Дар царицы Савской - Наталья Николаевна Александрова Страница 5

Тетя Аня, увидев все это великолепие, только хмыкнула про себя и пробормотала что-то вроде «а ля рюсс!».

— Ох, устала я что-то! — сказала утомленно и присела на диван.

— Тогда я пойду? Если вам, конечно, ничего не нужно! — сказал Григорий, помня, что навязываться тетке никак нельзя, от этого еще мать в свое время его предостерегала в детстве.

— Сядь пока. Вот что, Гришенька, — начала она, — ты, милый, завтра не приходи с визитом. Это все для них устроено! — она махнула рукой в сторону окна. — А с тобой у нас потом будет разговор отдельный, серьезный. А пока вот возьми на память… — она протянула ему простую квадратную коробочку. — Тут часы. Николай Федорович, дядя твой, очень ими дорожил, всегда носил. Такая уж у него была привычка. Так что вот тебе на память… — она открыла коробочку.

Часы были самые простые, стальной корпус, круглый циферблат, стальной же браслет, который пришелся Григорию впору. Он был начеку и сумел не выразить на лице разочарования.

— Спасибо. Я тоже всегда их носить буду, раз дядина память. Для меня это очень важно.

— Иди уж, а я отдохну.

Григорий приложился к сухой теткиной щеке и вышел, не оглядываясь.

Чтобы дядька носил такое барахло? Да ни в жизнь не поверю, он же богатый был человек! Какие-то деньги сумел за границу перевести и там с бизнесом раскрутился. Конечно, не миллиардер, но все же тете Ане кое-что оставил. И немало, судя по всему. А вот интересно, кому старая выжига эти деньги завещает?

— Дорогая, помоги мне завязать галстук! — пропыхтел Михаил, отступив от зеркала и склонив голову к плечу.

— Галстук? А зачем тебе галстук?

— Как — зачем? Я думаю, тетя Аня — человек старой закалки, и она оценит… Нужно прилично одетым быть, вот, я брюки от костюма даже отпарил…

— А куда это вообще ты собрался?

— Как — куда? Ты ведь сама сказала, что мы должны нанести тетушке визит… визит вежливости… что это очень важно… И она сама приглашала нас вчера…

— Да, это важно. Но я не помню, чтобы сказала «мы». Я пойду одна. Ты, как всегда, все только испортишь. Будешь стоять столбом и смотреть в пол, слова умного не скажешь.

— Но, Вирочка, в конце концов, это же моя тетя!

— А какая разница? Тем более что ты ей не родной племянник, а ее мужа, давно, кстати, покойного. В общем, ты будешь только мешать, а я сумею поговорить с ней как женщина с женщиной. И не спорь, ты только мешаешь мне собираться! — Эльвира щедро опрыскала себя пряными духами.

— Делай как знаешь… — тут же поскучнел ее муж, который терпеть не мог этот запах. Но притворялся, что ему все равно.

— Мама, доедай скорее кашу, мы торопимся! — в который раз повторила Василиса, с тоской думая, что все зря.

Зря она подгоняет мать, теперь она нарочно будет есть эту несчастную кашу в час по чайной ложке. Да и не ест, а больше по столу размазывает. Хорошо еще, что на пол не плюется, бывает и такое. Но это когда Василиса полы вымоет. Так что она уж месяц, наверно, полы не мыла, так, подметет наскоро, да и ладно.

Живут они с матерью в деревенском доме, что от бабушки остался, хорошо, что в черте города. Удобств никаких, как в каменном веке, спасибо, что кран с водой во дворе имеется. И лето сейчас, так хоть печь топить не надо.

Василиса тяжело вздохнула и оглядела захламленную, запущенную комнату.

Мать не разрешает ничего выбрасывать, весь угол бабушкин комод занимает, да печка, да кровать с никелированными шишечками. Ночью скрипит ужасно, Василиса из другой комнаты слышит. Еще мать храпит так, что стены трясутся. Душно тут, окошки крошечные. Хоть помыть их… а, надоело все!

Есть у них и квартира двухкомнатная в большом доме, жили они там, пока мать совсем с катушек не сошла. Пришлось съехать оттуда и сдавать ее, чтобы с голоду не умереть, потому что с работы Василиса уволилась. Нельзя мать такую одну оставлять, она может дом спалить или голой на улицу выйти. Бывали уже случаи…

Мать уронила ложку на пол, и Василиса очнулась от безрадостных мыслей.

— Мама, — спросила она, — ты наелась? Тогда давай оденемся и пойдем.

— Куда? — требовательно спросила мать. — В магазин? Сама сходи. Я не хочу.

— Гулять пойдем! — сказала наученная горьким опытом Василиса. — Сядем на лавочку, будем песни петь.

— Ну ладно… — Мать с грохотом швырнула на пол алюминиевую миску из-под каши.

«Господи, и когда это кончится!» — вздохнула дочь.

— Ну что, Машка, — спросила Татьяна, тщательно рисуя перед зеркалом изрядно поредевшие брови, — пойдем к хозяйке бывшей на поклон? Как она вчера сказала — с визитом?

— Может, не надо… — протянула ее сестра, — зачем мы туда пойдем? Что мы ей скажем?

— Ну, вот еще, не ходить! Зря я, что ли, с Райкой Саватеевой сменами поменялась? У нее мужик из командировки вернулся, а ей в ночную идти! Говорит, если ее дома не будет, он обязательно по бабам побежит! А то и домой какую-нибудь приведет. Так что как раз удачно вышло, успеем мы к тете Ане зайти!

— Какая она нам тетя? — фыркнула Мария. — Мы ей не родня, это дядя Коля покойный родственником считался.

— Считался? — Татьяна провела неудачную линию, чертыхнулась и бросила карандаш. — Да какая он нам родня! Как в деревне баба Катя говорила — наш плетень горел, а ихний дед задницу грел! Тоже мне, осчастливил, облагодетельствовал, взял мать в прислуги. Лет пятнадцать мать на него горбатилась, все придирки его жены сносила, а что получила взамен?

— Ну, деньги он ей платил по тем временам хорошие, жила на всем готовом, на еду не тратилась, хозяйка хоть и вредная, а кой-какую одежду нам отдавала.

— Ага, обноски всякие!

— Ну, Танька, ты даешь! Сама за шмотки импортные готова была в ножки ей кланяться! А помнишь, как мы с тобой из-за кофточки подрались?

— Помню, и кофту изорвали, никому она не досталась, — хмуро ответила Татьяна.

— И зря ты на дядьку покойного злишься, все-таки вытащил он нас из деревни. Там бы мы как жили? Папаша вечно пьяный, он и дом-то по пьянке поджег, заснул с папиросой. И Жулька сгорела…

— Вечно ты эту пустолайку вспоминаешь! Тьфу на нее!

— А я знаю, отчего ты из деревни уезжать не хотела, — после некоторого молчания сказала