Марина Серова - Все вернется Страница 5

Помню — палата родильная была с высоким потолком, очень светлая и очень душная, так мне, во всяком случае, показалось. Было больно и тяжело, я все время думала, что вот-вот умру, но никого это, похоже, не волновало. Мне не хватало воздуха, я задыхалась. Акушерка учила меня, как надо дышать, но я была не способна слушать ее — я умирала, и это было для меня самым ужасным в тот момент! Мой таз раздирала какая-то жуткая, нечеловеческая боль, сознание мутилось, и не было мне ни до кого дела. Ни до назойливой акушерки с ее дыхательной гимнастикой, ни до ребенка, которому «тоже сейчас трудно, и ты должна ему помочь…», как кто-то говорил мне, держа меня за руку. Я понимала, что никому не могу помочь, мне было очень-очень плохо… И вдруг все закончилось. Сразу! В один момент. Мне стало легче, настолько легче, что я смогла нормально дышать. Я закрыла глаза и лежала, обессиленная, удивляясь тому, что осталась жива. В полузабытьи я слышала детский плач, акушерка шепнула кому-то: «…Потом, пускай отдохнет…» Мне казалось, что это все говорят не обо мне. Мне сделали какой-то укол, и я отключилась. Не знаю, сколько я так пролежала, пять минут или пять часов. Открыла глаза, потому что услышала или почувствовала, как кто-то подошел ко мне. Женщина в белом халате с марлевой повязкой на лице стояла возле меня. Оказалось, я лежу в палате на кровати.

– Тебе сразу… сообщили?

– О ребенке? Нет. Спросили — как я себя чувствую? Я говорю — вроде нормально, только голова какая-то чужая. Соображаю плохо. Врач сказала, что это пройдет, это от укола, и ушла. А я увидела, что в палате нас трое. Та молодая мамаша, вместе с которой мы в предродовой мучились, и еще одна женщина. Вскоре им принесли детей, они начали их кормить. Я спрашиваю нянечку — почему мне ребенка не несут? Она буркнула что-то и убежала.

Когда пришли забирать детей с кормления, я опять спросила, где мой ребенок? Мне сказали, чтобы я подошла к главврачу. Я поднялась, голова еще кружилась, поплелась в ее кабинет… Там врачиха сидит, как царица на троне. Взгляд надменный, холодный.

«Что же вы нас обманули?» — говорит. Я ничего понять не могу. Кого это я когда обманывала? И в чем? А она: «Да, обманули. У вас, оказывается, была внутриутробная инфекция, а вы это скрыли. Что ж, сами виноваты, что ребенка потеряли!» Я говорю: подождите, какая инфекция? Вы о чем? У меня все анализы в порядке. И что это значит — потеряла ребенка? Где он?! Принесите, мне его кормить надо!.. Она давай на меня кричать! А я ей и ответить толком не могу, у меня голова, как чугунок, гудит и туго соображает.

Короче, я поняла только одно: из-за внутриутробной инфекции у меня родился мертвый ребенок. Это инфекция убила плод еще в матке. Выгнали меня, сказали, что завтра меня выписывают, отдадут мне труп ребенка, его можно забрать в морге. Еще спросили, не оставлю ли я им его. Вам, мол, все равно, а мы бы его для опытов взяли.

На другой день выдали мне маленький сверток. Развернула я его — мальчик, маленький, совсем крохотный, на четыре кило не потянет. Синий весь, худющий, из животика тянется пуповина… Просто ужас!

Юлиана заплакала, наверное, уже в сотый раз со времени этого ужасного события. Раиса Константиновна стала ее утешать.

– Тебе заключение о смерти выдали? — спросила я.

– А как же! И там то же самое. «Внутриутробная гибель плода». И какую-то инфекцию приписали. Но, Полина, клянусь, я слышала плач ребенка! И в родовой я в тот момент одна лежала. Так что плакать мог только мой ребенок, МОЙ! И анализы я все сдавала вовремя, все, что врачи мне назначали, то я и делала. Не могло у меня быть никакой инфекции, мне бы еще в поликлинике об этом сказали…

Да, ну и дела! Почему-то я ей верила. В самом деле, зачем Юльке врать? Если она с самого начала наблюдалась в поликлинике, как врачи могли «не заметить» инфекцию? И откуда она вообще взялась?

– Ты Юрию своему об этом сообщила?

– Естественно! Он утешал меня, но и сам, похоже, расстроился. Сказал, что как-то уже настроился на сына. Готов был помогать нам.

– Я тоже уже настроилась на внука, — подала голос несостоявшаяся бабушка, — купила мальчику пеленки, голубое одеяльце, распашонки… А пришлось вот его хоронить…

– Да не мой это ребенок там, в гробике! Я сердцем чувствую — не мой! А теперь уже я и наверняка знаю. Эх, не хотела я тебе… да ладно!..

