Патриция Вентворт - Возвращение странницы Страница 5

Она стояла возле каминной полки, небрежно опираясь на нее и опустив вторую руку. На пальце поблескивало платиновое обручальное кольцо, прикрытое вторым кольцом, с крупным сапфиром в окружении бриллиантов, — его Филип подарил Энн Джоселин в честь помолвки. Тоном искреннего облегчения она произнесла:

— Очень рада слышать. Все это время я страдала, не понимая, как ты мог бросить меня. На берегу осталась не Энни Джойс, а я. Представляешь, каково мне пришлось, когда ты не вернулся? Я ничего не понимала, но теперь вижу, что произошло, — в темноте ты вполне мог принять Энни за меня. Я верю, ты действительно считал, что отнес в лодку меня. Не знаю, скоро ли ты понял свою ошибку. Должно быть, нескоро, ведь было так темно. Наверное… — она осеклась, понизила голос с беспокойством спросила: — Она была… сильно изуродована?

— Нет.

— И ты не узнал ее даже утром? Видимо… что ж, это могло случиться. Мы были очень похожи. Да, скорее всего, так и было. Иначе придется поверить в то, во что мне совершенно не хочется верить.

Филип отозвался:

— Знаете, вы меня заинтриговали. Не могли бы вы объяснить подробнее? Во что вам не хочется верить?

— Лучше не будем об этом.

— Боюсь, вам придется объясниться.

До тех пор Милли Армитидж стояла в дверях, но теперь прошла в комнату и присела на подлокотник кресла, в котором обычно устраивалась. Ноги отказывались держать ее, голова раскалывалась, мебель начала расплываться перед глазами. Линдолл не шевелилась, крепко сжимая одной рукой другую. Ее лицо по-прежнему было мертвенно-бледным, в глазах застыл ужас.

Энн заговорила:

— Хорошо. Я не хотела говорить об этом, не хотела даже думать, Филип, о том, что ты похоронил Энни Джойс как Энн Джоселин только потому, что считал меня погибшей. А если бы тебе пришлось признаться, что ты бросил меня, это выглядело бы некрасиво. К тому же смерть было бы нелегко доказать. Понадобились бы годы, чтобы меня признали умершей. Искушение покончить со всем разом было слишком велико — не так ли?

Загорелое лицо Филипа стало серым, мгновенно осунулось, глаза заблистали холодно и злобно. Милли Армитидж невольно пожелала, чтобы он выругался или закричал. Ее отец и муж в минуты гнева никогда не сдерживались, и в этом было что-то домашнее, уютное. Лучше бы Филип расшумелся — вместо того чтобы хранить ледяное молчание.

Но он заговорил негромким голосом:

— Значит, вот в чем дело! Понятно. В темноте я принял Энни Джойс за Энн, а когда понял, что совершил ошибку, решил присвоить себе состояние Энн. Верно?

Она отвернулась, не выдержав его пронзительного взгляда.

— Филип, я не хотела говорить об этом… ты же знаешь… но ты вынудил меня. Что подумали бы люди, выслушав твой нелепый рассказ? Разве ты не понимаешь, что я просто пыталась помочь тебе? Не видишь, что ради нас обоих мы должны кое о чем умолчать? Произошла досадная ошибка. Думаешь, мне хочется считать иначе? Мы должны делать вид, что все вышло случайно. Мы не виделись целых три месяца, я сильно похудела от волнения, мы с Энн всегда были очень похожи, к тому же после смерти… — она невольно передернулась, — люди заметно меняются, порой до неузнаваемости. Филип, прошу тебя, не злись! Мы оба наговорили много лишнего. Но на самом деле обо всем этом я предпочла бы умолчать. Филип!

Он отступил на шаг.

— Вы не моя жена.

Милли Армитидж не выдержала — странно, что она вообще сумела так долго хранить молчание. Глядя на кольцо с сапфиром, она заметила:

— Кажется, внутри на кольце Энн была гравировка? Помнится, кто-то говорил мне об этом…

— Инициалы Э. Дж. и дата, — подтвердил Филип.

Энн сняла кольцо с сапфиром и платиновое обручальное кольцо, положила их на ладонь и подошла к Милли Армитидж.

— Э. Дж. и дата — убедитесь сами, — предложила она.

Последовала минутная пауза. Никто не шевельнулся. Линдолл казалось, что у нее вот-вот разорвется сердце. Три человека, которых она обожала, хранили мрачное молчание. Это было не просто молчание. Комнату наполнили холод, подозрение, недоверие и ледяной гнев Филипа, пробиравший до костей. Лин хотелось убежать и спрятаться. Но от себя не убежишь, от собственных мыслей не спрячешься. От них нет спасения. Оставшись на месте, она выслушала слова Филипа:

— Собираясь во Францию, Энн оставила обручальное кольцо дома. Перед ее отъездом мы поссорились, вот она и сняла кольцо.

Энн шагнула к нему.

— А потом снова надела.

— Несомненно, вы сделали это — когда решили выдать себя за другого человека. Теперь ваша очередь объяснить, как было дело. Мою версию вы уже слышали. Думаю, и ваша давно готова. Мы слушаем вас.

