Слепое пятно (СИ) - "Двое из Ада" Страница 5

— Закрывайте глаза. Так, — она технично перевязала Горячеву голову, словно делала это всю жизнь. — Готово. Вам ничего не видно? Вроде, не должно.

«К сожалению, нет, — подумал Антон. Он-то надеялся, что хоть зайдет в комнату с открытыми глазами. Убедится, правда ли в ней нет камер. — А то знаю я, какие там видео с тренингами…»

Елена аккуратным прикосновением заставила его поднять голову. Затем наступила тишина, в которой, вероятно, перед Антоном махали руками.

— Да, все здорово. Теперь вы идете сюда… — Горячев услышал, как открылась дверь. Ощутил, как его вынудили зайти, толкая в спину. А затем Елена перестала его курировать. Все исчезло.

— Все, Антон, удачи. Помните стоп-слово… А! И еще: один щелчок — «да». Два — «нет». Для формы общения. Удачи!

Дверь захлопнулась. Осталась глухая тишина, в которой через пару мгновений, показавшихся вечностью, послышались уверенные шаги. Кто-то приблизился, взял Антона за кисти рук, не позволяя касаться себя в ответ, и утянул чуть вглубь помещения. Горячева заставили сесть на стул, нажав на плечи. Судя по образовавшемуся скрипу, он был кожаный с деревянными подлокотниками. Звякнул металл, а потом Антон ощутил, как плавными движениями, по очереди разминая, его руки оказываются скованными другими — чужими — руками. В комнате слышались легкие ноты ореха и ванили, а также едва различимое звучание инструментальной музыки. А еще Горячев понял, что руки того — или, вернее, той — кто прикасается к нему, просто невероятно нежные. Бархатные.

Но Антона пугала скорость развития событий. Искренне пугала. Он напрягся, готовый в случае чего вырваться, поджал губы. Почти в полной тишине громко колотилось сердце — к стыду Горячева, кажется, слышное даже для его… госпожи? Как ее следовало называть? Он пожалел, что на входе не подобрался к Елене, не попытался угадать запах ее духов (если они были), чтобы теперь полагаться не только на слух, но и на обоняние. То, чем пахла его загадочная незнакомка, казалось ему чужим. Хотя и весьма аппетитным. Вся эта гурманская чушь для тела — ее делали не для уюта, как читал Антон и писал сам во многих и многих рекламных текстах для парфюмерии. Все вкусное провоцировало голод, а когда ты голоден до вкусно пахнущего тела — ты его хочешь. И потому возбуждаешься. Если ты не каннибал.

— Я не должен был раздеться? Или вы… ты… вы сами?

Сейчас, в тепле дома, Антон оказался прикованным к стулу в джинсах и футболке. Воздух был на удивление теплым, полы — тоже. Он бы млел уже сейчас. В напряжении его держало недоверие. Послышалось два щелчка. «Нет». И еще один чуть погодя. «Да».

Руки остановились и легли на предплечья Горячева. Ему явно позволили привыкнуть, остыть и понять, что насиловать его здесь не собираются. Слышалось спокойное дыхание с очень широким диапазоном вдоха. Словно кто-то на другой стороне тоже принюхивался. А затем движение, скрип табурета, шаги, щелчок двери, говорящий о том, что ее заперли. И опять — ладони на коже, но хозяйка их — за спиной. Последовали медленные поглаживания сперва на прежнем месте. Потом — чуть выше. Движение превратилось в массаж для затекших с езды на мотоцикле плеч, шеи, рук. Чужие пальцы забрались под ворот футболки к ключицам. От ключиц — к грудной клетке. От нее — к животу. Антон вздрогнул, ощутив, как кожа покрывается мурашками. Вовсе не от неудовольствия. Послышался изумленный вздох, а хозяйка рук вернулась к массажу, каким-то чудесным образом с помощью больших пальцев разминая теменную зону. Минута, другая — Горячев ощущал, что сопротивления в его мышцах все меньше. В непроницаемой темноте повязки он начал терять себя в пространстве. Тело в отчаянии воспринимало каждое прикосновение очень остро. И ведь они были безопасными… Заботливыми… Такими заботливыми, каких Антон уже много лет не знал — он же не занимался романтикой, всеми этими сладостями. И кто бы мог подумать, что ласка так оттенит его похоть?

«Очнись, очнись, еблан, — пытался он привести себя в чувство, сохранить внутреннее сопротивление. — Что ты так расползаешься от одного массажа?!»

