Фридрих Незнанский - Тополиный пух Страница 5

Причем и факты в ней все подобраны именно таким образом, чтобы убедить общественность, что с приходом этого человека на пост Председателя Высшего арбитражного суда понятие «справедливость», если оно вообще существует в этом обществе — да-да, такова постановка вопроса в статье! — будет окончательно похерено раз и навсегда!

В этом, собственно, и пафос статьи.

А дальше приводятся примеры того, как в прошлом уже решал подобные вопросы господин кандидат в председатели и каков, соответственно, его моральный облик.

Открытым текстом это не сказано, но за каждым примером коррумпированности ответственного государственного лица стоит резко отрицательный образ лживого, насквозь прогнившего и погрязшего во взяточничестве Степанцова, которого и на пушечный выстрел нельзя допускать до судебной власти. А дальше следует фраза, которая с головой выдает автора. Он пишет: «Однажды, в конце семидесятых годов, это было уже сделано, и в результате пострадало множество невинных людей, которых лишь по причине их несогласия с тоталитарным режимом тогда еще «товарищ судья» Степанцов со злорадством истинного вампира отправлял в места не столь отдаленные. Достаточно поднять дела тех не столь уж и давних лет…»

Вот они, где корни! Так что автор вполне может оказаться из тех, кто был осужден за диссидентскую, антисоциалистическую деятельность. Не сотни их, конечно, проходили перед лицом народного судьи Степанцов, может, от силы десяток-другой, но они были, и он этого не скрывает. Был Закон, были и его строгие исполнители.

Но, с другой стороны, и факты, приведенные в статье, подобраны с явной тенденциозностью. Причем взяты именно такие, при разборе которых совершенно невозможно как доказать вину «героя», так и полностью отрицать ее.

Вот один из таких примеров:

«Постановление по делу о признании права собственности…» и так далее, «принятому к производству в порядке надзора по протесту заместителя Председателя… Оставить решение Федерального арбитражного суда без изменения, а протест без удовлетворения».

Что можно сказать? Под постановлением стоят подписи всех членов Президиума Высшего арбитражного суда РФ. Естественно, истец недоволен, но мстит почему-то именно тому, кто внес протест. Это справедливо?

Но можно ведь и так поставить вопрос: судейский чиновник взял крупную взятку, выдал определенные гарантии, но ничего не сделал! И сослался: мол, я, к сожалению, не один, другие были против. Реальное обвинение? Вполне, если иметь в виду именно такую ситуацию. Но ее-то не было! И ни подтвердить, и ни опровергнуть — это же типичная тактика любого демагога. Облил человека грязью с головы до ног и предлагает: сам отмывайся и доказывай всем, что ты не верблюд, не ишак, не… сукин сын, взяточник!

И так решительно по всему тексту…

Степанцов ткнул в свои подчеркивания на газетных полосах и устало бросил карандаш.

— Ну, хорошо, — кивнул Меркулов, — я согласен с вами, что большинство… Вы настаиваете, что все? — добавил он, увидев протестующий жест Степанцова. — Пусть все факты передернуты и не имеют под собой оснований к обвинению вас во взяточничестве и коррумпированности, пусть. Но касаемо. морального облика… хм, в смысле этих развлекательных эпизодов с девицами легкого поведения, это как?

— Ну, Константин Дмитриевич! — огорченно развел руками Степанцов. — Ну, какой из меня, извините, «моральный разложенец»? У меня единственная жена, взрослая дочь — студентка, излишеств я себе практически никаких не позволяю. Бывает, конечно… правильнее сказать, бывало, что и собирались по-приятельски, и поддавали, и подружки были, но это ж когда?! Теперь уж и не упомнить! Как же можно всякое лыко в строку? Не понимаю…

— Значит, отрицаете?

— Отрицаю! — категорически отрезал Степанцов и помрачнел, словно его попытались уличить в чем-то паскудном.

— Значит, за этой публикацией лично вы видите политику? Одну только политику?

— И ничего кроме! — затряс головой Степанцов. — По всем перечисленным в мой адрес обвинениям есть официальные постановления. Канцелярия Высшего арбитражного суда вам их охотно представит. Товарищ, которому вы поручите, может все это посмотреть и убедиться лично. А касательно сплетен и этой заключительной грязи о моральном облике? Не знаю, может, вы посоветуете мне в суд обратиться, чтобы защитить собственное имя? И вызвать газету в качестве ответчика, если они не назовут автора?

— Я бы не возражал, если бы был абсолютно уверен, что подобное судебное разбирательство не нанесет вам куда большего вреда, нежели быстрое и негромкое расследование. А почему, кстати, вы решили именно в Генеральную прокуратуру обратиться?

