Ольга Володарская - Любовь как война Страница 5

Спустя год с небольшим Андрей Боровик женился, переехал в отдельную квартиру, стал аспирантом и начал преподавать. Когда супруга, та самая удивительная девушка, встреченная им в аэропорту, сообщила ему о своей беременности, молодой муж уже знал, как назовет ребенка, если это будет мальчик. Амон. В честь бога солнца. И как ни уговаривала его жена дать чаду менее экстравагантное имя, Андрей остался непреклонным. Только Амон. И точка. Пришлось жене смириться. Не разводиться же из-за этого? Лучше бы дочь родилась, думала женщина. Для дочки Андрей тоже не совсем обычное имя придумал – Авдотья, – но оно хотя бы русское.

На свет появился мальчик. Амон. Как ни странно, похожий на египтянина, чернявенький, хотя родители были светлыми. Но у Андрея отец был жгучим брюнетом, и Амон, видно, в него пошел.

…Или же в своего тезку… бога солнца Ра?

Когда мальчику исполнилось пять, у Боровиков появился новый член семьи, Авдотья. Через много лет сестра Амона упрекнула родителей в том, что они дали ей неподходящее имя. Оказалось, она все детство страдала оттого, что ее зовут нетрадиционно: Олей, Светой, Наташей, а Авдотьей. И мечтала имя поменять. В отличие от Амона. Ему нравилось его редкое «божественное» имя. Оно выделяло его из толпы. Амону с малых лет нравилось быть не таким, как все.

Теперь ему сорок. Исполнилось вчера. Эту дату отмечать не принято. Но Амон вообще не любил торжества по случаю дня рождения. Старался уехать в другой город, а лучше в страну, чтобы не думать, где собрать гостей, чем угостить, а заодно избавлял друзей и родственников от проблемы, что ему подарить. Но вчера он находился в Москве, родители и сестра с семьей нагрянули к нему в гости с цветами и презентами. Амон повел всех в ресторан, потому что дома угостить их было нечем. Благо он жил в центре, и в шаговой доступности находилось много приличных заведений. Он выбрал арабский ресторан. А где еще человек, названный в честь древнеегипетского бога, мог отметить свой сороковой день рождения? Только там…

Еда была отменной. Вино превосходным. Обслуживание безупречным. Но посиделки как-то не задались. Быть может, потому, что в каждом тосте сквозил завуалированный упрек. Тебе уже сорок, а ты все никак не определишься. Пора, Амон!

Отец считал, что жизнь сына не удалась. Мать, впрочем, была такого же мнения. Но в отличие от супруга об этом помалкивала. Как и сестра. И все же Амон знал, что они солидарны с отцом. По мнению женской половины семьи, мужчина, в сорок лет не имеющий жены и ребенка, не может назвать себя состоявшимся. Отец же напирал на то, что Амон не имеет профессии. Тот факт, что сын отлично зарабатывает, во много раз больше его, не в счет.

– Объясни, чем ты занимаешься? – вопрошал он.

– Всем понемногу, – отвечал сын. Он на самом деле чем только не занимался: и рекламой, и торговлей, и биржевыми операциями. Все это он делал, не выходя из дома, сидя за компьютером.

– А надо чем-то одним и много! – поучал Амона отец. – Чтобы реализоваться по-настоящему, необходимо посвятить всего себя тому, чем ты занимаешься. Отдаться делу. И оставить после себя что-то нетленное.

Сам Андрей Боровик так и сделал. Посвятил себя истории. Защитил сначала кандидатскую, затем докторскую. Преподавал. Писал книги. Стал ведущим египтологом страны. Амон был другим. Совершенно! Он умудрился поучиться в четырех институтах, но закончил лишь один. Сменить кучу специальностей и десяток хобби. А в итоге так и не найти дела, которому хотелось бы себя отдать.

В сорок лет Амон понял, что это не минус, а плюс, о чем сообщил отцу. Тот возмутился:

– Ты не прав, сын!

– Разве? А мне кажется, это здорово – быть свободным. Я могу применить себя в нескольких областях. Заработать денег разными способами. Получить кайф от многих занятий. Например, я умею программировать. И мне это нравится. В нашем урбанистическом мире я нахожу применение своему дару. Но еще я умею объезжать лошадей, обихаживать, даже немного лечить. И если попаду в места, далекие от цивилизации, я этим займусь. Я знаю два языка, кроме родного. Не в совершенстве, как ты арабский. Но говорю и читаю по-английски и испански. Два самых востребованных языка в мире. Меня поймут в десятках стран. Я разбираюсь в машинах. Умею их чинить. Работал барменом. Исключительно смешиваю коктейли. Папа, я нигде не пропаду, ты понимаешь? Куда бы ни забросила меня судьба, везде я буду как дома и при деле.