Смешок. Интересно, видела ли уже хозяйка дома — и ситуации — подобную реакцию? Видела или нет, а смятение гостя ее явно забавляло. Шаги. Горячева обошли еще раз, и хозяйка рук остановилась перед ним. Повисла тишина, а за ней пальцы подступили к острому подбородку. Тыльная сторона ладони очертила квадратную челюсть, приласкала впалые щеки. Антона исследовали. Он смог различить только, что рука незнакомки была довольно жилистая, но все такая же приятная. Приятная — и только. Большой палец руки мягко мазнул по губам, но не задержался ни на секунду. Послышалось, как скрипнуло что-то. Вероятно, табурет, что находился где-то рядом с креслом Антона. Теперь руки облюбовали шею, вновь грудь, живот. Тесный контакт прервался и возобновился тогда, когда теплые прикосновения к бедрам — чуть ближе к колену — осели на теле Горячева. Он дрогнул. Шумно вздохнул, чувствуя, как напрягается еще сильнее, но уже совсем иначе. Все стены, которые он пытался выстроить, дрожали. Секунда — и мир треснул под тем, как немыслимо медленно поднялась незнакомка выше. И выше. И еще выше… Нежно была задета большими пальцами паховая зона, почти грубо — пуговица ширинки, а затем футболка Антона была поднята до ключиц, свернута и закреплена чем-то металлическим — больше она не падала. Незнакомка двинулась вниз по животу ладонями, которые казались очень теплыми от бесконечного соприкосновения то с тканью, то с кожей. Палец одной руки забрался под кромку джинсов, очертив ее и словно тем самым проверив, насколько крепок предмет одежды — и намерение Антона вместе с тем.

— Интересно, вы тоже пользуетесь продукцией Nature’s Touch? — выпалил Горячев. Не совсем спонтанно; ему это казалось забавным, да и хотелось убедиться в том, что он не сдал позиций, что голос не дрожит, как у девственника… И не дрожал. Но в горле пересохло, и Горячев набрал слюны, сглотнул. Качнул коленом. Руки не замерли в удивлении, но их хозяйка не спешила отвечать. Антон только ухмыльнулся, мотнув головой и пересев поудобнее. Потом вдруг вздыбился весь, приподнялся на локтях. Сквозь черноту повязки он приблизительно нашел слепым взглядом лицо оппонентки… Хотелось надеяться, что вызов и свойственная наглость читаются в теле.

— Хочешь… хотите увидеть все? Снимайте.

«Гори сарай, гори и хата, — только и напутствовал Антон сам себе. — Если какой-нибудь псих потом увидит ролик со мной, я хотя бы прекрасен».

Смешок. Еще один, но сдерживаемый уже с большим усилием. Руки послушно двинулись к ширинке и быстро справились с тем, чтобы снять штаны, а вместе с ними и нижнее белье. Вот так просто Антона лишили полной защиты, которая теперь безвольно болталась в ногах… Наглецам — по заслугам. Но ему бояться было нечего, он был готов. Окончательно спустил поводок, дал крови наполнить изголодавшуюся плоть. Горячева бережно вынудили осесть. Ладони гладили по обнаженным бедрам, все чаще и чаще забираясь на внутреннюю сторону, чтобы раздвинуть ноги. Хозяйка рук не церемонилась и, вероятно, тоже была заражена азартом Горячева, но ненадолго оставила его одного. Послышался странный звук, а затем влажный — от растирания меж ладоней смазки.

«О, боже…»

Антона ударили в самое сердце удовольствия. Теплые, тягучие и мокрые прикосновения дарили члену пальцы, сомкнутые на нем нежным кольцом; вторая рука крепко держала ствол, сдвигая крайнюю плоть. Горячев медленно выдохнул и откинул голову назад, крепче стискивая подлокотники, поджимая пальцы ног. Он поотвык, но не потерял вкуса. И теперь заново испытанные острые чувства, приправленные слепой неизвестностью, наполняли его подобно тому, как вода, прорвавшаяся сквозь плотину, наполняет пойму реки. Удовлетворенная полученной реакцией, хозяйка стала только активнее. Ласка обрела четкую форму и механику: пока Антону с оттяжкой дрочили одной рукой, другая, томно стискивая, забралась под яички. Темп менялся. Иногда, когда Антон становился слишком агрессивен в выражении своих эмоций, — а он срывался, двигал бедрами, стремясь получить больше, — прикосновения доставались только стволу члена. Когда же чувствительность достигала пика, мучительница зажимала его в одной руке, ладонью другой массируя головку. Горячев выгибался и шипел сквозь зубы, улыбаясь. Приятно было, хорошо… Через какое-то время внизу живота поселилась сладкая ломота, а после из глубин словно немых конечностей поднялись оргазмические нотки. Антона, изголодавшегося, потряхивало — он терпел, шумно дышал, сглатывал, вжимаясь вглубь стула, когда грань оказывалась слишком опасной. Но хозяйка умела поймать момент и вовремя остановиться, жарко разочаровав свою жертву до следующего прикосновения.