Андрей Курков - Пикник на льду Страница 5

– Да.

– Ну ладно, – сказал он. – Тут я тебе кое-что интересное принес. Почитай.

Виктор взял в руки несколько листов бумаги, просмотрел их. Незнакомые фамилии, строчки биографий, даты. Вникать сейчас в эти тексты Виктору не хотелось. Он просто кивнул и отложил листы в сторону.

– Позвони мне, когда будет готово, – попросил Миша-непингвин, протягивая Виктору визитную карточку.

Глава 15

За окном шел первый снег. Виктор пил кофе и читал бумаги, принесенные Мишей-непингвином пару дней назад. Это были биографические досье на замначальника налоговой службы и на хозяйку ресторана «Карпаты». Биографии этой парочки были достаточно пестрыми, чтобы стать заметными «крестиками». С такими персонажами можно было спокойно писать приключенческий роман, думал Виктор, замечательные отрицательные герои! Но для написания романа требовалось совершенно свободное время, которого у Виктора не было. Правда, у него теперь были деньги, был пингвин Миша и три серебристых карпа, плавающих в ванной. Но можно ли было все это считать компенсацией за ненаписанный роман?

Вспомнив о карпах, Виктор взял кусок булки и пошел в ванную кормить живую рыбу.

Накрошив булки, он услышал рядом чье-то дыхание. Обернулся и увидел Мишу. Миша с грустью смотрел на плавающих в ванне рыб.

– Так что, пресноводных ты не любишь? – спросил пингвина Виктор и вместо него сам же и ответил на вопрос: – Конечно, мы же вообще-то антарктические, океанские, в собственном соку…

Вернувшись в комнату, Виктор позвонил участковому и пригласил его на рыбный ужин.

За окном все еще шел снег.

Виктор поставил на кухонный стол пишущую машинку и принялся слово за словом «рисовать» живые образы будущих покойников.

Работа продвигалась медленно, но уверенно. Каждое слово ложилось на свое место и становилось незыблемым, как фундамент египетской пирамиды.

«Не от хорошей жизни покойный согласился на убийство своего младшего брата, в руки к которому случайно попал список будущих акционеров еще не приватизированного завода стиральных машин. Но памятник, поставленный покойным в память о брате, стал настоящим украшением кладбища. Часто жизнь заставляет убивать, а смерть близкого человека заставляет жить дальше, жить, несмотря ни на что… Все взаимозависимо. Все в этом мире объединено кровеносными сосудами. Жизнь всех – это одно целое, и потому смерть одной малой части целого все равно оставляет позади себя жизнь, так как количество живых частей целого всегда превышает количество умерших частей…»

Участковый Фишбейн-Степаненко пришел на ужин в джинсах и черном свитере поверх фланелевой полосатой рубашки. Он пришел с бутылкой коньяка и кульком мороженой трески для пингвина.

Ужин еще не был готов, и они вместе с Виктором дожаривали карпов, освободивших наконец ванну. Тем временем в ванной, в свежей холодной воде плескался пингвин. Виктор и Сергей слушали сквозь шипение жарящейся на сковороде рыбы плеск воды в ванной и оба улыбались.

Наконец еда была готова.

Выпив по рюмке коньяка, хозяин и гость принялись за рыбу.

– Костлявая! – сказал, словно извиняясь от имени этой рыбы, Виктор.

– Это ничего, – кивнул участковый. – За все приходится платить… Она, рыба, чем костлявее, тем вкуснее. Я, помню, мясо кита пробовал – тоже ведь рыба! Никаких костей и никакого вкуса…

Они запивали рыбу коньяком, поглядывали на летящий в едва подсвеченной чужими окнами темноте снег. Что-то было в этом ужине новогоднее.

– А ты чего один живешь? – спросил после брудершафта Сергей.

Виктор пожал плечами.

– Так получилось, – ответил он. – Не везет мне с женщинами. Все какие-то потусторонние попадаются. Тихие, незаметные. Поживут и исчезают… Надоело. Вот пингвина взял, и как-то сразу легче стало. Но он почему-то грустный все время… Может, было бы лучше взять собаку… Они все-таки эмоциональнее, лаем встречают, облизывают, хвостом виляют…

– Чего! – махнул рукой Сергей. – Собак надо два раза в день на улицу выводить, запах от них на всю квартиру… Пингвин лучше. Ты-то сам чем занимаешься?

– Писатель, – ответил Виктор.

– Детский?

– Почему детский? – удивился хозяин. – Нет. Я для газеты пишу.

– А-а, – кивнул Сергей. – Я газеты не люблю. От них всегда настроение портится.

– Я тоже не люблю. А кстати, откуда у тебя такая фамилия? Фишбейн…

Сергей тяжело вздохнул.

– Понимаешь, скучно было очень, а у меня тетка в паспортном столе работала. Вот как-то и решил стать евреем и уехать к чертовой матери. Евреем стал, просто написал заявление о потере паспорта – так тетка научила, – а она мне новый с еврейской фамилией выписала. А потом посмотрел, как эмигранты за границей живут. Не позавидуешь. Вот и решил остаться, а чтобы при оружии быть – в участковые пошел. В принципе работа безопасная, бытовые скандалы и всякие глупые жалобы разбираю. Конечно, не то, о чем мечтал.

– А о чем ты мечтал?

Неожиданно дверь на кухню открылась, и в проеме показался совершенно мокрый пингвин Миша. С него продолжала стекать вода. Постояв в проеме, он прошел мимо стола к своей миске, потом вопросительно посмотрел на хозяина. Миска была пустой.

Виктор полез в морозильник, отломал от смерзшегося пласта камбал три рыбины, порезал их на кусочки и положил в миску.

Миша опустил на мерзлую рыбу свою голову и так застыл.

– Глянь! – с интересом сказал Сергей. – Размораживает, как пить дать размораживает!..

Виктор, вернувшись на свое место, тоже посмотрел на пингвина.

– Ну ладно, – отвлекся Сергей, взял в руку рюмку. – Все мы достойны лучшей рыбы, но едим ту, что есть… За дружбу!

Чокнулись и выпили. И легко стало Виктору. Всякое прошлое недовольство собой и другими забылось, и «крестики» забылись. Словно и не работал он нигде, а просто жил и придумывал роман, который когда-нибудь запишет. Он смотрел на Сергея, и ему хотелось улыбаться. Дружба? Это то, чего у него, должно быть, никогда не было. Так же, как и костюма-тройки и настоящей страсти. Жизнь была бледна и болезненна, она не приносила радости. Даже пингвин Миша, и тот был какой-то грустный, словно и он познал лишь бледность жизни, без красок и эмоций, без радостных всплесков души, без восторга.

– Слушай, – предложил вдруг Сергей. – Давай еще по одной и пойдем прогуляемся. Втроем!

На улице было тихо и поздно. Все дети уже спали. Уличные фонари не горели, и первый снег освещался лишь случайными огнями, случайными горящими окнами.

Виктор, Сергей и Миша неспешно шли от дома к пустырю, на котором стояли три голубятни. Хрустел снег под ногами. Морозный воздух колол щеки.

– О, гляди! – сделав несколько быстрых шагов вперед, проговорил Сергей, остановившись у лежавшего под голубятней на снегу человека в синем потертом пальто. – Твой сосед! Поликарпов. Квартира тринадцать. Надо оттащить его в ближайшее парадное и прислонить к батарее, а то замерзнет!

Вместе они взялись за воротник синего пальто и потащили пьяного Поликарпова по снегу к ближайшей пятиэтажке. За ними неуклюжей походкой шел пингвин Миша.

Когда Виктор и Сергей вышли из парадного, они увидели Мишу, стоящего нос к носу с большой дворнягой. Они словно принюхивались друг к другу. Увидев вышедших из парадного людей, собака убежала прочь.

Глава 16

Утром Виктора поднял на ноги телефонный звонок.

– Алло! – хриплым спросонок голосом сказал он в трубку.

– Виктор Алексеевич! Поздравляю с почином! Я вас не разбудил?

– Все равно уже пора вставать! – проговорил Виктор, узнав голос главного. – А что произошло?

– Первая публикация! Кстати, как самочувствие?

– Уже лучше.

– Тогда приезжайте в редакцию! Обсудим ваши успехи.

Умывшись, Виктор позавтракал, выпил чаю. Проведал своего питомца – тот еще спал, стоя в любимом закутке за темно-зеленым диваном.

Вернувшись на кухню, Виктор положил в Мишину миску мороженую рыбину трески.

На улице лежал свежевыпавший снег. Сизое небо висело низко, почти над крышами пятиэтажек. Было спокойно и не очень холодно.

Первым делом Виктор купил свежий номер «Столичных вестей». Развернул газету уже в автобусе, удобно усевшись на мягкое сиденье. Пробежав глазами заголовки, он наконец наткнулся на поставленный в высоту прямоугольник текста, обведенный жирной черной рамкой.

«Не стало писателя и депутата Николая Бессмертного. Опустело кожаное кресло в третьем ряду парламентского зала. Это место вскоре займет другой человек, но в сердцах многих, знавших Николая Бессмертного, поселится ощущение пустоты, ощущение глубокой потери…»

«Ну вот, – подумал Виктор, – первая публикация…»

Но ему не было особенно радостно, хотя откуда-то из глубины проклевывалось давно забытое чувство – чувство самоудовлетворения. Он дочитал текст до конца – все слова были на своих местах, никаких следов редакторских ножниц.

Глаза остановились на подписи, на этом почти фразеологическом псевдониме, способном скрыть за своими двумя словами любое количество людей – Группа Товарищей. Забавно, что именно так – оба слова с заглавной буквы – написал Виктор в оригинале. И даже это редактор не изменил. Действительно, к нему отнеслись как к уважаемому писателю, а не как к журналисту.