Дональд Уэстлейк - Мокрушники на довольствии Страница 5

«Мы приспосабливаемся к обществу неграмотных». Я переворачивал страницы, разглядывал картинки и ждал свой «мерседес».

Машина с урчанием скатилась с пандуса, и радостный мальчуган вылез из-за руля. То, что ни одна из машин в этом гараже не принадлежала ему, не имело для него никакого значения. Пока парень имел возможность ездить на них вверх и вниз по пандусам, он был счастлив. Много ли пуэрториканских мальчишек могут посидеть за рулем «мерседес-бенц-190»?

Выбравшись из машины, он подержал для меня дверцу и с улыбкой объявил:

– Все в порядке, сэр.

– Спасибо. – Я сел за руль, и парень захлопнул дверцу.

– Поздновато, – заметил он, разглядывая меня через открытое боковое окошко. – Уезжаете из города?

– Нет, – ответил я, – скоро вернусь.

– Хорошо.

Мы обменялись улыбками, и я вырулил на проспект Колумба. Я знал, что пуэрториканский мальчишка тушуется передо мной. Так же, как и швейцар моего многоквартирного дома. Я одеваюсь и выгляжу как молодой идущий в гору чиновник: тридцать два года, рост шесть футов один дюйм, короткие каштановые волосы, лицо квадратное, но одухотворенное, как у человека с высшим образованием. Таких полно на Мэдисон-авеню.

Но я, в отличие от других, не работаю днем. Иногда на пару недель уезжаю из города, иногда целыми днями сижу дома. Я прихожу и ухожу по расписанию, в котором и сам никак не разберусь, а кроме того, раз или два в дом заглядывали легавые и расспрашивали обо мне. Швейцар ни словом не обмолвился в разговорах со мной, но мальчишка-пуэрториканец время от времени норовит высосать из меня мелочишку. Правда, ненавязчиво. Благодаря этому нам было о чем поговорить, пока мы передавали с рук на руки мою машину.

Ну, ладно. Проехав квартал по проспекту Колумба, я свернул направо, к Уэст-Энд-авеню, и поехал к центру города. По пути я зорко поглядывал в зеркало заднего обзора и, когда увидел, что машина, ехавшая позади меня по проспекту Колумба, по-прежнему тащится за мной по Уэст-Энд-авеню, мне стало ясно, что избавиться от легавых все-таки не удалось. Должно быть, меня пасли двое и на двух машинах с рациями или чем-то в этом роде.

Впрочем, это могла быть простая случайность, и я решил проверить.

Свернув налево на следующем перекрестке, я покатил обратно к проспекту Колумба, где повернул направо и еще раз направо, на примыкающую улицу. Сукин сын по-прежнему висел у меня на хвосте, отстав на полквартала, я выехал на Уэст-Энд-авеню, свернул направо и покатил вперед, высматривая, не загорится ли по курсу красный светофор.

Наконец это случилось, и я остановился довольно далеко от перекрестка.

Впереди мелькали огни проезжавших такси, но в непосредственной близости не было ни одной машины, кроме моего «мерседеса» и черного «шевроле» пятьдесят третьего года выпуска, на котором ехал мой преследователь. Марка машины говорила о многом. У полицейских всегда так. В Америке, должно быть, миллионов двадцать машин; десять миллионов выглядят как японские пластмассовые игрушки: розовые, желтые, покрытые серебрянкой. Что же делает легавый, чтобы не привлекать внимания? Садится за руль черного «шевроле».

Если Эду Ганолезе противостоят такие люди, остается лишь удивляться, почему он еще не прибрал к рукам всю страну.

Похоже, следивший за мной легавый был еще большей посредственностью, чем остальные: вместо того, чтобы затормозить сбоку от меня, в соседнем ряду, как сделал бы любой нормальный лихач, имеющий водительское удостоверение, легавый остановился позади меня. Благодаря этому я от него и отделался.

Загорелся зеленый свет, и я нажал на педаль акселератора «Мерседес» вылетел на перекресток как прыгающий с ветки леопард, и я тотчас налег на тормоз. Преследовавший меня легавый думал, что я хочу устроить гонки, и поэтому тоже вдавил до упора педаль «газа». Его «шевроле» с ревом рванулся вперед и слегка пошел юзом. Легавый не успел перенести ногу на педаль тормоза и врезался в меня.

Я улыбнулся. Я мог позволить себе такую роскошь. Но лишь на мгновение.

Потом я согнал улыбку с лица, заменил ее сердитой миной, поставил «мерседес» на холостой ход и вышел из машины, не заглушив мотор. Подойдя к багажнику, я горящими глазами уставился на слегка помятый задний бампер.

Легавый, свято чтивший правила дорожного движения, заглушил мотор и поставил «шевроле» на ручной тормоз. Прежде чем вылезти из машины, я устремил на него испепеляющий взгляд и спросил:

– Так-так, приятель, в какой компании вы застрахованы?

Парень был крупным и мускулистым, в мешковатом костюме, какие шьют на некоторых фабриках по заказу полиции.

– Ладно, шпана башковитая, – ответил он, стараясь говорить как можно более нагло, поскольку не знал, что у меня на уме.

– Ради вашего же блага, надеюсь, что у вас есть страховка, – заявил я.

– Как вы знаете, в штате Нью-Йорк она обязательна.

Он полез в задний карман, достал бумажник и, открыв его, показал мне полицейский жетон.

– Ты нарочно нажал на тормоз.

– Легавый! – с деланным изумлением воскликнул я. – Да еще притесняющий гражданина! Ну-ка, покажите номер на жетоне.

– Пошел к черту!

– Так... – протянул я. – Вот и грубое обращение налицо. Прекрасно!

Я подошел к задку «шевроле», достал из внутреннего кармана пиджака блокнот и карандаш и записал номер машины.

– Чем ты там занимаешься? – заорал полицейский. И, скажу я вам, он действительно хотел бы это знать.

Он все еще стоял у капота своей машины, растерянный, но по-прежнему исполненный воинственного пыла. С видом оскорбленного достоинства я подошел к нему и по пути небрежным жестом распахнул дверцу «шевроле», предварительно незаметно нажав кнопку замка.

Несколько секунд я стоял перед полицейским и молча улыбался ему, потом сказал:

– Я хочу, чтобы все было строго по закону. У меня с собой есть страхован карточка. Она в перчаточном ящике. Сейчас принесу.

– Не надо мне этой дурацкой карточки.

– Так, – на всякий случай, – заявил я, протиснулся мимо полицейского, залез в «мерседес» и, захлопнув дверцу, надавил на акселератор, одновременно включая передачу. Пока безмозглый сукин сын отпирал дверцу своей машины, я успел отъехать на добрых три квартала. Свернув налево, я проехал через весь город до Второй авеню и направился в центр, к вотчине Билли-Билли Кэнтела.

Глава 3

Я знал, что нет смысла искать Билли-Билли дома. У него хватит ума понять, что его двухкомнатная тараканья ферма сейчас кишит легавыми. Он пойдет к кому-нибудь из своих знакомых, к человеку, которому можно доверять.

И самой вероятной кандидатурой был мелкий торговец наркотиками по имени Джанки Стайн.

Подобно Билли-Билли, Джанки Стайн и продавал, и потреблял наркотики. Но на этом сходство между ними заканчивается. Джанки удалось набить маленькую кубышку, и он не торгует на улицах. Он – посредник, поставляющий товар уличным продавцам после того, как его делят на дозы и заправляют в ампулы где-то на более высоком уровне. Билли-Билли – один из его старейших и наиболее надежных покупателей, и можно сказать, что они – довольно близкие друзья. Время от времени Джанки отпускает Билли-Билли товар в долг, и они нередко вместе садятся на иглу, чтобы совершить путешествие в нирвану. И если Билли-Билли понадобится отсидеться у приятеля, он, вероятнее всего, направит стопы к Джанки.

Джанки проживал в ветхом и пожароопасном доме на Восточной шестой улице, между авеню Си и Ди. За полквартала от места я нашел пятачок, поставил на него «мерседес» и выбрался из машины, гадая, уцелеют ли колесные колпачки до моего возвращения. В нижнем Истсайде полно воров-любителей, которые не знают ни меня, ни мою машину.

Я зашагал по грязному тротуару, обходя мусорные баки, пустые детские коляски и пьяниц, и поднялся на крыльцо дома Джанки. Он жил на четвертом этаже, а лифта в доме не было. Воздух в подъезде был такой спертый, что я почти видел висевшую в нем вонь – похожий на желчь серо-зеленый смрад.

Поэтому, шагая по засыпанной клочками бумаги лестнице на четвертый этаж, я старался дышать как можно меньше. Облупившиеся стены украшали крылатые изречения, нацарапанные на нескольких языках, из каждой квартиры шел свой неповторимый дух. В такой крысиной норе, разумеется, не было кондиционера, а жара ощущалась еще больше, чем на улице.

Вскоре я добрался до четвертого этажа и постучал в дверь квартиры Джанки. Ответа не было, поэтому я повернул ручку, толкнул дверь и вошел.

В квартире была кромешная тьма. Я ощупывал стену, пока не нашел выключатель, потом зажег свет, закрыл за собой дверь в подъезд и увидел распластанного на полу Джанки.

Сначала я подумал, что он мертв. Я повернул Джанки навзничь. Рот его был разинут, я услышал натужное дыхание. Джанки под завязку накачался зельем и, судя по его виду, пробалдеет весь завтрашний день.

Но у меня не было целого дня в запасе. Я легонько ткнул его кулаком в ребра и позвал: