Мэри Кларк - Мелодия все звучит Страница 5

– Звучит совершенно не похоже на Рейнджера Коула. Когда мы брали у него показания два года назад, он напоминал одержимого. Думаю, если б тогда он встретился с Беннетом, то убил бы его голыми руками.

– Я буду внимательно присматривать за ним. – Каннингем поднялся. – Оставить тебе мои морские карты? У меня есть еще одна копия.

Шелл даже намеком не выдал тот факт, что составленные экспертами ФБР карты практически полностью совпадали с теми, которые начертил Каннингем.

– Несомненно, я буду рад приобщить их к делу. Спасибо.

Когда гость ушел, Руди откинулся на спинку кресла и привычным жестом провел ладонью по своей щеке. Кожу слегка царапала щетина, уже начавшая пробиваться на лице после утреннего бритья. Шелл улыбнулся, вспоминая, как его дед рассказывал, что в его времена эту щетину называли «пятичасовая тень».

«Она отрастает так быстро, – подумал он. – Когда-то это раздражало меня, но теперь мне все равно. На самом деле это оказывалось удобным, когда мне требовалось работать под прикрытием». Он поднялся и потянулся. Еще один день бесплодных попыток напасть на след украденных Беннетом денег.

«Но мы найдем его, – мысленно поклялся он. – Мы его найдем».

Однако, даже принося эту клятву, он сомневался в том, что сумеет ее исполнить. Внимание ФБР сейчас было сосредоточено на противодействии терроризму, и, учитывая число отдельных людей, за которыми необходимо было следить, ресурсов катастрофически не хватало. На прошлой неделе агент, работавший с Шеллом над делом Беннета, был переведен на другое задание. Руди не хватало духу сказать Каннингему и другим разоренным вкладчикам, что если в ближайшее время в деле не наметится прорыв, то еще большее число агентов, занятых этим расследованием, будут переброшены куда-нибудь еще.

6

Лейн успела вернуться из таунхауса Беннетов как раз вовремя, чтобы вместе с Глэди отправиться на встречу с де ла Марко. Апартаменты графини находились на углу Пятой авеню напротив музея Метрополитен. Несколько кварталов, непосредственно прилегающих к Метрополитен, были известны как «Миля Чудес».

– Разве это не считается одним из крутых мест Нью-Йорка? – спросила Лейн у Глэди, выходя из такси.

– Считается, – подтвердила Глэди. – Однако в действительности самое крутое место – на пересечении Парк-авеню с Восточной Семьдесят второй улицей. Я побывала там в трехуровневой квартире, построенной для Джона Рокфеллера. Просто дух захватывает. Но, что еще важнее, она обставлена со вкусом. Я сама не сделала бы эту работу лучше… Ну, что мы тут стоим? Холодно же. Давай зайдем внутрь.

Графиня де ла Марко оказалась шикарной блондинкой с фигурой модели из «Викториа’с сикрет»[4].

– Она явно хорошо над собой поработала, – шепнула Глэди, обращаясь к Лейн, когда, пригласив их присесть в библиотеке, графиня вышла, чтобы ответить на телефонный звонок. – Выглядит лет на тридцать, но я-то знаю, что ей под пятьдесят, а волосы она обесцвечивает и наращивает. Когда ей перевалит за шестьдесят, ее лицо начнет буквально разваливаться на части.

Вернувшись, графиня пригласила их совершить тур по ее двухуровневой квартире. В первые несколько минут она обращалась с ними как с навязчивыми торговцами, позвонившими в дверь, но потом Глэди начала продуманно запугивать ее. В итоге графиня смиренно согласилась со всеми ее заявлениями относительно новой отделки и обстановки апартаментов.

После обхода квартиры они уселись за стол в комнате для отдыха, и Глэди принялась набрасывать в блокноте мелкие архитектурные изменения, которые она предложила внести в отделку комнат. В четыре часа дня Лейн начала украдкой поглядывать на часы. «Это может длиться вечность, – думала она, – а мне нужно быть дома к половине шестого».

Именно это время Беттина, чудо-няня ее ребенка, обозначила как окончание своего рабочего дня. Наконец в двадцать минут пятого Глэди поднялась из-за стола.

– Думаю, на сегодня хватит, – коротко произнесла она. – Но позвольте заверить вас, графиня, что, когда я закончу работу, ваше жилище станет одним из самых прекрасных в Нью-Йорке.

– И подумать только, всего за полгода до своей смерти мой супруг оказался столь предусмотрителен, что послушался меня и изъял свои деньги из Фонда Беннета, – неожиданно промолвила графиня. – Если б не это, то, уверяю вас, я была бы не в состоянии заняться переделкой этой квартиры.

Лейн и Глэди с удивлением посмотрели на нее.

– Я и не знала, что вы вкладывали средства в этот фонд, – тихо сказала Глэди.

