науки, мать твою.

Ногу залатал грубо, но все же сшил. А вот спина не поддавалась. Кусок мяса, размером примерно десять на десять сантиметров, легко отходил с трех сторон. Сначала Дудин подумывал отрезать его совсем, да не рискнул. Приложил оторванный кусок и скреплял нитками кое-как. Упругие мышцы и натянутая кожа на спине создали дополнительные трудности. Все же отдельные ошметки, которые никак не присоединялись, пришлось отрезать. Для этого Дудин протер водкой кухонный нож и «подровнял» вырванный клыками кусок. С мелкими ранами управился быстро. Наложив повязки и залепив их пластырями, Дудин выдернул клеенку из-под Самвела, снял перчатки и вымыл руки. Затем приготовил закуски, поставил бутылку водки на табурет у кровати. Нож вымыл с мылом, протер водкой и, нарезав им колбасу, сыр и хлеб, сказал:

– Ну, теперь можно и выпить. Давай помогу повернуться.

Подложив под спину Самвела подушки, осторожно перевернул его, сам же устроился на стуле. Налил в стаканы водки до половины, один протянул напарнику и прислушался:

– Слышь, ветер бушует? Ураган обещали. Ну, давай, за упокой души Алекса. – Дудин проследил, как выпил Самвел, дал ему кусок колбасы с хлебом, только потом выпил сам, закусил соленым огурцом. – Да, забыл сказать. Алекс жив. Но положение его швах.

– Деньги когда отдадут? – спросил Самвел, медленно пережевывая. – Или и меня прикончат, чтобы не платить?

– Что ты несешь? Сейчас нужны такие, как мы. Времена настали крутые, нам работенка будет. А деньги получим, когда Алекс упокоится. Ну, давай еще по соточке?

Когда Самвел уснул, Дудин запер флигель и вошел в дом. Он жил в одной из четырех комнат, и только в ней стояла мебель, да и то лишь необходимая. В двух комнатах вообще пусто, но туда никто и не входил. Включив свет, постоял, раздумывая, и взял ключ из вазы на окне. Долго смотрел на ключ, потом прошел к дальней, четвертой, комнате, отпер дверь и заглянул внутрь. Там стояли диван, на котором спала пожилая женщина, стул, тумбочка, а на ней горевшая лампа под абажуром.

– Мама… – позвал Дудин, ласково улыбаясь.

Женщина моментально открыла глаза, испуганно и беспокойно водила ими, наконец заметила Дудина, замычала. Он приблизился к ней:

– Ну что, мама, ты еще не подохла? Живучая же ты.

Лицо женщины исказила мука, а из глаз потекли слезы, прячась в морщинах.

– Ну-ну, успокойся, твой сын не зверь, он значительно хуже.

Женщина трясла головой, вздрагивала, что-то силилась сказать. Дудин переменил памперсы, брезгливо морщась, тщательно укрыл ее одеялом:

– Видишь, какой у тебя хороший сын? До свидания, мама…

Только потом с наслаждением развалился на диване, чувствуя приятную усталость.

Хачатур Каренович внимательно, без эмоций выслушивал врача:

– Ранение очень тяжелое. Организм мощный, но ничего не могу обещать.

– Ви сделайте его живим хоть на два дня, – скорее приказал, чем попросил Хачатур Каренович. – Я отправлю его вертолетом в Краснодар, а оттуда – самолетом в Швейцарию. Я уже договорился, но не можем вилетет из-за ветра. Пилот сказал, что вертолет не видержит. Делайте что хотите, но чтобы он бил жив.

– Надеюсь, он протянет пару дней. Сделаем все возможное и невозможное, – сказал без уверенности врач. – Но вы должны понимать: это всего лишь надежда. Кстати, уберите ваших… охрану. Людей распугали, у нас же больница.

– Извини, дорогой, но охрана будет здэсь до отправки Алекса.

Хачатур покинул кабинет, по-хозяйски шествуя по коридорам за охранником, открывавшим ему двери. За ними шел Каракуль, а немного отставая, еще два телохранителя.

– Я полечу с Алексом? – спросил Каракуль.

– С ним полечу я и мои люди, – бросил через плечо Хачатур Каренович. – Ти здэсь останешься. Проследи, чтобы этот… Артем, да? Пусть ищет стрелка. Найдет – ми сами разберемся с ним. Твое дело его взят и держат до моего пириезда. Мда, плохие времена настали… Два раза питалис Алекса убит, даже не ранили. На третий не повезло ему. Всэх подлюк, кто в сговоре, на ремни порежу. Всэх порежу!

– Почему вы не сказали о покушениях на Алекса следователю?

– Пачему, пачему! – устало проворчал Хачатур. – И так узнает. Я хочу улетет с Алексом без задержка, а не бесполезний показания дават.

Шел первый час ночи. Каракуль распределил дежурство между своими людьми и вернулся в особняк. Свет горел в окнах Лии и на первом этаже. Вроде все спокойно. Поставив машину в гараж, нашел Кизила все на том же месте, дремавшим у телика.

– Как там? – спросил Кизил, очнувшись от дремы.

Каракуль махнул рукой, что означало – дело дрянь, и устало поплелся на кухню, ибо желудок пищал, требуя жратвы. Открыв один из двух холодильников, изучал содержимое, прикидывая, с чего начать трапезу. Вдруг услышал за спиной голос Лии:

– Я подам тебе поесть.

Каракуль отошел от холодильника, уступая место девушке, сел на стул и наблюдал, как она двигалась у плиты. Кормить людей в доме, всех без исключения, входило в ее обязанности, поэтому не удивила, предложив свои услуги. Лия разогрела индейку под соусом, нарезала хлеб, сыр, копченый окорок, все поставила перед ним. Каракуль набросился на еду. Она, стоя у стола, спросила:

– Почему ты не говоришь, что с Александром Юрьевичем?

– В Швейцарию его повезут. Дай водки, – сказал он, не поднимая глаз от тарелки. Лия выполнила просьбу и хотела уйти, но Каракуль схватил ее за руку. – Посиди.

– Мое дело подать, – проговорила она, вырывая руку.

– И прибрать, – усадил ее Каракуль на стул рядом.

Он ел, она сидела. И оба ни слова. Когда Каракуль отодвинул тарелки, Лия встала:

– Теперь я могу идти?

– Пойдем ко мне в комнату? – и взглянул на нее из-под насупленных бровей.

Лия молча отнесла тарелки в раковину, ушла. Каракуль с минуту сидел неподвижно, потом запустил хрустальным стаканом в стену.

4

Радж проснулся в семь утра, потянулся. Боль мгновенно дала о себе знать. Пес заскулил, таращась на повязку, – широкие бинты, опутывающие бедро, спину и живот. Разозлился. Принялся рвать бинты и не успокоился, пока не освободился. Рана стала кровоточить. Радж лизнул ее несколько раз и заковылял к кровати Алекса, чтобы разбудить, как делал каждое утро, а потом идти с ним на прогулку. Кровать была пуста. Радж залаял, заметался из угла в угол. На зов примчался Кизил.