Фридрих Незнанский - Прощай генерал… прости! Страница 5

А дело, как успел предположить Александр Борисович, действительно оказалось малоприятным и уж непривлекательным — само собой.

В настоящее время, по основной версии прокуратуры федерального округа, авария вертолета произошла из-за всеобщего разгильдяйства. Здесь имеет место и прямая вина пилотов, и руководства авиакомпании, не обеспечившего летчиков соответствующими полетными картами, и представителей метеослужб с их недобросовестными погодными прогнозами, и, наконец, губернатора, привыкшего командовать, не слушая ничьих возражений. Словом, целый комплекс проблем, каждая из которых, может, сама по себе и не несла бы смертельной опасности, но, взятые вместе, они создали ту критическую массу, после чего итог был однозначно трагическим. Таким образом, первоначальные выводы комиссии по расследованию авиакатастрофы, следственных органов и так называемого модного ныне «независимого журналистского расследования» в общих чертах сходились. Именно в общих, но не в отдельных конкретных деталях. А конкретика указывала на то, что якобы «неопытный экипаж» оказался, по отзывам специалистов, наиболее опытным во всем Сибирском авиационном управлении. И летали они по этой трассе не раз. А кроме того, среди пассажиров находился один из местных районных руководителей, для которого горные ущелья никаких загадок не представляли, тем более что главным ориентиром оставалась автомобильная трасса федерального значения, которую и пассажиры, и пилоты отчетливо видели. И синоптики подтвердили, что ухудшения погоды в данном районе не наблюдалось. Как, впрочем, и не предвиделось. И господин губернатор, по первоначальным показаниям оставшихся в живых пассажиров, никаких указаний никому из пилотов не давал, а как сел в свое кресло, так и не поднимался из него. До последней секунды, когда машина ударилась о землю и его фактически швырнуло прямо под падающий сверху двигатель. То же самое сообщили по горячим следам и пилоты: генерал вообще предпочитал летать с ними и никогда, за все прошедшие на губернаторстве годы, не давал своих советов. Тем более — приказывать?! Абсурд!

Вот так дело выглядело в начале расследования. Но позже свидетели почему-то резко изменили показания, отказываясь от прежних и объясняя это плохим состоянием своего здоровья, забывчивостью и прочими химерами. В общем же, сперва они как бы и сами ничего не понимали, а теперь наконец поняли. И получается, что официальные комиссии склоняются нынче к одной версии, а оставшиеся в живых люди — к полностью противоположной. Можно было бы, конечно, пойти формальным путем, благо для этого имелось немало оснований, — принять за основу официальную точку зрения. А что тогда говорить о спасшихся? Да люди после катастрофы просто еще в себя не пришли, отсюда и такие странные выверты. Короче, был такой соблазн. Но президент страны, как он это нередко делает, принял самостоятельное решение, не совпадающее с позицией следственных органов. И, что совсем уж удивительно, пригласив к себе генерального прокурора, президент предложил тому взять расследование под личный контроль и поручить дальнейшие следственные действия наиболее опытному и объективному сотруднику Генеральной прокуратуры, каковым, по мнению президента, является… и тут всплыла фамилия Турецкого. По инициативе исключительно президента. Ну а когда слово было уже сказано, оставалось лишь согласиться с главой государства и пообещать, что в дальнейшем будут предприняв ты все усилия для установления истины, как бы, возможно, горька она ни была.

Словом, радуйся, Турецкий, твое имя на устах первого лица России!

Если же по правде, то особо восхищаться было нечем, конечно, президенту подсказали. И сам факт подобной подсказки говорил Александру Борисовичу гораздо больше, чем все официальные заключения, уже опубликованные в прессе либо ждущие своей очереди. Получается так, что, вопреки лежащим якобы на поверхности аргументам, имеется в государстве, скажем прямо, и несколько иная точка зрения, не совпадающая с той, которую работники правоохранительных и следственных органов пытаются протащить как бы официальным путем. А в том, что пытаются, никаких теперь сомнений не оставалось. Не стал бы президент, даже искренне любя и уважая погибшего губернатора, обострять отношения с правоохранительным ведомством до такой степени. Но в том-то и дело, что генерал Орлов, однажды совершив ошибочный шаг, когда вступил в союз с прошлым еще президентом, в общем и целом, как говорится, пострадал из-за своей опрометчивости. Так что в том случае, если бы он по-прежнему претендовал на кремлевское высочайшее кресло, ему никак не по пути было бы с тем, кто занимает его, к примеру, в настоящее время. Это необходимо иметь в виду в первую очередь. И еще то обстоятельство, что отмашку на дополнительное и более тщательное расследование дал именно президент, которого, по идее, невозможно заподозрить в особом сочувствии к бывшему генералу. Хотя, по правде говоря, некоторые утверждают, что генералы не становятся «бывшими». Ну да, особая психология, своя, сугубо индивидуальная и при этом весьма корпоративная, логика, свой образ мышления и круг общения.

