Анна Дубчак - Рождественский ужин Страница 5

– Вы ее просто не знали… Думаю, что на похоронах будет немало народу…

– А кто организовывает похороны?

– Я, конечно! Кто же еще?! У нее здесь больше никого нет. Да и вообще никого нет.

– Подождите. Давайте еще раз уточним. Получается, что у Веры не было наследников? И про завещание тоже ничего не знаете?

– Знаю. – Татьяна взглянула на Лизу жестким, немигающим взглядом, затем, гордо вскинув голову, произнесла: – Про завещание я знаю все. Его просто нет. Она не оставила завещания. И не собиралась умирать. Она была слишком молода.

– Хорошо, Татьяна, спасибо вам за информацию. У вас не найдется немного холодной воды? Что-то в горле запершило…

Татьяна вышла из комнаты. У Лизы зазвонил телефон. Глафира вся обратилась в слух.

– Да, Сережа… Что, нашел отпечатки пальцев? Отлично. И кому же они принадлежат?

Вернулась спустя несколько секунд Татьяна со стаканом воды. Лиза поблагодарила взглядом. Взяла стакан, сделала несколько глотков.

– Чьи, говоришь, отпечатки? Да? Понятно… В сущности, это вполне объяснимо, они же живут на одной площадке… Она к ней постоянно заходила, да и вообще, они дружили! – Лиза бросала на застывшую Татьяну дружеские, почти нежные взгляды, как бы ободряя ее. – Она и торт ей испекла… Да, в форме сердца, между прочим. Я сразу поняла, что это сделал кто-то из подруг, потому что в квартире потерпевшей мы с Глашей не нашли нужную форму. Что еще интересного? А… Все-таки щипцы… Неужели нашли? И что, на них… Чьи отпечатки? Нет, этого не может быть… Хотя она же могла взять на время, подруги так делают иногда… Поэтому, Сережа, это еще ни о чем не говорит…

Татьяна стояла и смотрела на Лизу широко раскрытыми глазами. Потом голова ее как-то дернулась, брови нахмурились, и она замотала головой, словно что-то отрицая. Взгляд ее остановился на одной точке. Казалось, она сейчас мысленно находится далеко.

Не дожидаясь конца разговора Лизы, она метнулась в ванную комнату (Глафира последовала за нею) и заперлась там. Глафира вернулась к Лизе. Взгляды их встретились, они поняли друг друга без слов.

Татьяна появилась минуты через три, лицо ее выражало спокойствие. Словно она только что убедилась в своей правоте и ее сомнения были развеяны. Лиза между тем продолжала разговаривать со своим собеседником, отвернувшись к окну, будто таким образом могла хотя бы частично утаить разговор.

– …Что известно о завещании? Ах, вот, значит, как… Что? Да нет, просто ее соседка сказала, что никакого завещания не было, а оно на самом деле, оказывается, есть… В сущности, завещание – это личное дело каждого, и она могла ей ничего не рассказывать… Хорошо, тогда займитесь еще раз отпечатками пальцев, поскольку это – верные улики… Все, Сережа, до связи…

И, обращаясь к Татьяне, спросила:

– Скажите, у Веры были электрические щипцы для завивки?

– Нет, не было.

– Но на фотографиях у нее прическа… кудри… Это ее естественные кудри?

– Нет, врать не стану, она завивала волосы, но у нее были термобигуди… Как и у меня, – произнесла она и густо покраснела.

– Татьяна, оглянитесь…

Соседка быстро оглянулась, но за спиной увидела лишь стену. Посмотрела на Лизу растерянно.

– Таня, нас здесь трое: вы, я и Глафира. Я не записывала наш разговор, сами видите… – Лиза вытряхнула из своей сумочки пудреницу, кошелек, какие-то мелочи. – И в моей сумке нет ни камеры, ни записывающего устройства… Может, поговорим начистоту? Если Лидия молчит, это не говорит о том, что и вы тоже должны молчать. Она молчит потому, что напугана вами…

Татьяна выпрямилась на стуле и теперь сидела бледная, с красными, заплаканными глазами, и весь ее вид говорил о пережитой трагедии, о чем-то непоправимом и ужасном.

– Когда человек чего-то боится, то на вопросы, связанные с причиной его страха, он отвечает в точности до наоборот. Вот и вы пошли по этому, на мой взгляд, ложному пути. Я хорошо запомнила весь наш разговор… На мой вопрос, как вы узнали, что произошло в квартире вашей соседки, вы сказали, что вам сообщили соседи. То есть скорее всего было все наоборот. Вы первая узнали, что там произошло, и могли бы рассказать в подробностях соседям. И труп не вы обнаружили? Так? Но это же вы, вы!.. Это же как математическое уравнение с одним известным и кучей неизвестных. Единственная правда, которую мы с Глашей услышали, – это ваше отношение к Вере Береговой, это ваша искренняя любовь к ней, ваша дружба, ваша преданность… Зная это, не трудно понять и остальное… Вы сказали, что практически ничего не знаете о гостях Веры. «…Это был единственный, пожалуй, случай, когда Верочка мне ничего толком не объяснила». Ложь! Ваша подруга ничего от вас не скрывала, поскольку в этом городе, а может, и на всем белом свете у Веры не было человека ближе вас… И вы прекрасно знали, кто эти люди. Вы сказали, что Вера засобиралась в Москву. Да никуда она не засобиралась, тем более в Москву… Вся ее жизнь, весь ее уклад, работа, окружение, даже ее одиночество – все было намертво пришито к этому городу, к тому образу жизни, что она вела… К вам, наконец! Думаю, есть еще кое-что, где вам не было смысла нам лгать. Вера действительно попросила вас помочь ей накрыть на стол. Но вы отнеслись к этому без особого энтузиазма, вы не хотели печь этот торт в форме сердца (и именно в форме сердца!!!) по той причине, которую знали вы обе. Понимаете, если бы все было так, как сказали вы, то вы не только помогли бы ей с тортом, но и приготовили бы ей что-нибудь еще, больше того, вы бы вместе все делали, зная, что визит этих московских гостей может сильно повлиять на будущую жизнь Веры…

Татьяна отвернулась, чтобы вытереть слезы. Потом опустила голову, продолжая внимательно слушать Лизу.

– Вы сказали, что Вера была знакома с Лидией с юности. А на самом деле она прежде никогда не знала Лидию. Еще вы сказали, что Вера всем своим видом демонстрировала нежелание делиться с вами… И это не так. Она каждую минуту говорила с вами о том, что у нее болело, от чего разрывалось сердце… И вы объясняли ей, что так, как ведет себя она, – недопустимо, что она сошла с ума, что еще немного – и она на самом деле обезумеет… Что ей надо взять себя в руки, а не готовить, не покупать постельное белье… Да что вы ей только не говорили, но она продолжала гнуть свою линию, а вы переживали за нее, это у вас сердце готово было разорваться от обиды за вашу лучшую подругу, которая готова была так унизиться перед этими людьми… Ведь так, Таня?

Татьяна чуть заметно кивнула головой.

– Когда я сказала вам про чек, который мы у нее нашли, вы ответили, что она купила колье себе… Снова ложь. Вы же прекрасно знали, для кого она купила это колье… На мой вопрос, как выглядела Вера в день своей смерти, вы сказали, что она была нарядная, красивая и что у нее был «блаженно-мечтательный вид. Она словно куда-то летела, никого вокруг не замечая…». Хотя на самом деле она хоть и была одета хорошо и, быть может, даже нарядно, но она сидела за столом белая как мел, почти не разговаривала, и вы тогда еще заподозрили что-то неладное, так? Татьяна, отвечайте! – закричала на нее взбешенная Лиза. А Глаша вздрогнула так, что громко стукнула пустой чашкой по блюдцу.

– Да… Да… Вы же сами все знаете… – задыхаясь от слез, проговорила Татьяна.

– Когда вы догадались, что она задумала?

– Вот тогда-то и поняла… И испугалась… – Татьяна повернула к Лизе свое заплаканное, мокрое лицо. Она, рыдая, говорила в нос, чуть слышно.

– И что вы предприняли?

– Я ничего не могла сделать… Разве что взять и вывести ее из-за стола, как куклу, привести ее к себе домой, напоить успокаивающими таблетками и уложить в постель, а этих – просто выгнать метлой, взашей!!!

– Но вы не сделали этого…

– Никогда себе этого не прощу…

– «Я радовалась тому, что у нее хорошее настроение, что у нее взгляд… знаете, как у человека, перед которым открываются какие-то неизведанные дали…» Таня, вы же знали, о каких далях идет речь… О таких далях, откуда не возвращаются…

– Не рвите мне душу. Ну, пожалуйста, – заскулила она.

– Вы сказали, что у нее нет наследников и что она не оставила завещания. И здесь солгали. Вы прекрасно знали, на кого составлено завещание. Причем много лет тому назад…

– Но как вы догадались? Как? – Брови ее взлетели в каком-то надломе, образовав тонкие морщинки на лбу.

– В сущности, вы выдали себя одной-единственной фразой, которая вылетела с ваших губ, как птица…

Глафира оживилась. Она-то тоже уцепилась за эту фразу и, когда Татьяна ее произнесла, едва сдержалась, чтобы не расспросить женщину об этом поподробнее.

– Вы сказали, что Вера – однолюбка.

– Да, да… Я проговорилась. Не знаю, как сказала это… Хотя вы рано или поздно сами бы узнали…

– Что же касается вашего отношения к подруге, вашей любви и преданности и того, как вы ценили ее, то это скрывалось за скупыми словами о том, что на похоронах Веры Береговой будет очень много народу… А еще я поняла, что похороны организовываете вы, а не наследник…