Колдовство и волшебство - Сергей Гришко Страница 5

— А что, если в тебя злобная дура, попадет пуля? — вынимая глок, спросил Генри, целясь в незнакомку, на данный момент им овладело жгучее желание, расстрелять эту дамочку в упор.

Тут-то и началось, элементарное колдовство. Комнату наводнили в превеликом изобилии все омерзительные существа окрестных помоек, легионы всего тошнотворного набросились на Генри с таким голодным остервенением, что детективу пришлось спешно покинуть квартиру. Погибнуть от бесчисленных укусов насекомых и прочего городского паразитария, в этом нет героики.

Распахнув дверь, Генри сломя голову бросился вниз по лестнице, по возможности он ещё вернётся сюда с более эффективным оружием, нежели пистолет. Да, он наймет самую жестокую, адскую команду дезинсекторов и устроит этим тварям Армагеддон.

А тем временем, китаец Му, действительно загадочная личность, сделал пометку в книге с кожаным переплетом и такими же страницами, дословный перевод записи гласил " Они проснулись". Вот попади вам такая книга в руки, и многие пулей полетят к ломбарду или антикварной барахолке, что окажется ближе. Скинуть подороже, а какой там смысл, в древней абракадабре. Лучше поменять полученную резаную бумагу на сиюминутные радости и удовольствия, просто забить болт, на все остальное.

— Ибо неведение, есть лучшая защита от неминуемой беды — так говаривал ныне покойный сапожник Иван Туча, завсегдатай русской пельменной, он подавился и умер.

Генри любил бывать дома, но не возвращаться туда, потому что попутно всегда попадались мерзкие существа, по которым плакала газовая камера или электрический стул. Они, скажем так не самые лучшие представители рода человеческого, постоянно нагло приставали, прилипали хуже пиявок, начиная бесцеремонно вываливать содержимое своей уникальной, особенной, никчемной жизни.

— Хитрожопые избалованные сукины дети. Какое одиночество? Какие проблемы? С вами всегда бог и сын его Иисус! Они на вашей стороне! — отче заканчивал проповедь, шел в бар и упивался до чертей.

Собственно к чему я вспомнил священника, когда живешь в мире от лукавого и борешься со злом, устаешь как тягловая лошадь, и осознавая всю тяжесть, хочется выпить. Зло же не дремлет, не устает, оно видоизменяется в мелкую рутинно-бытовую бесовщину. Которая донимает тебя и денно, и нощно. Метровыми глистами собаки Браунов, эта чёртова лающая вша давно числится лишней на планете.

Вообще люди переходящие от разговоров с живыми, к вымышленным друзьям, а после по закономерным причинам разочаровавшиеся в общении с последними, настораживают. Пугают же они, когда глисты в собачьих экскрементах становятся проблемой планетарного значения.

Ещё пуэрториканцы, о, эти экспрессивные, горячие торговцы фруктами, банановые воротилы, их шустрые вороватые отпрыски, снующие повсюду и сующие нос в каждую щель. Провернули мутную аферу, теперь воют слезно на весь район, как сектанты в судный день, они, будучи мигрантами, надеются получить страховку. Пытались за пару косяков нанять Генри, чокнутые придурки в лучшем из миров!

Он добрался до квартиры, он вполз в душ, он мечтал о безмятежном сне, он не знал, что девица из квартиры Вэна, сейчас в очень лживой форме преподносит случившийся недавно инцидент, а мастер с каждым словом хмурил брови.

— Господин, детектив выследил нас, и он решительно настроен. Если не вмешаться сейчас.

— Достаточно — прервал говорившую мастер.

— Мобана твоя оплошность и ложь, печалят меня, за долгие годы проведенные в мастерской, ты не изжила человеческие пороки, они все еще управляют тобой. Ты же понимаешь, что эти крупицы разрушают суть времени и отдельно взятое существование.

— Теперь о детективе, придется с ним разобраться.

По сути, это был мой приговор. Хотя ничего не предвещало беды, может где-то на мусорнике завыл жалобно пес и кот лижущий промежность поперхнулся комком шерсти, всякое бывает.

Великий правозащитник Ротшильд старший, приснился своему сыну, стукнул того по лбу и задвинул поучительную речь.

— Генри, мой не лучший и однозначно непутевый сын. Запомни, мир окончательно остановится и сдохнет, если в нём не останется зависти вкупе с алчностью.

— Помни, мой непоседливый отпрыск, если ты сможешь чуять эти ароматные запахи, то приложив не большие умственные усилия, ты легко заработаешь миллион, причём не один.

— Вбей это накрепко в свою пустую голову маленький засранец! Доброта и бескорыстность остались лишь в младенческом лепете, знай, только два бича гонят нас вперёд, зависть и алчность.

Да, мой мудрствующий родитель не хуже раввина верил в бога и был настоящим, продуманным представителем своего класса и времени, истинный сын своего народа. Синагога, для этих людей с проницательными, всепроникающими глазами, кормящая святая земля, это стол и престол.

— Жизнь не дешёвка, мы ей цены сложить не можем — чаще бы вспоминать об этом.

Генри открыл глаза — Здравствуй день, здравствуй просыпающийся мир и все континенты с народами!

Выскакивает бесенок из телевизионной табакерки. Он вождь. Он предводитель. Он пастор. Он гуру. Он генерал. Он автор, исполнитель песен, под дуду. Он дух эпохи, вопит до кошмарной хрипоты.

— Мочить жидов. Топить жидов. Сжигать жидов, еще морить, травить и вешать!

— Братья и сестры, беритесь за оружие, и я возглавлю этот крестовый погром! Зальем все мостовые кровью и предадим огню с мечом прогнивший мир, беззакония, порока и штрафов!

Он мог вопить не один десяток лет с выпученными глазами, сжатыми до побелевших костяшек кулачками, Генри закурил. Обилие кукольных фюреров в повестке дня, зашкаливает, скоро народ массово начнет тошнить. Почему там перестали показывать человеческие лица, обыкновенных людей?

Есть много тайн на нашей плохо изученной планете, а тут всё тонет в дерьме, где кровь и насилие полноводным потоком хлещет из экрана в мозг, который задыхается и заживо гниет. Вопят в клетках ошизевшие от психотропов приматы, революция и во всём порядок банановой диктатуры. Парадокс, что более евреи, считают, что виноваты во всем, менее евреи. Ход мыслей прервала непонятная особь, ползущая на четвереньках по потолку.

На этом чуде, была пёстрая гавайская рубашка и дурацкие очки для подводного плавания, конечности как у человека, но в рыбьей чешуе или же это прилипшее конфетти. Определенно это был человек, при ближнем рассмотрении в ношеном гимнастическом трико с минуту Генри недоверчиво поглядывал на прилипшего к потолку индивида.

— Может, вы встанете с колен и спуститесь на пол?

— Это и есть пол Браунов, тупица! — взвизгнуло нечто.

— Послушайте, а вам там, удобно дышать — и Генри стало почему-то весело.

— Какая невоспитанность, нет, что бы предложить гостю хотя бы стаканчик виски, вы даже не потрудились сделать этого — упрекнуло нечто.

— Извините, я понятия не имел, что пьют существа, ползающие по потолкам в гавайских рубашках — Генри не