Юлия Вознесенская - Благодарю за любовь Страница 5

Регина была вполне благополучна, имела в жизни все и отчаянно скучала, томясь в мечтах о «настоящей любви». Он понял это сразу, как только Артур пригласил его в свой дом. И это был действительно Дом с большой буквы! Небольшой особняк в Грюневальде, фешенебельном зеленом пригороде Берлина. Идеальный порядок, шикарная обстановка, аромат устоявшегося богатства и благополучия в доме были созданы не Региной, а матерью Артура Рахилью Моисеевной. Эта образцовая еврейская мама и бабушка вела дом умело и без видимого напряжения, как опытный моряк, долго ходивший по океанам, ведет легонькую прогулочную яхту по спокойному заливу. Сын ее обожал и уважал, внуки были здоровы, послушны бабушке и счастливы, а Регине в доме было совершенно нечем заняться и она ни за что не отвечала. Рахиль Моисеевна даже спала в комнате рядом с детской, и когда кто-нибудь из внуков заболевал, ночами к нему вставала бабушка, а не мать. Виктор, умевший в пятилетней девочке прозреть будущую красавицу и кокетку, а в семидесятилетней старухе углядеть останки былого женского очарования и обеим при случае сказать комплимент, доставляющий им удовольствие, понравиться и подружиться с ними, перед такими старухами-домоводительницами робел и тушевался: как правило, они были опытны, проницательны и отвратительно прямодушны, а если под крылом у них была молодая женщина или девушка, то на Виктора они глядели, как клуша на ястреба. Они-то знали, чего от него ждать! Как-то, зайдя за Региной и детьми, чтобы везти их на хафельский пляж, и ожидая в гостиной, пока они соберутся, он нечаянно подслушал, как где-то рядом, в соседней комнате или в коридоре, глуховатая Рахиль Моисеевна громко спросила сына: «Зачем ты приваживаешь в дом этого голодного петуха?». Артур засмеялся и ответил что-то равнодушно-добродушное, но слов Виктор не разобрал, однако после этого постарался быть особенно вежливым и предупредительным в отношении вредной старухи — на что та совершенно не обращала внимания. А вот Артур будто сам благословлял их сближение, одобряя их совместные поездки на пляж и за город: вечно занятый по делам своей фирмы, он не препятствовал тому, что его безработный приятель, у которого была масса свободного времени, развлекал его жену и уделял время его детям.

Роман Регины и Виктора как начался, так и развивался в основном на пляже. Почти обнаженные мужчина и женщина, проводящие долгие часы в пленительном безделье у воды, приглядывая за ребятишками, должны же были чем-то развлекать друг друга. Самым волнующим моментом их пляжного флирта было взаимное натирание друг друга ореховым маслом. Натерев сначала маслом спинки и попки детей и отправив их купаться в бассейн-«лягушатник», они приступали к ритуалу взаимного натирания. Регина под его руками попискивала и мурлыкала сладострастно, как кошка. Он же, подставляя ей спину и наслаждаясь лаской ее слегка дрожащих пальцев, скользивших по его коже, напрягал мускулы, чтобы Регина в этой игре полнее ощущала силу и упругость его тела и догадывалась, каких усилий ему будто бы стоит сдерживаться, чтобы не обернуться и не схватить ее в объятия. Ну да, еще чего не хватало — на пляже, при публике! Где, мало того, еще и знакомые иногда попадались… И он прерывал это волнующее занятие, резко вскакивал со словами: «Все, хватит! Пора охладиться!» — и с этим двусмысленным возгласом бежал к воде.

Когда он увидел, что достаточно разогрел Регину, он решительно пошел дальше. Как-то она задремала, лежа после купанья рядом с ним на песке, на расстоянии вытянутой руки. Дети плескались в «лягушатнике». Виктор передвинулся поближе к Регине и лег к ней боком, а спиной к «лягушатнику», чтобы заслонить ее от детей.

— Тебе жестко лежать головой на песке, — проговорил он хрипловатым шепотом. — Приподними голову!

Регина послушалась, не открывая глаз, приподняла голову, и он подсунул руку под ее щеку. Регина, судорожно вздохнув, так и припала щекой к его ладони. Наступила напряженная и сладостная тишина. Когда рука у него затекла, он, чтобы разогнать кровь, начал легонько шевелить кончиками пальцев возле ее виска. Она простонала негромко, а потом вдруг села и заявила, что у нее разболелась голова и надо срочно ехать домой.

Слегка разочарованный Виктор решил подъехать с другой стороны. После этого случая, наружно не имевшего никаких ожидаемых последствий, Виктор переменил тактику. Он перестал соблазнять Регину чисто сексуально, а начал психическую атаку. Он принялся осторожно заводить разговоры о том, что Артур, к сожалению, слишком занят в фирме и не имеет возможности оценить тонкость и душевное богатство своей жены. Странно устроены мужчины и женщины!

