Маргарет Миллар - Совсем как ангел Страница 5

— Договорились.

— Я дам вам знать, когда остальные закончат ужин.

— Спасибо, сестра.

Принимая из ее рук книгу, Куинн отчетливо понимал, что со стороны сестры Благодеяние это было не просто милой услугой, а серьезной жертвой. Его этот жест тронул, но и слегка насторожил. «ПОЧЕМУ Я? — настойчиво вертелось в его мозгу. — ПОЧЕМУ МНЕ ОКАЗЫВАЮТ ОСОБОЕ ВНИМАНИЕ? ЧЕГО ОНА ОТ МЕНЯ ХОЧЕТ?»

Вернувшись в сарай, он зажег обе свечи, уселся на кровать и принялся строить планы на будущее. Во-первых, ни в коем случае нельзя упустить поездку в грузовике в Сан-Феличе с братом Венцом. Там он зайдет к Тому Йоргенсену и заберет свои триста долларов. Потом…

Потом никаких планов не требовалось — он и так прекрасно знал, что будет. Если удастся наскрести достаточно денег — он вернется в Рино. Не удастся попасть в Рино — значит, в Лас-Вегас. Не получится с Лас-Вегасом — стало быть, в какой-нибудь из покер-клубов в окрестностях Лос-Анджелеса. Работа, деньги, игра, безденежье… Так он и бегает по кругу, а бороздки становятся все глубже… Куинн знал, что когда-нибудь наступит пора вырваться из этого бесконечного и бессмысленного круговорота. Может быть, именно сейчас?

Хорошо, сказал он себе. Он найдет работу в Сан-Феличе, где единственный островок разгульной жизни — карточные вечера раз в неделю в местном клубе. Он накопит какую-то сумму, отправит чек в гостиницу в Рино и попросит вернуть ему его костюмы. А остальное вложит в ценные бумаги. Он даже сможет, если все пойдет хорошо, предложить Дорис присоединиться к нему… Хотя нет, Дорис тоже часть круга. Как и большинство людей, занятых в игорном бизнесе, большую часть времени она проводила за столами; иные из них и вовсе всю жизнь просиживали под крышей своего клуба — спали там, ели, работали и играли, служа своему предназначению с той же преданностью, как сестры и братья Тауэра.

Дорис. Прошло всего двадцать четыре часа, как он с ней попрощался. Она предложила ему денег взаймы — по каким-то своим таинственным причинам, в которых он так до конца и не разобрался. Так или иначе, он отказался. Может быть, потому, что знал: к деньгам всегда прикреплены некие нити. Пусть тщательно замаскированные, пусть совершенно незримые — но они есть. Куинн посмотрел на книгу, принесенную сестрой Благодеяние, и с интересом подумал: любопытно, какие нити прикреплены к ней?

— Мистер Куинн!

Он поднялся и открыл дверь.

— Входите, сестра. Ну как, хорош ли был ужин в честь Дня Отречения?

— Вполне, — сестра Благодеяние бросила на него подозрительный взгляд. — Особенно учитывая ужасный характер сестры Раскаяние.

— А что если, предположим, кто-нибудь откажется? Не от пищи я имею в виду.

— Не ваше дело. Идемте, и без нахальной болтовни. Столовая пуста; я подогрела для вас тушеную баранину и чашку прекрасного какао.

— А я-то думал, что вы не пользуетесь стимуляторами…

— Какао — не настоящий стимулятор. В прошлом году этот вопрос обсуждался на заседании Совета, и большинство постановило, что какао — поскольку оно содержит важные питательные вещества — вполне допустимо. Только сестра Слава Вознесения была не согласна — она очень экономная. Я вам уже говорила о волосах в матрацах?

— Да, — с чувством кивнул Куинн, который охотно предпочел бы вовсе об этом не вспоминать.

— Книгу вам лучше спрятать. Не думаю, что кто-нибудь вздумает за вами шпионить, но к чему рисковать?

— В самом деле, — Куинн накрыл книгу одеялом.

— Прочитали?

— Немного.

— Очень интересно, правда?

Куинн подумал, что его куда больше интересуют те нити, что тянутся за книгой, но предпочел об этом умолчать.

Они вышли на улицу. Почти полная луна висела прямо над деревьями. Звезды усыпали небо в количестве, какого прежде Куинну наблюдать не доводилось; пока он любовался ими, их стало еще больше.

— Вы что, никогда неба не видели? — нетерпеливо осведомилась сестра Благодеяние.

— Такое — впервые.

— Небо как небо… как всегда.

— Для меня оно сегодня выглядит другим.

Она с беспокойством всмотрелась в его лицо.

— Вас что, посетило религиозное вдохновение?

— Я восхищаюсь совершенством, — пояснил Куинн. — Однако, коль уж вам пришла охота навешивать ярлыки, не стесняйтесь.

— Вы не поняли, мистер Куинн. Я имела в виду, что, если на вас накатил приступ религиозного экстаза именно сейчас, это было бы удивительно некстати.

