Инна Бачинская - Убийца манекенов Страница 5

Зинаида Константиновна была добродушная полковая дама, веселая, певунья, знающая толк в шутке. Кто-то, возможно, нашел бы ее простоватой, но она обладала качествами, бесценными для жены военного, – выносливостью, неприхотливостью и умением пускать корни в любую почву. Она не падала в обморок при виде крови, могла тяпнуть стакан-другой водки, петь и танцевать до утра и чувствовала себя хозяйкой везде, куда забрасывала их прихотливая военная судьба.

Она отпила из чашки, поморщилась – сладко. Поставила чашку обратно на тумбочку, прислушалась к звукам, долетавшим из кухни. Там Дима и генерал завтракали. Дима, весь в мыслях о Лидии, был рассеян, отвечал невпопад на вопросы хозяина дома. Или не отвечал вовсе.

– Ты, Дима, ешь, набирайся сил, – говорил генерал. – У нас работы непочатый край. Ты что-то рассеянный стал последнее время. И Зинаида Константиновна тоже заметила, говорит, не заболел бы Дима. А может, у тебя денег нет? Так ты скажи, мы ведь не чужие. Скоро Новый год, могу выдать аванс. Твое дело молодое. Подарок кому-нибудь или продукты купить. Шампанское.

– Спасибо, Владимир Герасимович, – ответил Дима. – Деньги у меня есть. Подарок я уже купил. И на продукты хватит.

– В гости идешь? Или к себе гостей ждешь?

– Жду, Владимир Герасимович. Женщину.

– Красивую? – заинтересовался генерал.

– Очень, – вздохнул Дима.

– Твоя дама сердца?

– Да!

– Ну что ж, дело хорошее. Но ты сразу ничего не решай, присмотрись лучше, – генерал стал учить Диму. – Сейчас же разводов больше, чем браков. Вот мы с Зинаидой Константиновной пятьдесят лет вместе. Я как училище закончил, так и женился сразу. Она меня три года ждала. Мы оба из Нижнего Тагила, слыхал? И с тех пор полвека уже вместе. Да разве мог бы я защищать рубежи нашей родины, если бы не надежный семейный тыл? И детей родили, Василия на Дальнем Востоке, а Петра в Таджикистане. Мы там на границе служили. Жара под пятьдесят, камень плавится, врача гюрза ужалила, а Зинаида Константиновна рожать надумала. А теперь рожать в Германию летают или в Англию. И в армии служить не хотят. А какой мужик без армии? Вот взять тебя, Дима, толковый парень, образованный, старательный, а сразу видать, пороху не нюхал. На что только не идут, чтобы от армии откосить. Смешно сказать. А ведь армия – это святое. С защиты отечества начинается гражданин. А кто она?

– Кто? – не понял Дима, вполуха слушавший генерала.

– Да девушка твоя!

– Она замужем, – брякнул Дима.

– Что? – поразился генерал, даже жевать перестал. – Как замужем?

– Она собирается разводиться, – поспешил Дима его успокоить.

– Постой, постой, – забеспокоился тот. – Вы с ней встречаетесь, и в то же время она замужем? Как же так? А муж?

– Я люблю ее, Владимир Герасимович, – сказал Дима, серьезно глядя на него.

– А муж в курсе? Да если бы моя Зинаида Константиновна позволила себе… А я? Мы понимали, что такое верность. А вы, молодежь, забыли, что существует такое слово. Сегодня поженились, завтра разбежались. Еще не развелись, а уже новая любовь. Раз-два, и готово! А брошенных детишек государство воспитывает.

– Димочка, а где ты с ней познакомился? – Зинаида Константиновна, сгорая от любопытства, появилась на кухне.

– Ты чего поднялась? – строго спросил муж. – Велено лежать, так и лежи. Молоко выпила?

Дима пододвинул Зинаиде Константиновне табуретку.

– Выпила. Мне уже лучше. А то вы тут, а мне одной скучно. Спасибо, Димочка. А я смотрю, ты какой-то задумчивый стал, еще сказала отцу, никак Димочка влюбился. Помнишь?

– Не помню, – нахмурился генерал. – Она замужем.

– Как замужем? – ахнула Зинаида Константиновна. – А дети есть?

– Детей нет.

– А что так?

– Не знаю, – ответил Дима. – Я не спрашивал.

– Любовь – это не вздохи под луной, – сказал генерал. – Это в первую очередь дисциплина. И долг. Перед родиной, перед семьей, перед коллективом. Служба в армии воспитывает дух коллективизма.

– Да ладно тебе, – махнула рукой Зинаида Константиновна. – И что теперь будет, Димочка?

– Она уйдет от мужа, – ответил Дима.

– А жить на что? Детки пойдут, кормить, одевать, обувать их надо. Твоими книжками не прокормишься. Это раньше государство пеклось, а сейчас каждый сам за себя.

– Мы еще не думали о детях, – отвечал ошеломленный натиском Дима.