Среди мужчин едва ли найдется хоть один, которого женщина не купила бы, безудержно восхищаясь не его умом, успехами, талантом, а тем кусочком плоти, к которой, по выражению циничной Жанны, этот мужчина приставлен от рождения. Так же и женщины: и распоследняя шлюшка, и плохо воспитанная дурочка млеют и тают, когда мужчины начинают им петь, что ценят в них прежде всего их душу. Стоило Виктору приступить к делу, как Регина приняла приглашение и начала нескончаемую исповедь о трудностях своего замужества. Вскоре выяснилось, что не только Артур, но и свекровь и даже дети (младшей девочке было два года, а мальчишкам четыре и шесть) — все они не понимают Регину! Рахиль Моисеевна говорит с детьми один день по-немецки, а другой на иврите. Кому, спрашивается, нужен в Германии этот иврит? Она таскает их в синагогу и учит разным религиозным глупостям. Кому нужен этот Бог, и кого Он сделал счастливым? Счастье — это когда тебя понимают! Ну, еще, конечно, нужны любовь и деньги. Деньги у нее, Регины, есть, то есть они есть у Артура, а значит, и она без них не останется. А вот где взять любовь и понимание?! Вопрос был чисто риторический: по тому, с каким вожделением Виктор и Регина поглядывали друг на друга, было совершенно ясно, что за пониманием и любовью уже тоже далеко идти не надо… Конечно, она благодарна мужу за то, что ей не пришлось работать ни одного дня в жизни, что в сумочке у нее всегда есть банковская карточка, а на счету — деньги, и она может бесконтрольно тратить их по своему усмотрению. Спасибо, как говорится, большое! Но разве ей не приходится за все это платить дорогой ценой — своей душой, своими чувствами? Артур, само собой, любит ее, он преданный и верный муж, но…

— Душой он старик, понимаете, Виктор, ста-а-а-рик! По-настоящему его трудно не только любить, с ним даже говорить о любви невозмо-о-ожно! — говорила она, манерно растягивая слова: совершенно невыносимая для петербуржца манера провинциальных южанок. Но тут уж деньги Артура ничем не могли помочь, как и десять лет эмиграции; она все равно оставалась провинциалкой до глубины своих маленьких мозгов. Впрочем, пожалуй, именно это ее так молодило. Ничего, в будущем он ее отшлифует…

И Виктор говорил с Региной о любви и важности взаимопонимания. Эти темы он мог разворачивать и варьировать до бесконечности, это был его конек: он без смущения говорил о женщинах в своей жизни, рассказывал свои романы, одновременно исподволь внушая Регине две главные мысли: первая — женщины в нем души не чаяли и были с ним счастливы, вторая — ни одну из них он так и не смог полюбить по-настоящему. Говоря так, он исходил из опыта: по странной женской логике, услышав это (а он всем говорил примерно одно и то же, у него была своя накатанная программа), женщины, вместо того чтобы бежать от него без оглядки со всей возможной скоростью и лучше всего на подходящем транспорте, с той же скоростью летели к нему в объятья. Мотыльки летят на огонь — банально и глупо, но как еще скажешь? Ох, знал, хорошо знал Виктор женскую натуру! Недаром он рос рядом с матерью-вдовой при молодой еще бабушке и двух тетках: все его детские и юношеские годы прошли в плотном женском окружении. Его даже в пионерский лагерь никогда не отправляли, боясь, что мальчик попадет в плохую компанию, а снимали из года в год дачу в Сестрорецке. Чего-чего он только не наслушался, лежа на диванчике в своем уголке за шкафом в их комнатке в ленинградской коммунальной квартире, тоже почему-то заселенной в основном одинокими женщинами, или притаившись в затененном уголке дачной веранды. Он и сам не заметил, как научился понимать женщин и нравиться им. «Какой удивительный, интеллигентный и тонкий мальчик ваш сын!» — восхищались подруги матери и соседки. Уже лет в семь он научился говорить женщинам комплименты с видом открытым и невинным: «Ой, тетя Валя, какая вы сегодня красивая! Это у вас новое колечко?» «Это настоящая чернобурка, тетя Ниночка? Можно я ее поглажу?» — и мог полчаса подряд трогать колечки на пухлых наманикюренных пальчиках и гладить плечи, укутанные лисьим мехом. А дамы млели, сами не понимая отчего. Ах, какой милый и непосредственный мальчик! Так вот он и рос в окружении женщин и уже к двадцати годам стал настоящим знатоком и сердцеедом. А уж теперь-то… За первыми двумя откровениями по плану всегда шло третье, главное признание: