Галина Романова - Демон искушения Страница 5

Она, конечно же, не выдержала и спросила:

— И каково же «общепризнанное мнение» на мой счет, Игорь Адамович?

— Мне кто-то сказал, не помню кто, что вы… уж простите мою откровенность, что вы дурнушка. А на самом деле! Сражен! Честно говорю, сражен! Вы просто… Вы просто восхитительны! — И он снова полез целовать ее руку, склонившись так, что того и гляди упадет.

Конечно, слова восхищения изрядно подвыпившего мужчины она в тот момент не восприняла. Больно кольнуло другое. Больно кольнуло «общепризнанное мнение»! Ох, как она взвилась, тут же начав критически осматривать других дам, так же, как и она, томившихся либо возле колонн, либо возле барной стойки. Правда, они кучковались, в одиночестве не прозябали, как она, но…

Короче, расхожий шаблон потрясающей красавицы Юля в тот вечер не приклеила никому. Не было там таких, вот!

— Вы правы, — снова пристал к ней Арбенин, безошибочно угадав, с какой целью Юля рыщет глазами по залу. — Здесь нет достойных! Вы лучшая — Юлия Миронкина. Просто эти тетки, они… они умеют себя преподать, понимаете?

— Не совсем. — Она ведь снова не хотела, да прислушалась к тому, что несет его пьяный заплетающийся язык.

— Они умеют, как это… Заставить… Короче, вам не хватает огня, Юлия Миронкина. Либо его потушил ваш великолепный супруг, либо…

— Либо что?

Она наконец-то вздохнула с облегчением, увидев Степана, спешившего к ней со счастливой улыбкой. Он всегда так улыбался ей. Всегда, какой бы дурнушкой она ни казалась другим.

— Либо он не сумел в вас его зажечь! — закончил Арбенин, тоже заметив Степана. И вдруг снова встрепенулся и, прежде чем уйти, добавил: — Когда он в вас пробудится, Юлия Миронкина, все вокруг будут ослеплены. А ваш муж, он просто хитрец. Он знает, каким сокровищем обладает и приглушает его, и не позволяет ему сверкать. Жадина!..

Может, так оно все и было, потому что Степан в тот вечер надувал губы и даже пытался ее ревновать к Арбенину. На что Юля очень весело и долго смеялась, а ночью с такой жадностью принялась доказывать свою любовь, что Степан просто выдохся и ни о какой ревности больше не вспоминал…

— Так идем ужинать или нет?

— Идем, конечно. Ты что же, в халате пойдешь? Переодеваться не станешь? — Она удивленно захлопала ресницами.

— Переоденусь, конечно. Мяса хочу, малыш. — Степан беззаботно рассмеялся. — Много мяса, хорошо прожаренного, с соусом непременно. Сначала мяса, а потом тебя…

Глава 2

— Невзоров, ты домой или куда?

Ребята из его отдела стояли втроем на другой стороне парковочной площадки и призывно улыбались ему, не забывая живописно жестикулировать. Один щелкал себя тыльной стороной ладони по кадыку. Второй выкручивал подбородок в направлении их любимого кафе через дорогу. А третий и вовсе изображал что-то непотребное обеими руками, будто на лыжах ехал сейчас по расплавившемуся под солнцем тротуару.

— Я? Я домой, мужики, — с угрюмой миной ответил Невзоров и полез в карман штанов за ключами от машины.

— Так ты-ы! — заныл один из них. — Пятница же сегодня! Сам бог велел после такой-то недельки!

— Во-во, — тут же подхватил второй. — Именно пятница. И мало того, ты нам просто обязан выставиться.

— За что? — не понял Невзоров, распахивая все двери своей раскалившейся под солнцем «девятки».

Пока раскрывал двери, все брюзжал про себя. И чего это начальству приспичило устраивать парковку именно в этом месте?! Тут же круглый год солнце, даже в ненастье, мать их, тут солнце палит! Нет бы с северной стороны здания их отделения. Там вечный полумрак, даже мох под уличными подоконниками завелся. Сколько ни вычищали, тот настырно пер наружу. Там бы взяли и устроили стоянку. Нет же. Не положено. СИЗО рядом. А ну как кто-то из заключенных сбежит, что тогда? Он же непременно прыгнет в первую подвернувшуюся тачку и укатит.

Смешно! Смешно и наивно было так думать, решил тогда Невзоров, но промолчал, как и все остальные.

Во-первых, все свои автомобили сотрудники отделения милиции запирали. Ключи никто не оставлял.

Во-вторых, если кому суждено удрать, а потом уехать, то какая разница, откуда он машину возьмет: с северной ли стороны здания, с южной? Если сбежавший профи, местоположение автомобиля ему не препон…

— Как за что?! — вытаращились ребята из его отдела, кажется, с обидой. — Ты же у нас теперь звезда телевидения, Невзоров! У тебя был дебют? Был! Проставиться должен? Должен! А он домой собрался, понимаешь! Кто тебя там ждет, дома, Олег?

Дома его никто не ждал уже как два месяца, тут ребята были правы на все сто. Но вот про телевизионный дебют им напоминать не следовало. Тут же челюсть свело от желания плюнуть в их сторону. Сдержался. Обижать никого не хотелось. Да и парковка прямо под окнами начальства. А ну как к окну изволит подойти руководство да узрит, как майор плевками чистый асфальт покрывает, что тогда будет? Гундеж тогда будет, который тут же перейдет на упреки за плохую раскрываемость, затем вспомнится рост преступности по району и так далее и тому подобное.