– О, мы были лишь одними из множества, – отозвалась графиня. По мере того, как она говорила, ее карие глаза сделались шире, а голос утратил тщательно выверенные светские интонации. – Беннет пригласил на ужин десятерых человек, сделавших самые большие вклады, и нас в том числе. Поднимая первый бокал, он произнес тост за свою жену и выражался при этом невероятно цветисто. Но позже я проходила мимо библиотеки по пути в дамскую комнату, а дверь была приоткрыта. Он разговаривал по телефону, и было ясно, что он говорит с какой-то женщиной. Он сказал ей, что вскоре она сможет получить все, что когда-либо желала. Именно тогда я поняла, что если он может обманывать свою жену после того, как столь убедительно вещал о своих чувствах к ней, то может оказаться обманщиком и в других делах.

– Вы рассказали ФБР об этом разговоре? – спросила Лейн.

– Рассказала, но у меня сложилось впечатление, что они знали о наличии у него множества подружек, которых он время от времени менял, и кем бы ни была эта женщина, она являлась лишь одной из многих, кому он щедро рассыпал обещания.

Лейн поняла, что должна задать еще один вопрос:

– Как вы думаете, его сын, Эрик, был вовлечен в мошенничество?

Графиня Сильвия вспомнила о том, что ей надлежит вести беседу старательно выработанным тоном великосветской дамы.

– Не имею ни малейшего представления, – вздохнула она.

В половине пятого, спускаясь на лифте, Лейн заметила:

– Глэди, что-то эта история показалась мне скользкой. Вы думаете, Паркер Беннет мог быть столь беспечным, чтобы позволить кому-то подслушать такого рода разговор?

– Конечно не мог, – фыркнула Глэди. – Ходили слухи, что Сильвия де ла Марко, она же Салли Чико из Статен-Айленда, была одной из подружек Беннета. Возможно, таким способом она пытается отвести от себя подозрения. Кто знает… Беннет вполне мог намекнуть ей изъять деньги из фонда, пока дела еще шли неплохо.

7

Когда в десять минут шестого Лейн вернулась домой, Кэти, как обычно, ждала ее у дверей.

– Мамочка! Мамочка пришла!

Лейн подхватила ее на руки и крепко прижала к себе.

– А кто тебя любит? – спросила она.

– Ты! – хихикнула Кэти.

– А кто будет любить тебя всегда и вечно?

– Ты!

Лейн пропустила между пальцами пряди длинных золотисто-рыжих волос Кэти. «Волосы она унаследовала от меня, – думала женщина. – Но вот эти ярко-голубые глаза – дар ей от Кена».

Едва Лейн поставила Кэти на пол, та потянула ее за руку.

– Я сегодня в садике нарисовала новую картинку, – гордо объявила она.

Рисунок лежал на кофейном столике. Лейн ожидала увидеть изображение какого-нибудь животного, которых Кэти обычно любила рисовать, но на этот раз картинка была иной. На ней довольно похоже была нарисована сама Лейн в куртке, брюках и шарфе, которые были на ней в прошлую субботу, когда они с дочерью ходили в Центральный зоопарк.

Несомненно, у Кэти был необычайный талант к рисованию. Даже мелки, которые она выбрала, живо передавали цвета одежды, бывшей на Лейн в тот день.

Лейн почувствовала, как в горле встает ком. Она хвалила дочь за рисунок, но думала лишь о том, каким одаренным художником был Кен. И едва не сказала: «Ты действительно папина дочка», – но остановила себя, подумав: «Осторожнее. Когда Кэти подрастет, она сама поймет, насколько талантлив был ее отец».

Няня Беттина появилась в доме вскоре после рождения Кэти. Невысокая, худощавая, она в свои шестьдесят с небольшим лет сохраняла энергичность женщины вдвое меньших лет, а в ее блестящих черных волосах виднелось лишь несколько седых прядей. В последний год ей пришлось взять на себя заботу о своей престарелой матери, и потому каждый вечер Беттина спешила на шестичасовой автобус, идущий с автовокзала до ее дома в Нью-Джерси. Лейн была вынуждена поставить Глэди ультиматум: либо она покидает офис ровно в пять, либо ей придется сменить работу. Та неохотно согласилась, хотя регулярно ворчала на тему того, как повезло Лейн, что у нее такая добрая и понимающая работодательница.

Запеченная курица со сладким картофелем уже стояла в духовке, жареная спаржа – на сковороде на плите, стол в обеденном уголке накрыт. Лейн сняла пальто, перчатки и шарф и вместе с Кэти села на диван в их маленькой гостиной. Это было время, которое она специально выделяла, чтобы побыть с дочерью. Входящие сообщения на свой телефон Лейн принимала каждый день с пяти до семи вечера. Ее мать, живущая в Вашингтоне, и близкие друзья понимали это. Среди них ходила шутка, что это правило было принято ради блага Глэди, которой ничего не стоило позвонить Лейн пару минут спустя после того, как та пришла домой. Иногда они спрашивали, почему Лейн не сменит работу. Та всегда отвечала, что Глэди лает страшнее, чем кусается, и что работать на кого-то столь талантливого очень приятно. «Я каждый день учусь чему-нибудь новому, – говорила Лейн. – Она не только великолепный дизайнер, она вдобавок может читать людей, словно открытую книгу. Хотела бы я владеть таким талантом».