Степанцов посмотрел на него такими глазами, что Константин Дмитриевич только вздохнул. Ну, правильно, любая милиция пошлет его подальше. Несмотря на его высокий пост. А московские суды наверняка настолько завалены подобными делами о защите чести и достоинства, что ранее чем через год никакого решения не примут. А Генеральная прокуратура — как же! — она должна забегать от такой чести!

Меркулов почувствовал нарастающее в нем раздражение и поморщился. Опять его старательно втягивают в проклятую политику, в постоянную грызню на высшем уровне, главным выигрышем в которой является «доступ к телу», как говаривали еще с брежневских времен.

Но ведь в статье этого Метельского… Ну да, и по этому поводу Степанцовым было сказано, что он уже пытался восстановить в памяти все дела, которые, так или иначе, проходили через его руки, — в поисках некогда обиженного им человека, но даже ничего близкого припомнить не смог, не было в его жизни Метельского! Никогда не было, он безусловно и категорически отвечает за свои слова. Это что же, выходит, ничья личная обида в материале просматриваться не должна? Но тогда зачем же упоминание о прошлых «заслугах» Степанцова? Нет, тут не все так просто, как представляется на первый взгляд. Да, возможно, не исключена и политика.

Но у Меркулова мелькнуло другое соображение. Он обратил особое внимание на то обстоятельство, что основной, если так можно выразиться, пафос этой статьи заключается вовсе не в том, чтобы открыто обозначить какую-то политику. И опубликована статья вовсе не в «желтом» издании, а в приличном еженедельнике, имеющем хороший тираж и пользующемся определенным интересом на Лубянке, не для того, чтобы перекрыть дыхание некоему Степанцову и не допустить того занять кресло Председателя Высшего арбитражного суда, хотя, по большому счету, и это не исключено. А написана она исключительно затем, чтобы просто уничтожить, смешать с грязью человека, которого автор, кем бы он ни был, за такового не считает. Интуиция подсказывала такую версию, как опять сказал бы Саня Турецкий.

«Тьфу, будь ты неладен! Ох, и дождешься ты у меня, Александр свет-Борисович!» — Меркулов даже мысленно погрозил своему другу пальцем и внимательно посмотрел на Кирилла Валентиновича — что тот скажет? Но Степанцов продолжал всячески отвергать любые личные мотивы — политика, и только политика, грязная игра, к которой лично он никогда не имел отношения и не желал бы и впредь иметь.

Категорично и… неубедительно. А если что и вызывало доверие к его словам, так это сам факт слишком «своевременного» опубликования пасквиля. Да, удачнее момента, чтобы напрочь выбить человека из седла, не придумаешь.

— Один вопрос, как говорится, не для печати, Кирилл Валентинович, — не зная, что делать и чем завершить беседу, сказал Меркулов.

— Любой, — поспешил Степанцов, — от вас в этой ситуации у меня секретов быть не может. — Он помолчал, словно что-то прикидывая, и добавил: — Слушай, Костя, ну что мы с тобой все на «вы»? Как будто не знаем друг друга больше четверти века? Я понимаю — при посторонних, а так-то? Давай по-простому, а?

— Давай, — улыбнувшись, пожал плечами Меркулов. — Ну а если, положа руку на сердце, все эти грязные намеки на девок… всякие «банные дела»… — Он ткнул кончиком своего карандаша в газетную полосу, в большой отчеркнутый абзац, касающийся «аморалки». — Тут вот… как нам быть? А вдруг вещественные, так сказать, свидетельства остались? И будут неожиданно предъявлены? Мы ж с тобой не первый день живем на свете и всякое повидали, да и в газетах, и по телевидению демонстрировали. И что у нас получится? Маленькая ложь относительно остальных обвинений, которые могут в самом деле оказаться несостоятельными, окажется подобной бомбе и задавит своим общественным взрывом все остальное.

Степанцов, поправив очки, близоруко наклонился над текстом, снова пробежал глазами, задумался, возможно, делая вид, что вспоминает, но отрицательно покачал головой.

«Ну, что ж, — подумал Меркулов, принимая окончательное решение, — Саня, конечно, не обрадуется и будет по-своему прав. Однако не выполнить личного поручения своего прямого начальства, то есть генерального прокурора, он не сможет. А зная его принципиальную въедливость в подобных вопросах и отсутствие всякой щепетильности, когда речь заходит о людях, которым выставлены подобные обвинения, можно сказать с уверенностью, что вся подноготная Кирилла Валентиновича будет им раскручена до донышка и выставлена напоказ. Сколько это займет времени, одному Богу известно. Но если они хотят иметь результат, они его получат».