– А о них и думать не надо. Не успели оглянуться, а уже они тут как тут. Вот когда Васенька родился, наш первый, Володечка уже капитаном был, на всем готовом, тогда к армии отношение другое было. Это сейчас армию ни в грош не ставят. А когда Петечка родился, отец уже майором был. Мне рожать, а Рымбаева – это доктор наш – змея укусила. Не то выживет, не то помрет. Ужас. Я кричу-разрываюсь, а Володечка чуть не плачет, растерялся, красный весь. А мне и больно и смешно. Успокойся, говорю, рожу нормально, а что кричу, так полагается кричать, не бойся! Позови повариху – у нас вольнонаемная была Варя, толстая, поперек себя шире! Так и родила я Петечку. И о любви мы никогда не говорили. Мне и в голову не приходило спросить. Детей растили… Ты хоть любил-то меня, а, отец?

– А обвенчаться в церкви не хотите, Зинаида Константиновна? – поинтересовался генерал иронически. – А то теперь мода такая, без этого неприлично, что люди скажут? И в первый раз в церкви, и во второй, и в третий. Раз плюнуть.

– А мне нравится. Невеста в белом, гости, цветы. А то мы записались, и все. У меня даже платья белого не было. Пришла в загс в костюмчике голубом, помнишь, Володечка? Голубой, в белые ромашки!

– Эх ты, моя ромашка! – сказал генерал и поцеловал жену в плечо.

Они забыли о Диме. Кажется, совсем недавно, вчера или позавчера, молодой бравый лейтенантик Володя Крымов с замиранием сердца сказал Зиночке из сберкассы: давай поженимся. И чуть не умер от страха, что откажет ему Зиночка. Это потом он придумал, что она ждала его три года. А может, и ждала. Дело прошлое. И всю жизнь знал генерал Крымов, что у него есть тыл. Что примет Зинаида Константиновна его в любом виде, не бросит, не откажется. Разве сейчас между людьми такие отношения?

– Димочка, а какая она? – Зинаида Константиновна жаждала подробностей. – Красивая?

– Очень, – Дима вздохнул.

Прошло четыре дня с тех пор, как он видел Лидию в последний раз. Он ни разу не позвонил ей, как она и просила. При мысли, что у них с мужем будут гости, что у них дома уютно и красиво, а в центре гостиной стоит елка с разноцветными шарами, как в витрине какого-нибудь дорогого бутика, Дима чувствовал себя несчастным. Тоска по Лидии разрывала его сердце. Он несколько раз подходил к ее дому, надеясь увидеть Лидию хотя бы издали. Он уходил из дома с самого утра, чтобы оторвать себя от телефона, и бродил по улицам и заснеженному парку, бормоча в такт шагам стихи, разговаривая с Лидией, рассказывая ей, как провел день… Вспоминал, как она пришла… запах ее духов, голос, вкус губ, как она сказала, что любит… ее смех…

Лидия… Лидия… Лидия…

Дима не слышал, о чем говорили генерал с женой, и очнулся только тогда, когда Крымов стукнул кулаком по столу и сказал:

– Хватит! За работу! Пошли, Дима.

Последующие три часа генерал вспоминал свою службу на Дальнем Востоке. Говорил он неторопливо, короткими рублеными фразами, которые напоминали команды. Уставал, и тогда Зинаида Константиновна звала их к чаю. Она сострадательно смотрела на Димочку, который был так не похож на ее собственных сыновей ни характером, ни выправкой. Оба они уже полковники. Старший, Васенька, служит в миротворческой миссии в Либерии, младший, Петечка, – в Центральной Азии. Центральная Азия – и все. А где именно, она не знает, хоть и подозревает, что генералу это известно, но он не говорит ей, чтобы не огорчать. В горячей точке, где ж еще! Там все точки горячие. Сердце у нее болело, и мысль крамольная иногда приходила в голову, что генерал с его связями мог бы и похлопотать за сына… Но мысль эту Зинаида Константиновна не высказывала вслух. Муж часто не спал ночью, видимо, думал о сыне. «Господи, спаси и помилуй», – повторяла, лежа без сна, Зинаида Константиновна, готовая поверить, что Бог есть, хотя никогда не была верующей. Она смотрела на Диму, который казался ей таким хрупким, таким невзрослым, что приходилось только диву даваться, как до сих пор жив он, не помер с голоду, не попал под машину.

Как-то раз она увидела Диму в городе. Ее он не заметил. Он вообще ничего не видел вокруг себя. Смотрел поверх голов, и губы его шевелились. Стихи читал, не иначе. Она хотела было остановить его и расспросить, что да как. Но потом передумала. Просто проводила взглядом. На ее глазах Дима столкнулся с двумя прохожими, один обругал его. Дима словно очнулся, лицо у него стало удивленное, и он еще с минуту смотрел вслед нервному человеку.

Странное дело, но она думала о Диме так же часто, как о собственных детях. Судьба ее сыновей зависела от политики государства, а судьба Димы – от разных бытовых мелочей, вроде газа, который он мог забыть выключить, испорченной колбасы, которую он мог съесть по рассеянности. Его могла укусить бешеная собака, да мало ли… Он даже мог выпасть из окна!