Закончив выступление, грузный генеральный прокурор изобразил на лице приветливую улыбку и напомнил Александру Борисовичу, что во всех трудных либо спорных вопросах тот вправе обращаться немедленно к своему учителю и другу — ведь так? — Константину Дмитриевичу Меркулову, которому, в свою очередь, дано исключительное право привлекать в помощь Александру Борисовичу любые требующиеся кадры, материалы и прочее. Одним словом — карт-бланш! Такова воля президента. После чего Владимир Семенович слегка привстал в кресле, показав тем самым, что аудиенция закончена, а господа государственные советники вполне могут наконец удалиться, чтобы обсудить уже поконкретнее дальнейшие планы своих действий. И поскольку общий контроль приказано осуществлять ему, генеральному прокурору, то он надеется, что все, достойное внимания, будет ему регулярно докладываться.

3

— Чего это ты на меня взъелся? — с недоумением спросил Меркулов, когда они покинули кабинет генерального прокурора.

— Разве? — снова став наивным паинькой, спросил Турецкий. — Возможно, это тебе показалось?

— Может быть, — недовольно насупился Меркулов. — Давай-ка пройдем к тебе, хочу посмотреть, что за неотложные дела тебя одолели, из-за обилия которых ты с таким недовольством воспринял указание генерального.

— А по-моему, и это тебе тоже показалось. И вообще, Константин Дмитрии, вам не кажется, что в последнее время на вашем этаже прямо-таки циркулируют какие-то ну совершенно непонятные глюки?

— Не дерзи старшим, по шее схлопочешь, — сухо ответствовал Меркулов. — Ладно, пошли тогда ко мне. Но только сразу предупреждаю: не ври, будто ты какой-то особый отпуск себе запланировал, а я, скотина этакая, грубая, тебя его хамским образом лишил.

— Да ладно тебе, — отмахнулся Турецкий, напяливая на лицо привычную скептическую маску. И тихо добавил: — Шоколадные вы мои…

— Чего говоришь? — походя бросил Меркулов.

— Так… себе…

— А-а, ну-ну…

И тут Турецкий неожиданно расхохотался. На недоуменный, вопросительный взгляд Кости, продолжая смеяться, ответил:

— Мы с тобой как булгаковские персонажи, помнишь «Мастера»? «А что это за шаги такие на лестнице?» — спросил Коровьев. «А это нас арестовывать идут», — ответил Азазелло и выпил стопочку коньяку. «А-а, ну-ну», — ответил на это Коровьев. Прямо как ты сейчас.

— А стопочку надо понимать в качестве тонкого намека? — серьезно спросил Меркулов. — Не рано? Плохо не станет?

— А ты можешь и не пить. Я-то здесь при чем? Я — сосватанный, мне теперь море по колено. Сибирь меня зовет… по твоей милости, сэр!

— Так, значит, ставишь вопрос? — ухмыльнулся Меркулов. — Ну смотри, мое дело предупредить. Налью, не жалко. Тем более что до официальных поминок времени у тебя навалом.

— Да, кстати, считаешь, что мне там нужно посветиться?

— Это просто необходимо. Или ты думаешь, что спонтанные идеи господина президента, будучи однажды высказанными вслух, так и пропадают втуне? Напротив, тебя, друг мой, нынче все станут рассматривать даже не через одно, а через три увеличительных стекла. Кому-то ты, разумеется, известен, а для других — темная лошадка, которую вывели из стойла на беговую дорожку исключительно благодаря непонятному капризу самого президента. Имей это обстоятельство в виду. И еще хочу дать дружеский совет, если соизволишь, конечно, принять его. Не стоит, полагаю, требовать доставки всех материалов следствия сюда, к нам. Бери-ка лучше ноги в руки и дуй, как ты уже заметил, в свою Сибирь. Там, на месте, такой твой шаг оценят правильно. Так я думаю. Впрочем, как сам решишь.