Убить Гиппократа - Елена Сазанович Страница 5

– и она бы протянула мне лапу. И я бы не удивился. Вот еще! Ведь даже собака была такой незамысловатой и приветливой! И похожей на Вальку и Иришку! Рыженькая, плотненькая, кудрявая. Ей так не хватало очков! Впрочем, они у нее были. Беленькие аккуратненькие круги обрамляли добродушные глаза. И я с ужасом вспомнил своего неадекватного пса. Ну почему, почему именно у меня все не так?! Даже гжель, даже собака и даже дождь!..

Я не помню, кого первым возненавидела моя жена Ада – меня или гжель. Возможно, все одновременно. Во всяком случае, во время нашей первой большой ссоры в меня полетела тарелка из гжели. Потом с завидной регулярностью в меня летели чашки, блюдца, ложки, салатницы. Один раз в меня полетела даже пельменница. Последним, по-моему, был кофейник… Так разбился наш свадебный сервиз. Так разбилась моя семейная жизнь. Но голова моя все же осталась целой. Я умел увертываться от ударов.

А еще Ада ненавидела дождь. Почему-то именно в дождь у нее обострялась истерика. Почему-то именно в дождь она растрепанной кошкой металась по квартире и размахивала кулачками. А потом, закрывшись в спальне, истерично плакала.

Хотя в день нашей свадьбы шел дождь. И она весело смеялась. И повторяла:

– Как я люблю дождь, Герка! Если бы ты знал! И как обожаю гжель! Это что-то из ретро! Ни у кого такого быть сейчас не может! Все так стандартны, Герочка!

Я верил ей.

Когда она лгала мне? Возможно, всегда…

А ведь я ее очень любил. Впрочем, теперь уже не знаю. Возможно, я влюбился не в нее, а в небо…

Мы познакомились в небе, высоко-высоко от земли. Ада была стюардессой. И соответствовала всем стандартам этой профессии.

Вначале я увидел ее длинные худые ноги, потом тонкую талию и наконец, подняв голову, – узенькое хорошенькое личико с немного впалыми щечками. Мой принцип глухонемого на сей раз не сработал.

– Так вам кофе, чай, сок или… – повторила она хрипловатым голосом, в котором проскальзывали нотки раздражения.

– Или?

– Фу, а я уже подумала, что вы глухонемой.

– Теперь уже нет. – Я улыбнулся.

– Вылечились?

– Точнее, меня вылечили.

– Вам повезло. Наверное, на хорошего врача нарвались.

Ада по-прежнему была серьезной и нотки раздражения в голосе стали еще ярче.

– Пока не знаю. – Я улыбнулся во второй раз, еще приветливее.

Сколько раз, гораздо позднее, я проклинал себя, что изменил своим принципам. Принципам нельзя изменять! Я теперь это знаю точно. Если ты их нарушил, то они могут запросто разрушить твою жизнь. Сколько раз, гораздо позднее, я думал, что если бы следовал своему железному правилу не вступать в необязательные беседы, возможно, моя жизнь бы удалась. Во всяком случае, удалась бы гораздо больше.

Но в те мгновения невесомости я уже не думал ни о чем. Я летал и в прямом, и в переносном смысле. И летел в головокружительную неизвестность. И мне наивно казалась, что Ада послана мне самим небом. В прямом и переносном смысле. Впрочем, возможно, я и не ошибался. Насчет неба.

Сколько раз, гораздо позднее, я ей повторял:

– Ада, ты мне послана адом.

Мне нравился каламбур, который я сочинил. И я даже научился варьировать:

– Ада, ты вышла из ада!

Ада – ты сама ад!

Ад для тебя, Ада!

Нет ада, кроме Ады!..

И все в таком духе. Как ни странно, эти вариации действовали на мою жену магически. Иногда даже я улавливал в ее глазах искорки восхищения. И тоненькая рука с тарелкой из гжели застывала в воздухе. Впрочем, ненадолго…

– Как твоя Ада?

Мне показалось на секунду, что в меня полетела очередная гжельская тарелка. И я вздрогнул. Слава богу, в меня вежливо полетел всего лишь вопрос Лиса. И слава богу, он вывел меня из внезапно нахлынувшей волны воспоминаний, как из гипноза. Лис был отличным врачом.

– Ада? В аду, пожалуй. Мы расстались. – Я пожал плечами.

– Сочувствую.

Я недоуменно посмотрел на Вальку.

– А я думал, ты меня поздравишь.

– В общем, и то и другое. – Валька почесал затылок.

…Ада с первого взгляда возненавидела Вальку. Она не могла простить ему гжель. Валька же не умел ненавидеть. Но все понимал. А этого было вполне достаточно. Возможно, в том числе и поэтому мы практически перестали видеться с Лисом…

Повисло неловкое молчание, которое разрядил мелкий дождь.

– Знаешь, Гиппократ, пойдем-ка ко мне. Мы тысячу лет не виделись! Посидим, вспомним. – Валька запнулся. Он не помнил, что можно вспомнить. – Вообще просто посидим.

Я посмотрел по сторонам.

– Так ты уже в центр перебрался?

– Странный ты, Герка. Годы идут, все течет, все изменяется. У кого-то в лучшую сторону, у кого-то наоборот. А ты словно застыл во времени. Я вот переехал. В центр. Кто-то, у кого в худшую, уехал подальше. А ты… Ты, Герка, все на одном месте?

– В общем да… Хотя… Хотя вот подумываю о другой работе.

– А! Давай сегодня же вместе и подумаем. У меня.

Я был готов пойти к Вальке. Тем более что в этом случае исчезала необходимость в сегодняшней деловой встрече. С появлением Вальки у меня появлялся шанс… Хотя я вдруг подумал, что Лис пригласил меня из вежливости. И у него нет желания принимать гостей. И когда я осторожно отказался, Валька облегченно вздохнул.

– Жаль, ну да ладно. В другой раз обязательно.

– В другой раз.

– Знаешь, дружище, позвони-ка ты мне завтра. Окей? Только обязательно! Думаю, смогу тебе помочь. Только позвони! Не выламывайся. Я не шучу. У нас тут перестановка кадров намечается. Что-нибудь точно придумаем, вот увидишь. Не вешай нос!

Валька говорил быстро, словно извинялся. Но я почувствовал, что насчет работы он не лгал. И искренне желал мне помочь. А я знал, что помочь он сможет. Лис был человеком слова. И дела тоже. Дела, пожалуй, даже в большей степени.

Иришка все это время молчала. Я даже забыл про нее. Как и про их добродушную собачонку, бегавшую вокруг нас. Они были такие тихие, ненавязчивые, милые, что я вновь с ужасом вспомнил Аду. Катись ты, Ада, в ад!.. И я почти с благоговением посмотрел на Иришку. Она улыбнулась. У нее была очень приятная улыбка.

– Очень рада нашей встрече, Гера. Вы позвоните. Валя умеет держать слово.

– Да, знаю. – Я крепко пожал руку Иришке…

Черт побери! Не женитесь на стюардессах! Даже если очень любите небо. Потому что к небу стюардессы не имеют никакого отношения. Они даже его не видят, не слышат, не