— Почему?

— Я как раз хочу попросить вас кое-что для меня сделать — ваше обращение могло бы этому помешать.

— Не волнуйтесь, сестра. Так о чем вы хотите меня попросить?

— Об этом я скажу вам чуть позже. Когда вы поедите.

Столовая уже опустела: в ней остались лишь кресло-качалка брата Языка и птичья клетка, да в самом конце стола, у самой печки, был поставлен один прибор.

Куинн сел. Сестра Благодеяние наполнила оловянную тарелку тушеным мясом и еще одну, такую же, — толстыми ломтями хлеба. Потом — так же, как днем, — с благожелательным материнским интересом принялась наблюдать, как он ест.

— А у вас неважный цвет лица, — заметила она спустя несколько минут. — Но аппетит хороший, да и выглядите вы вполне здоровым. То есть, я имею в виду, если вы плохо себя чувствуете, я, естественно, не смогу просить вас об одолжении.

— Несмотря на внешний вид, я очень нездоров. У меня плохая печень, слабые легкие и нарушено кровообращение.

— Ерунда.

— Вам виднее. Так что я должен сделать?

— Я хочу, чтобы вы нашли для меня одного человека. Точнее, даже не нашли, а просто узнали, что с ним случилось. Ясно?

— Пока нет.

— Прежде чем продолжить, мне хотелось бы уточнить одно обстоятельство. Я вам заплачу. У меня есть деньги. Только об этом никто не знает, понимаете? Мы все, когда пришли в Тауэр, отреклись от мира. Все наши деньги, одежда и прочее — все пошло в общий фонд.

— Но вы все-таки кое-что для себя сохранили, да? Так сказать, на черный день.

— Ничего подобного! — резко возразила она. — Мой сын каждое Рождество присылает мне из Чикаго двадцать долларов. Я их сохраняю, потому что знаю: мальчику было бы неприятно, если бы я отдала его деньги Учителю. Он всего этого не одобряет, — она легким жестом обвела комнату. — Не понимает, что высший смысл жизни — в служении Господу и его Истинно Верующим. Думает, что я малость свихнулась, когда умер мой муж. Может, так оно и было. Но именно сейчас я нашла свое настоящее место в мире и никогда его не покину. Как можно?? Я в нем нуждаюсь. И здесь все нуждаются во мне. Брат Язык с его приступами плеврита. Слабый желудок Учителя. Сердце его жены, матери Пуресы — она очень стара…

Сестра Благодеяние вдруг поднялась и замерла перед печкой, сцепив перед собой руки, будто внезапно почувствовала в воздухе дыхание смерти.

— Я и сама старею, — вздохнула она. — Иногда трудно смотреть в лицо действительности. Душа моя пребывает в мире, но вот тело… тело порой бунтует. Оно тоскует по нежности, теплу, ласке. Утром, когда я встаю с кровати, душа моя чувствует прикосновение небес, а ноги — холод каменного пола. Ох, как они ноют! Как-то я увидела в каталоге для пожилых пару комнатных туфель. С тех пор я часто о них вспоминаю, хотя и не должна бы. О том, какие они были розовые, пушистые, мягкие, теплые — самые чудесные туфли, какие я когда-либо видела. Но это, конечно, потакание плоти!

— Однако совсем небольшое, правда? — вкрадчиво промурлыкал Куинн.

— И все равно, надо остерегаться. Такие желания растут, как сорняки. Достаточно получить хотя бы пару вот таких теплых туфель — и тут же обнаружишь, что тебе уже хочется чего-то еще.

— Например? — голосом кинопровокатора подзадорил ее Куинн.

— Горячую ванну, — мечтательно прошептала сестра Благодеяние. — Знаете, большую, в настоящей ванной комнате, и с двумя полотенцами… — она внезапно вздрогнула и негодующе выпрямилась. — Вот! Так оно и случилось. Я возжелала двух полотенец, когда вполне достаточно было бы и одного! Еще одно доказательство несовершенства природы человеческой. Все ему мало! Прими я сейчас горячую ванну — мне тут же захочется еще; захочется принимать ее каждую неделю или даже каждый день! И каждый в Туаэре захочет того же! Мы будем нежиться в горячих ваннах, а наш скот — умирать с голода! Наши сады покроются сорняками! Не-ет, мистер Куинн! Даже предложи вы мне горячую ванну сию минуту — я отказалась бы!

Куинн с трудом удержался от искушения заметить, что не имеет привычки предлагать горячие ванны незнакомым женщинам, но побоялся оскорбить чувства сестры. Она говорила так серьезно и с такой страстью, будто спорила с самим дьяволом. Так что он счел за благо промолчать, давая ей возможность вернуться к теме разговора.

— Вы не слышали о местечке, которое называется Чикот? — спустя некоторое время спросила она. — Маленький городок в Центральной Долине, милях в ста отсюда.