Eкатерина Островская - Упасть еще выше Страница 5

Из десятка психотерапевтов, работающих в клинике, кое-кого Лена знала: двое преподавали на факультете в те годы, когда она училась, а одна была студенткой на курс младше. Звали ее Ритой, и уже тогда ходили слухи, что она любовница профессора Кадилова. Рита и в клинике находилась на особом положении: говорила громко и давала всем советы. Но Лену она узнала сразу и приветливо обняла.

– Я рада, что мы будем работать бок о бок! – объявила она. – Если возникнут проблемы или трудности – прямо ко мне. Больше тебе здесь никто не поможет.

Судя по всему, Максим Максимович до сих пор поддерживал со своей бывшей студенткой близкие отношения. Лена побывала и на ее приеме. И поразилась, что Рита Ковальчук оказалась довольно сомнительным специалистом, если вообще понимала, как следует общаться с пациентами: она не беседовала с ними, а учила жить, громко, с интонациями сержанта, наставляющего новобранцев. Голос у Риты был резкий, с выговором уроженки южных областей России. Люди уходили от нее подавленные и растерянные. Зато стеллажи в кабинете многолетней любовницы Кадилова были заставлены американскими книгами по психоанализу, и, как ни странно, Рита прочитала их почти полностью. Как-то она сняла одну из них с полки, начала ее пересказывать, а потом протянула Лене:

– Что мне тебе рассказывать! Ты почитай лучше сама и поймешь мой метод.

Лена посмотрела на обложку:

– «Традиция почитания икон Богоматери России глазами американского психоаналитика» – я правильно перевела?

– Абсолютно, – кивнула Рита, – очень мудрая книга. В ней есть все – для меня это и библия, и методическое пособие. Смотри не потеряй, я ее специально из Штатов заказывала – мне эта книга кучу денег стоила.

Лена знакомилась с откровениями известного американского психоаналитика, не отрываясь, два дня и ничего не поняла. Вернее, поняла, что все изложенное популярным человеком – невероятная чушь: Христос – добровольный мазохист, русские молитвы и почитание икон – бессмысленные фразы и последовательность действий, понятные только самому человеку, произносящему набор ничего не значащих слов, почитание Богоматери – детская боязнь русских остаться сиротами и тому подобное. И, возвращая книгу Рите, она сказала, что хотя не все поняла, но не со всем согласна.

– Просто ты не доросла, – спокойно отнеслась к ее оценке Рита, – для понимания столь сложного текста необходимо обладать не только обширными знаниями специальности, но и собственной глубокой духовной практикой. Вот я, например, разработала свой метод общения с пациентами, основываясь на том, что почерпнула из этой великой книги. Американцы ведь многого добились в психоанализе, с этим никто не спорит: у них посещение психоаналитика – такое же обычное дело, как визит к дантисту. Полагается ходить к стоматологу не реже раза в полугодие – американцы это делают, а к психоаналитику они ходят даже чаще и платят намного больше, чем зубному врачу, а потому все они такие удачливые и спокойные.

Лена спорить не стала. С Ритой вообще никто в клинике не спорил, потому что любовница хозяина и главного специалиста все равно говорила громче всех. Странно только, что Кадилов посоветовал Зворыкиной обратить внимание на то, как работает именно Рита…

Но специалисты в клинике Максима Максимовича все же имелись, и лучшим среди них был профессор Рейнгольд. Присутствовать на его приемах было интересно и поучительно. К тому же Дмитрий Натанович всегда предлагал Лене поучаствовать в процессе. Однажды к нему на прием пришла женщина, измученная борьбой с сыном-шестиклассником. Во всех своих неурядицах она винила только себя, к тому же школьный психолог, которому в свое время поручили поработать с мальчиком, вынес свое заключение: ребенок адекватный – во всем виновата сама мама, которой следует заняться серьезной коррекцией собственного поведения.

Дмитрий Натанович слушал, задавал вопросы, а потом обратился к Зворыкиной:

– Может, вы что-нибудь посоветуете, коллега?

– Вероятно, школьный психолог был прав, – сказала она, – у вас нормальный сын: не наркоман, не токсикоман, не просиживает сутками у компьютера, ладит со сверстниками… А поскольку отца нет, он копирует манеру поведения мамы, при этом пытаясь выполнять роль мужчины в семье…

Лена посмотрела на посетительницу, которая слушала ее с некоторым недоверием.

– Если хотите, я дам некоторые рекомендации…

Лена говорила более получаса, а женщина записывала, хотя и выражала порой сомнения: «Это вряд ли… Этого точно он не будет делать… На это я пойти не смогу…»

Через день она позвонила Зворыкиной и доложила, что сын принял ее условия, а она – его условия. Каждый завел журнал своих хороших поступков и журнал исполнения желаний, которые будут заполнять в конце каждого дня вместе…

Потом она стала названивать часто.

– …Я не захожу теперь в его комнату, как вы советовали, а он в обмен на это сам убирает в ней, и, кстати, очень тщательно… Он попросил научить его готовить, а я взамен попросила его прочитать «Войну и мир» и пересказать мне: якобы у меня на чтение нет времени – работа все отнимает. Он таким классным рассказчиком оказался… Вчера мы с ним записались в секцию айкидо…

Глава 4

Для Лены выделили отдельный кабинет – десятиметровую комнату с узким окном, к которому прижимался ствол растущего возле дома старого тополя. Изначально в комнатке планировалось размещение библиотеки по специальности, но потом от этой идеи отказались, потому что каждый специалист покупал себе книги сам. Некоторое время комнатенка использовалась как кладовая, но потом появилась Зворыкина, которой был необходим кабинет.

Прошло две недели, как она работала у Кадилова, и уже два дня, как она сидела в собственном кабинете. Не сидела, разумеется. А перенимала опыт коллег, присутствуя на их приемах и просто беседуя с ними. И ожидала, когда Максим Максимович позволит ей начать собственную практику, считая, что готова к этому, а если будут какие-то трудности, то посоветоваться есть с кем.

И вот наконец Кадилов пригласил ее в свой кабинет, где уже находился какой-то мужчина.

– Познакомьтесь с нашим специалистом Еленой Александровной Зворыкиной, – представил ее Максим Максимович, – теперь она будет работать с вами.

Мужчина едва привстал и назвал себя:

– Валерий Иванович.

– Валерий Иванович испытывает некоторый дискомфорт в общении с окружающими, – объяснил Кадилов, – помогите ему.

Оказавшись в своем кабинете, Лена даже не успела ничего спросить, потому что пациент, едва усевшись в кресло, уточнил:

– Начнем с того, что никакого дискомфорта в общении у меня не наблюдается. Просто самого общения нет. Я не работаю постоянно, друзей у меня нет, семьи тоже.

– Но ведь были когда-то и друзья, и семья? – предположила Лена.

Мужчина задумался, потом кивнул:

– Была жена и дочь, но я с ними не встречаюсь, потому что они этого не хотят. Друзья тоже были, но это были друзья семьи и, как выяснилось, больше друзья жены. Меня они не посещают и никогда не звонят.

– Вы были инициатором развода?

– Жена, – ответил Валерий Иванович. И тут же продолжил: – Я не могу беседовать в таком темпе, я предупредил, что пришел сюда не исповедоваться.

– Вы пришли просто пообщаться и выговориться.

Пациент задумался и кивнул:

– Можно сказать и так.

– А прежде чем начать разговор, вы пытаетесь определить, стою ли я ваших откровений?

Он снова кивнул.

Для себя Лена уже определила, что этому человеку нужна реальная помощь. Потому что Валерий Иванович выглядел очень спокойным и рассудительным, возможно, прежде он занимал какой-нибудь ответственный пост или преуспел в бизнесе, а потом решил отдохнуть от трудов. Накоплений, вероятно, не так много, чтобы продолжать прежнюю, более чем обеспеченную жизнь, а потому жена предпочла с ним расстаться… Сначала она пыталась увещевать его, потом стала устраивать скандалы, а когда поняла, что это бесполезно, ушла вместе с дочкой.

– Причины моего развода никак не связаны с материальными трудностями, – произнес Валерий Иванович, словно прочитав ее мысли, – мы жили достаточно скромно, но не бедствовали. Я был на государевой службе, а она преподавала в институте. Потом перешла в частную фирму. Прожили вместе девятнадцать лет, а теперь вот почти четыре года в разводе.

– Сколько вашей дочери сейчас?

– Шестнадцать.

Спрашивать, почему он не видится с дочерью, Лена не стала, ведь Валерий Иванович уже сказал, что ни жена, ни дочь не желают с ним встречаться. А раз так, значит, причиной развода было что-то очень серьезное. Может, его влечение к дочери? Но лучше не гадать, неверные установки могут только навредить.