Дональд Гамильтон - Сеятели смерти. Задание — Токио Страница 5

Я бросил на нее косой взгляд и слегка пожал плечами. Мы уже пережили несколько мгновений, когда между нами установились почти нормальные человеческие отношения, но, возможно, таких моментов нам больше не представится. Если же ей хотелось сохранить к заданию сугубо серьезное отношение — что ж, это задание и так считалось достаточно нешуточным.

— Можешь называть меня просто Мэт, — заметил я. — Сколь бы невероятным это ни казалось, жены в наше декадентское время обычно предпочитают именно такую неуважительно-фамильярную форму обращения к мужьям.

— Мне кажется, Мэт, что правительство не слишком серьезно отнеслось к предупреждению Макроу, — сказала она, по-прежнему без тени улыбки.

— Господи, ну ты же знаешь наших вашингтонских бюрократов! Конечно, они отнеслись к его предупреждению не слишком серьезно. Они ведь настолько преисполнены сознанием собственной важности! Им просто в голову не пришло, что какой-то пухлый коротышка-очкарик посмеет им угрожать — им, олицетворяющим Соединенные Штаты Америки! Они бросились в погоню, Уинни. То есть послали ему вдогонку людей. Невзирая на записку, они решили, что он поставил под угрозу национальную безопасность…

— И что же произошло?

— Ничего особенного — поначалу. Им пришлось изрядно попотеть, пока не установили его местонахождение. По прошествии нескольких месяцев наш агент напал на его след где-то в горах Калифорнии. Вскоре после этого агент исчез. Через некоторое время его обнаружили— мертвым. По всем признакам, он заболел какой-то смертельной разновидностью кори.

— Кори? Но от кори не умирают.

— Это смотря какая корь, — ответил я сухо. — И в зависимости от иммунитета заразившегося. В истории медицины известны случаи, когда целые племена туземцев вымирали от простейшей кори— после того, как они вступили в контакт с цивилизацией. По-видимо-му, со времени своего исчезновения, Арчи вырастил вирус, который поражает цивилизованных людей таким же образом. Ему достало благоразумия оставить предупреждающую записку на теле умершего — иначе в Калифорнии разразилась бы страшная эпидемия.

— А мне кажется, что он просто делает себе рекламу, — сказала Уинни.

— Не только тебе. Такая догадка приходила на ум и другим. Как бы там ни было, поиски в том районе выявили заброшенный дом, использовавшийся в качестве химической лаборатории— кстати, судя по всему, эта лаборатория была оборудована по последнему слову техники. Но оттуда все вывезли. У спонсоров Макроу, кто бы они ни были, хватило времени увезти своего гения и его приборы в неизвестном направлении. В следующий раз его обнаружили со всем скарбом в высокогорном районе Анд, но, как и в предыдущий раз, агент, которому удалось напасть на след, распрощался с жизнью прежде, чем установил точные координаты убежища. Парень умер от ветрянки, представляешь? Из медицинской карты этого агента выяснилось, что в детстве он переболел ветрянкой в сильной форме, но вирусы дяди Арчи проигнорировали благоприобретенный иммунитет. Они его просто угробили.

Уинни нахмурилась.

— Другими словами, этот ученый обнаружил способ резко повышать действенность вируса?

— Ну, в бытовом смысле — да. Но только встает вот такой занимательный вопрос: что может произойти, когда он перестанет забавляться с детскими болезнями и применит свой метод к чему-то более серьезному — например, к вирусу оспы или холеры? Он, несомненно, затевает что-то подобное. Он же мог этих агентов просто пристрелить или сбросить в ущелье. Вместо этого подбрасывает, так сказать, опытные образцы своих разработок, давая понять нам и всему миру, на что способен. Ну и что он собирается делать дальше? И кто ему помогает и каковы их мотивы? Эти-то вопросы не дают покоя ребятам в Вашингтоне. И тот факт, что над этим же вопросом, вероятно, ломают себе голову ребята в Москве и в других столицах мира, ни на секунду их не успокаивает.

— А ты уверен, что не Москва взяла Макроу под свое крыло?

— Уверен? — переспросил я. — Кто сегодня может быть в чем-то уверен? Мы только знаем, что они, похоже, не меньше нашего перетрухали. А некто, кто благодетельствует Арчи, имеет большие деньги и огромные человеческие ресурсы, но, по всему видно, этого неизвестного не особенно привлекает возможность обосноваться в стране победившего пролетариата.

— Если бы это происходило в кино, — поколебавшись, заметила Уинни, — я бы сказала, что всем заправляет международный преступник, который надеется шантажировать мировые державы угрозой применения смертоносного бактериологического оружия.