Но тот не понимал:

– Это не судьба тебя бросает! Ты сам мечешься. Хотя тебе уже сорок. Я в твои годы…

И так далее в том же духе. Амон из уважения к отцу не озвучивал многие свои мысли. Например, он не напоминал ему о том, что тот строил свою карьеру в Советском Союзе, когда жизнь была совсем иной. И если бы он не достиг определенного уровня к моменту перестройки, то прозябал бы сейчас в каком-нибудь замшелом архиве или историю в школе преподавал. Впрочем, в девяностые Андрей Боровик, невзирая на свои степени, один семью не мог содержать. Спасало то, что его супруга имела «хлебную» профессию – работала бухгалтером на мельзаводе. Опять же в двухтысячных именно Амон помог отцу с книгами. Нет, писал, естественно, Андрей их сам. Но сын подсуетился, и их напечатали и заплатили автору гонорар. Впоследствии он сделал отцу сайт, к нему стали обращаться за консультациями. Но Амон не упомянул об этом. Он любил отца, уважал его, был благодарен за многое, включая имя, поэтому по большей части помалкивал, выслушивая его проповеди.

Но для себя Амон все решил: он молодец. Он все делает правильно.

Это касалось всего, в том числе личной жизни. Нет, Амон не имел ничего против семьи. Более того, не прочь был обзавестись ею. Но если ему не встретилась женщина, с которой он бы хотел остаться на всю жизнь, то стоит ли горевать о том, что он так и остался холостяком? Жениться, чтобы через несколько лет развестись, Амон не собирался. Семья не работа, ее легко не бросишь.

Но Амон никогда не был один. Разве что месяц-другой. И то скорее по своей воле. Потому что с кем-то познакомиться для него не составляло никакого труда. Он был привлекателен, обеспечен, умен, общителен, уверен в себе. Причем с возрастом все эти достоинства только весомее становились. И ладно бы интеллект и достаток: взрослеешь – умнеешь, хорошо работаешь – богатеешь, но Амон еще и выглядеть лучше стал. Лет до тридцати был худым, потом стал крепчать, обрастать жирком и мышцами. В итоге к сорока стал весьма фактурным мужчиной: крепко сбитым, мускулистым. Небольшой животик, широкие плечи, плавно сужающиеся к бедрам, ноги с хорошо накачанными икрами – фигура не модельная, но ладная. На нем хорошо смотрелись и джинсы с футболкой, и классические костюмы. Как сказала когда-то сестра Авдотья: Амон из породы тех немногих людей, кому идет лишний вес. Тем более его было не так уж и много.

Еще ему чрезвычайно шла седина. А морщинки у глаз делали взгляд лукавым. Сережка в ухе, которую Амон вставил шесть лет назад, находясь в Дамаске, придавала ему лихости. Последняя его пассия сравнила его с пиратом. Заметила, что образу соответствует и серьга, и фигура, и смуглое, будто опаленное солнцем лицо. Еще советовала сделать татуировку. Но Амон пока на это не решался.

Из ресторана он вернулся домой не поздно – в начале одиннадцатого. Долго не ложился спать. Отвечал на поздравления друзей в Интернете, параллельно смотрел какую-то комедию, пил чай. Пища в ресторане подавалась острая, и его мучила жажда. В итоге он засиделся до двух ночи. Когда лег, уснул не сразу. А все из-за того, что принять удобную позу мешал полный желудок.

Проснулся Амон в одиннадцать утра с лицом, отекшим после ночных чаепитий. Принял душ, побрился. Вместо кофе выпил кефира. Яичницу с беконом (он умел готовить только ее и то умудрялся пережаривать) заменил творогом. Как ни любил он арабскую кухню, но на его желудок она тяжело ложилась.

Квартиру Амон покинул в час дня, чтобы съездить в спортзал. Жил он на третьем этаже и лифтом не пользовался. Проходя мимо почтовых ящиков, решил проверить свой. Реклама, реклама, реклама… Амон быстро просматривал яркие листовки, газеты и книжицы. Среди них нашел пару счетов, сунул в карман. Все остальное можно было выбросить. Он собирался так и сделать, шагнул к мусоропроводу, но тут обнаружил конверт, попавший между страницами рекламного журнала. Амон взял его, повертел в руках. Конверт чистый, без надписей и штемпелей. Он надорвал его, достал сложенный вдвое лист, развернул…

И прочел следующее:

«Живешь не тужишь? Думаешь, тебе все сошло с рук? А вот и нет… Я слежу за тобой! Жду подходящего момента для мести. Даже сейчас, когда ты читаешь это письмо, я, возможно, стою за твоей спиной…

БУ!

Страшно? Признайся, что страшно!

Бойся меня. И жди возмездия.

Глава 4

Черные волосы гладко зачесаны и собраны в хвост. Очки в роговой оправе. На лице ни грамма косметики…