Юлиана залпом допила свой чай и заговорила тихо, почти шепотом:

– Я сегодня у экстрасенса была! Деньги ему отдала приличные, но не жалею об этом. Это хороший специалист! Я ей ничего не рассказала о себе, она сама все увидела. Шар свой хрустальный повертела, свечки везде поставила. Знаю, говорит, что за беда вас ко мне привела. Вы ребенка потеряли! Только не верьте тому, кто сказал, что мальчик ваш мертв. Он жив! Он в другом городе, далеко отсюда. В богатом доме, накормлен, обласкан… Родители ему — чужие, но заботятся о нем, как о родном. Они немолоды, и своих детей у них нет. А за вашего мальчика они большие деньги отвалили! Кому точно, не скажу, только у этого человека — черные глаза, и душа — тоже черная.

Юлиана смотрела на меня напряженно. Наверное, боялась, что я сочту ее сумасшедшей. Но я так не думала.

– Доченька, а что она тебе сказала, вернется наш мальчик к нам или как?

– Мама, она сказала, что вернуть его можно, но очень трудно будет это сделать. Слишком, мол, большие деньги за него заплачены…

– Вот, Полиночка, видишь, какая беда на нас свалилась! — Раиса Константиновна принесла из кухни новые куски пирога и разложила их на блюде.

– Юлиана, ты готова бороться за своего ребенка? — спросила я.

– Что значит «готова»?! Зачем ты спрашиваешь? Я бы на все пошла, только бы Ванечку вернуть! Я ведь понимаю: больше мне родить не придется. От кого попало я не хочу, да и просто — не смогу. Юрий мне такого удовольствия тоже больше не доставит. Это был мой единственный ребенок… Ты мне лучше, как юрист, скажи: это реально? Есть шанс?

– Шанс есть всегда. Значит, говоришь, тот ребенок, которого тебе для похорон отдали, был маленький и щуплый?

– Да. Слишком маленький. Я думаю, в нем и трех килограммов не было. А мне врачи сказали, что у меня ребенок крупный, около четырех должен весить. Целый килограмм — это слишком большая разница!

– А Юлиана тоже весила четыре килограмма. У нас в роду все крупными рождались. Моя сестра…

– Подожди, мама. Так что же, Полина, мне делать? Куда идти? Главврач со мной говорить не хочет. В милицию я уже обращалась. Со мной следователь поговорил, вину врачей не увидел. «Вы труп ребенка получили? Похоронили? Чего вам еще? Идите домой и рожайте других!» Тем более что и заключение патологоанатома у меня есть.

– А в свою поликлинику ты обращалась?

– Естественно! Они провели обследование еще раз — никакой инфекции и в помине нет!

– Справку тебе дали?

Юлиана встала, подошла к книжному шкафу. Достала из одного из ящичков пакет с бумагами.

– Вот справка о моем здоровье. Видишь, все анализы. Заключение: здорова! Вот заключение патологоанатома — «Внутриутробная гибель плода от внутриутробной инфекции»! Упасть — не встать! Два медицинских учреждения противоречат одно другому. Одна справка говорит о том, что я здорова, другая — что я больна. Кому верить? Кто из них врет?!

– Скорее всего, врет патологоанатом. Ты это следователю показывала?

– Да все я ему показывала! Он и слушать меня не хочет. Говорит: нет оснований для заведения дела.

– Тут он не прав. Оснований больше чем достаточно. Хотя бы несоответствие этих двух справок. Юль, ты готова пройти еще одно обследование?

– Да хоть десять, если это поможет мне вернуть Ванечку!

– Тогда слушай. Есть одно медицинское учреждение — «Центр планирования семьи» называется. Там очень серьезные врачи и хорошее оборудование. Нужно пройти генетическое обследование. Это, конечно, не бесплатно. Но…

– Я готова!

– Хорошо. Тогда назови мне фамилию следователя, отказавшегося завести дело.

– Хомяков Игорь Игоревич. Он в нашем отделении в двадцать первом кабинете сидит. Полина, что ты собираешься делать?

– Ты для начала пройди обследование. И вот тебе мой сотовый, набери, чтобы у меня высветился твой.

Мы обменялись номерами, и я засобиралась домой.

– Нет, Полина, ну правда, есть надежда?

– Надежда, как известно, есть всегда. И умирает она последней. Знаешь, почему? Сначала она всех других замочит!

Я ехала в машине домой и раздумывала. Правильно ли я поступаю? Зачем я вообще лезу туда, куда меня никто не приглашал? А может, главврач роддома права? И у Юльки действительно была какая-то скрытая инфекция, которую обычным способом в поликлинике не распознать? Возможно ли такое? Вполне. А то, что она слышала крик своего ребенка, — это вообще вилами на воде писано. Вдруг у нее после укола в голове все помутилось! Да, все как-то туманно и неопределенно. Ясно только одно: если Юлька права и ее ребенок в чужих руках — дело дрянь. И ей плохо — она сходит с ума от безысходности, и ребенку плохо. Говорят, что дети, даже только что рожденные, чувствуют свою мать, ощущают ее присутствие рядом с собой. Просто на инстинктивном уровне. Если это так, то Юлькин сын тоже страдает без своей мамы. Тогда спасать мне придется уже двоих…