— Не думай, что к этой идее не отнеслись с должной серьезностью, — сказал я. — Но при отсутствии даже намека на возможность установить личность патрона Макроу Вашингтон просто предполагает, что им движут отнюдь не филантропические мотивы. И после трех не-удавшихся попыток взять Макроу — последнюю попытку предпринял Бьюкенен, — самое большое, на что они рассчитывали, это вернуть Макроу к работе на благо демократии… Во всяком случае, с этим пониманием нас и послали на это задание. И нам надо справиться с ним прежде, чем Арчи Макроу завершит нынешние опыты, в чем бы они ни заключались, и самое главное, до того, как кто-нибудь, включая и наших добрых друзей англичан, им завладеет. Одна беда — никому не известна дата окончания его работ. Может быть, это произойдет завтра. А может, это случилось уже вчера.

Я горестно вздохнул и потянулся к телефону со словами:

— Ну, спасибо за приятную беседу, мэм, но пора браться за работу.

— Кому ты звонишь?

— Мне пора, так сказать, вводить мяч в игру. Звоню одному специалисту по генеалогии.

— Какому?

— Который специализируется в выращивании генеалогических древ, — сказал я. — У мистера Макроу, к несчастью, есть две слабости. Одна, как я уже сказал, — деньги. Другая — предки. Он, как можно предположить, вступил на жизненный путь, не имея родных и близких, за исключением, разумеется, отдаленного родства с Адамом и Евой. В Соединенных Штатах он родился на обочине — ив социальном, и в финансовом смысле, но, приехав в Шотландию, по-видимому, вообразил, будто его род некогда был очень знатным и пользовался здесь уважением. Именно по этой причине его след, затерявшийся было в Южной Америке, был снова обнаружен. Он послал запрос от своего имени— разумеется, своего подлинного имени — в одну контору в Лондоне, которая занимается поисками родственников. Он заключил с ними контракт, поручив им выявить связь, пускай даже отдаленную, между семейством Макроу и каким-нибудь древним шотландским кланом. Для человека, скрывающегося от преследования, это было глупейшим нарушением всех правил конспирации, однако у нас нет твердых доказательств умственного здоровья этого парня за пределами химической лаборатории. В общем, с этой зацепки Бьюкенен и начал. И мы должны пойти по его следам, пока нам в руки не попадет зацепка более надежная… Шшш, погоня началась!

Гостиничный коммутатор соединил меня с нужным номером. Человек, назвавшийся Эрнестом Уоллингом — контора «Симпсон и Уоллинг», — поинтересовался моими личными данными и родом занятий. Я назвал ему подлинное имя и фамилию и предложил свою легенду — сбивчивую историю о том, что хочу найти своих предков. Эту историю мы придумали в вашингтонском кабинете Мака. Когда я закончил свой рассказ, Уоллинг некоторое время молчал, очевидно, переваривая информацию.

— Так, понимаю, — наконец произнес он. — Вам было бы удобно зайти ко мне сегодня в четыре, мистер Хелм? У меня будет время для некоторых предварительных изысканий, и я смогу более определенно ответить, буду ли я вам полезен или нет.

— В четыре? Замечательно!

Помявшись, он добавил:

— Так вы говорите, что остановились в «Кларидже»? И что вы из Америки?

— Именно так.

— А вы не знакомы ли случайно с джентльменом по фамилии Бьюкенен? Пол Бьюкенен?

Я рассмеялся.

— Америка большая страна, мистер Уоллинг. Нет, увы, я не знаю никаких Бьюкененов.

— Ну конечно! Он недавно обращался к нам, и я подумал… Буду рад увидеться с вами в четыре, мистер Хелм. Спасибо за звонок.

Я положил трубку и нахмурился.

— Он упомянул Бьюкенена. Это что-то значит, но будь я проклят, если понимаю — что.

— Ну, на этом этапе игры очень трудно что-либо понять, — резонно заметила Уинни. — О Господи, я запуталась в этих простынях. Помоги мне вылезти.

Она встала с постели и начала стаскивать ночную рубашку через голову, забыв предварительно развязать длинный пояс, а теперь и вовсе не могла этого сделать. Я дернул за один конец, и пояс распустился. Она без смущения выскользнула из своего одеяния, обнаружив ладное тело, покрытое почти ровным загаром, и я заметил, что она больше обращала к солнцу спину и плечи. Кожа там полезла — и явно не так давно. Последующие солнечные ванны— а может быть, сеансы кварцевого облучения— почти восстановили нужный пигментный покров, но не вполне. Когда она обернулась, я внимательно осмотрел ее лицо и увидел характерные следы облупившейся кожи на носу, тщательно замаскированные макияжем.