Нет, он уж лучше тихонько загрузится в раскаленную машину. Отъедет подальше от отделения, раскроет окно и тогда уже плюнет с досадой.

— Слышь, Олег. — Один из ребят подошел к нему поближе и присмотрелся. — Ты чего такой? Случилось что?

— Да нет… — Он пожал плечами и тут же поморщился, уловив запах пота от своей рубашки, надо же, ни один дезодорант такой жары и такой скотской работы не выдерживает. — Все вроде в норме, если не считать того, что меня с этой чертовой передачей выставили на посмешище. Что от меня ушла жена пару месяцев назад. И что она не позволяет мне видеться с дочкой. Нет, все вроде в порядке. Как в той песне: «А в остальном, прекрасная маркиза…»

— Да ладно тебе, не парься. Можно подумать, тебя этим можно сразить! — не поверил друг по команде. — Надька твоя тебя только осчастливила своим уходом. С дочкой, конечно, перебор с ее стороны, но что ушла — молодец. Ведь сколько крови она у тебя, Олег, высосала! Ты только вспомни!..

Невзоров нехотя кивнул.

Спорить было невозможно, да он бы и не стал. Надька была стервой первостатейной. Мало того, еще была жадиной и врушкой.

— Не ври мне никогда! — частенько орал он на нее, припирая голыми фактами к стенке. — Я же вижу твою ложь насквозь!

— О, ты у нас мент, как же! — фыркала жена ему в лицо, нисколько не смущаясь того, что попалась. — Ты же профессионал! Обмануть тебя только дохлый сможет…

Дохлый не дохлый, но вранье Надежды было очень гадким и откровенным. Она будто бы нарочно травила его своей ложью. Будто бы тренинг своеобразный для него устраивала: угадаешь — молодец, не угадаешь — дубина. Он всегда угадывал. Почти всегда. Злился, орал на нее, даже однажды ударил по щеке. Не больно ударил и не ударил даже, а мазнул кончиками пальцев, но что тут началось!

И к начальству его идти собиралась. И жалобу писать прокурору. И психушкой грозила. Мол, свихнулся он на своей работе, если на жену при ребенке драться кидается.

Что его жена перед этим пару ночей не ночевала дома и вместо внятного объяснения несла полчаса глупейший вздор, о том Надежда и не вспоминала вовсе. Факт свершившегося над ней возмездия приняла, как незаслуженное физическое оскорбление, и грозила ему, грозила.

А Невзоров не боялся. Плевать ему было на ее угрозы.

Жалобы ее никто бы рассматривать всерьез не стал. Нет, для вида могли, конечно же, заявление ее принять, но на этом бы все и закончилось. Никто не то что наказывать, журить бы его не стал. Все про эту суку знали, ему только не рассказывали ничего. Не рассказывали до тех пор, пока она не ушла от него. А как ушла, он такого понаслушался!

— А чего раньше молчали, гады?! — орал он возмущенно, когда они с ребятами в гараже у Коляна Семенова водку пили под такой сволочной разговор. — Чего не сказал мне никто?! Я бы…

— Чего ты бы?! Ну чего?! — защищались ребята. — Ушел бы от нее? Нет, конечно! И разводиться бы не стал, потому что тебе все некогда. Ничего бы ты не сделал, страдал бы только да жалел себя. А еще дочку…

И опять они были правы. Не стал бы Невзоров ходить по инстанциям, писать исковые заявления, просиживать часами в ожидании своей очереди у адвокатов и в залах суда. Не стал бы. Не из-за лени, нет, а из-за элементарного дефицита временного и непереносимости подобных мероприятий. Ему этой казенщины и кабинетов стандартных и на работе хватает за глаза. Будет он еще в свободное от трудовых подвигов время штаны протирать на скамейках, рассматривая очередь и гадая, кто здесь еще по такой же беде, что и он.

И вот когда Надежда объявила ему, что уходит, Невзоров втайне обрадовался. Очень обрадовался, даже, не сдержавшись, выдохнул с облегчением. Неужели? Ну, наконец-то! Наконец-то он сможет наслаждаться тишиной и долгожданным покоем, возвращаясь домой со службы. Никто не будет хлопать в его доме дверями — ох, как Невзоров ненавидел стук захлопывающихся дверей, особенно если эти двери захлопывались у него перед носом. Никто не станет греметь кастрюлями на кухне, без конца открывая и закрывая шкафы и двигая без лишней нужды ящиками. Никто не помешает ему пить пиво и дремать перед телевизором. Никто не взвизгнет, если он по неосторожности стряхнет пепел в цветочный горшок. И никто не потащит его в гости к маме, когда он возвращается домой с происшествия с воспалившимися глазами и надорванным нутром. Потому что там, на этом происшествии, он видел обезображенный труп молодой и некогда красивой женщины, либо убитого ребенка, либо бизнесмена. И вернувшись домой, ему бы так хотелось залечь на час в ванну для начала, а потом приткнуться к чьему-нибудь плечу и если не выговориться, то хотя бы помолчать. Помолчать, будучи уверенным, что твое молчание поймут.