— Филип… — ее голос дрогнул. Она надела кольца на палец и выпрямилась. — Хорошо, я все объясню. Тете Милли и Лин уже все известно. Меня спас Пьер. На берегу была пещера, где мы прятались, пока не кончилась стрельба. Я сильно растянула щиколотку. Немцы обшарили весь берег, но не нашли нас. Когда они ушли, мы вернулись в шато. Я насквозь промокла и продрогла, у меня начиналась простуда. К тому времени как немцы явились в шато с обыском, я уже лежала в жару. Пьер объяснил им, что я — Энни Джойс, что я прожила в замке десять лет со своей пожилой родственницей, которая недавно скончалась. Пьер сказал, что в шато жила еще одна английская леди, но она уехала, как только началась война. Меня осмотрел врач, обнаружил, что у меня двусторонняя пневмония, и запретил увозить из замка. Я долго проболела, меня не беспокоили. Когда я поправилась, меня отправили в концентрационный лагерь, но я снова заболела, и меня отпустили в замок. Вот и все. Там я жила с Пьером и его женой. К счастью, кузина Тереза всегда держала дома достаточно денег. Мы находили их повсюду — в мешочках с сушеной лавандой, в подушечках для булавок, между страницами книг, в носках туфель. Но мало-помалу деньги кончались, и я впала в отчаяние.

— Почему же вы не писали мне?

— Я боялась. Меня оставили в покое, и я не хотела привлекать к себе внимание. Потом я написала два письма, узнав от Пьера, что их можно переправить в Англию.

— И вы не удивились, узнав, что письма так и не дошли до адресата?

Она ответила ему открытым взглядом.

— Конечно нет: я знала, что шансы на успех ничтожны. А неделю назад меня предложили переправить в Англию. Мне пришлось отдать последние деньги кузины Терезы, но я думала, что игра стоит свеч. С собой я не привезла никаких вещей, кроме сумочки и пятифунтовой банкноты. От нее уже ничего не осталось, поэтому, боюсь, тебе придется снабжать меня деньгами, пока я не встречусь с мистером Кодрингтоном и не заберу у него мои деньги.

Все это Филип выслушал с холодной яростью. Эта женщина прекрасно понимала, что он не выставит ее за дверь без единого гроша. Каждый лишний час, проведенный под этой крышей, придаст ей уверенности. Если же он уедет сам… Будь он проклят, если подарит Джоселинс-Холт Энни Джойс!

Не задумываясь, он поправил:

— Деньги Энн.

Ее ответ прозвучал незамедлительно:

— Мои деньги, Филип.

Глава 6

— Весьма необычная ситуация, — пробормотал мистер Кодрингтон. — И затруднительная, чрезвычайно затруднительная. Знаете, вам было бы лучше покинуть этот дом.

Филип Джоселин усмехнулся.

— И добровольно отдать его мисс Энни Джойс? Нет, на это я не согласен.

Мистер Кодрингтон нахмурился. Его отец и он сам знали четыре поколения Джоселинов. Все они были донельзя упрямы. Филипа мистер Кодрингтон знал с тех пор, как побывал на его крестинах, любил его, но втайне считал, что второго такого же упрямца не найти. Юристы — настоящие знатоки человеческой натуры. Он отозвался:

— Судебные разбирательства, связанные с установлением личности, всегда щекотливы и деликатны, они неизменно вызывают лишнее любопытство.

— Это еще мягко сказано.

Мистер Кодрингтон помрачнел.

— Если она возбудит процесс… — она осекся и начал снова: — Знаете, лично я не смог бы присягнуть в суде, что она не Энн Джоселин.

— Вот как?

— Да, не смог бы.

— Вы думаете, она выиграет дело?

— Этого я не говорил. Возможно, перекрестного допроса она не выдержит. Короче говоря… — он пожал плечами. — Видите ли, Филип, сходство и вправду поразительное, и беда в том, что даже если мы найдем людей, знавших Энни Джойс, наверняка выяснится, что их воспоминания о ней уже потускнели. Она уехала вместе с мисс Джоселин во Францию, когда ей минуло пятнадцать, то есть одиннадцать лет назад. Незадолго до отъезда я виделся с мисс Джойс, мисс Джоселин приводила ее ко мне. Мисс Джойс была одним-двумя годами старше Энн, чуть худее, но сходство между ними все-таки имелось — тот же цвет глаз и лица, но не более того. Волосы Энни были более темными и прямыми, а у Энн — вьющимися.

— Волосы можно подкрасить и завить.

— Полагаю, это еще надо доказать.

Филип покачал головой.

— Вчера вечером тетя Милли завела осторожные расспросы, и выяснилось, что у мисс Джойс на все готов ответ. За три года лишений и болезней у нее совсем испортились волосы. Сразу после прибытия в Англию ей пришлось сделать перманент. Она сообщила, что нашла отличного парикмахера в Уэстхейвене и потратила на прическу все свои деньги до последнего гроша. А что касается оттенка волос, все белокурые девушки осветляют их. Так делала и Энн, в этом нет ничего необычного.