Мамусик против Ордена Королевской кобры - Анна Михайловна Пейчева Страница 5

— Еще и хамов последних пускают в свое заведение! — воскликнула я. — Это вы мне теперь должны выплатить компенсацию за моральный вред — я таких слов не слышала даже от пьяных старшеклассников на выпускном! — На меня уже стали оборачиваться посетители, но мне было все равно, я, что называется, разошлась. Совсем позабыла про свое намерение тихонечко, незаметненько наблюдать за Степочкой. Сейчас я должна была восстановить справедливость. — Вот что, у меня есть один знакомый юрист, очень хороший мальчик Павлик, он вас в суд вызовет! Да, предъявит вам иск за оскорбление человеческого достоинства, без штанов останетесь! И без туфелек Екатерины! Понятно?

Тут уже в нашу сторону посмотрели абсолютно все. В том числе и Степа. А также его друг Павлик, тот самый «знакомый юрист».

— Любовь Васильевна? — Павлик растерянно снял очки, протер их и водрузил обратно на переносицу, видимо, полагая, что после этой нехитрой процедуры мираж рассеется. Но я, конечно, никуда не делась.

— Мамусик?! — наконец сообразил мой сыночек. Светлые брови поползли навстречу друг другу. Лоб собрался в грозные морщины. Первое изумление уступило место гневу. — Ты что здесь делаешь? Иди домой!

— Всем оставаться на своих местах! — вдруг заорали от двери. — Полиция!

В ресторан, грохоча сапогами и оружием (настоящими автоматами!), вломились омоновцы — в черных шлемах и пуленепробиваемых жилетах.

Пантера поперхнулась припевом. Музыка оборвалась.

Азиатки истошно завизжали.

От страха я уронила лампу на пол.

— Батюшки-светы… Ну зачем же сразу ОМОН вызывать, — растерянно пробормотала я. — Обойдусь я и без пенсионной скидки!

Глава 4

В ресторане началась кутерьма.

Женщины плакали, семейная пара фитнес-тренеров синхронно нырнула под стол, бизнесмены бросились звонить по мобильным телефонам. Пантера, с рассыпанными по плечам дредами и микрофоном в руках, застыла на сцене, как инсталляция скульптора-неформала.

Только азиатские туристы от души веселились и громко аплодировали омоновцам, очевидно, воспринимая происходящее как забавный русский аттракцион.

Я же, несмотря на приказ полицейских, со всех ног кинулась к своей кровиночке, голося во всю мощь своих легких:

— Степочка! Малыш! Мамочка уже рядом! Мамочка здесь! Не волнуйся, зайчонок!

Никакая сила на свете, даже вооруженная автоматом, не способна остановить взволнованную мать!

Через мгновение — омоновцы и пошевелиться не успели — я уже крепко обнимала своего любимого сыночка.

— Не переживай, малыш, все будет хорошо, — приговаривала я, гладя сидящего Степочку по светлым мягким волосикам (в отличие от невоспитанных азиатов, мой мальчишечка всегда снимает головной убор в помещении) и прижимая его головку к своей груди. — Эти плохие дядьки тебя не обидят, мамочка проследит.

— Любовь Васильевна, а вы-то что тут делаете? — изумленно спросил Павлик — худенький мальчик в очках, которого я всегда стремилась накормить поплотнее.

— Да, мамусик, ты почему не дома? — Степочка вырвался из моих объятий.

Тут омоновцы, похожие в своих шлемах и бронежилетах на боевых роботов, окружили наш столик, я только и успела проговорить:

— Я здесь, чтобы проследить за твоим общением с Пантерой, сынок! И я много что примечательного видела, да, Степочка, нам с тобой предстоит крупный разговор!

— Неужели это ты полицию вызвала? — подозрительно спросил Степа.

— Нет, не я — хотя эту бесстыдницу следовало бы арестовать!

Я еще многое хотела сказать своему сыночку и по поводу Пантеры, и по поводу коньяка, которым от него разило просто невыносимо; однако мне помешал один из безликих роботов — выхватил у меня из рук блестящую розовую сумочку и вытряхнул все ее содержимое на стол. В том числе фотографию Степочки, помаду, зеркальце, флакончик духов «Персидская гурия», бинокль и сверток с еще тепленькими пирожками.

— Вы что себе позволяете, молодой человек? — возмутилась я. — Что здесь вообще происходит?

— Ой, пирожки! — одновременно со мной воскликнул Андрюша, мой любимчик (не считая Степочки, разумеется!) — пухлый рыжий паренек, весь в веснушках; вот его-то и просить не надо было, моментально сметал все, что было на столе, да еще и с добавкой. Он и сам был похож на румяный пирожок только что из печки. — Неужели ваши фирменные, с мясом, тетя Люба?

Омоновец, удостоверившись, что ничего достойного внимания в моей сумке нет, швырнул ее мне обратно. Я обожгла его взглядом и повернулась к Андрюше:

— С мясом, Андрюшенька, с мясом — я же знала, куда иду. В этих пафосных ресторанах останешься голодным, — сказала я, собирая свои вещички — все, кроме пирожков. — Вот вам, мальчики, кушайте на здоровье.

Андрюша хотел было затолкать в рот вкусняшку, уже протянул к свертку руку — но именно в этот момент один из роботов принялся обыскивать мальчика. Похлопал Андрюшу по всем карманам, ощупал его сверху донизу и даже потребовал снять ботинки.

Тем временем, Степочка заметил на столе бинокль, который я еще не успела спрятать обратно в сумку.

— Мамусик, а это тебе зачем? — еще больше нахмурил светлые брови Степочка.

Я гордо вскинула подбородок, не теряя чувства собственного достоинства:

— Это, Степочка, мой талисман. Мне его твой отец подарил в молодости. Всегда ношу с собой — неужели ты не знал, малышик? Вот как невнимательно относишься к собственной мамочке, к своему любимому мамусику, ай-яй-яй!

Что ж делать, иногда приходится легонечко приврать ради спасения хороших отношений с любимым сыночком!

Однако Степочку моего не так-то просто провести — какого умненького мальчишечку я вырастила! Он прищурился…

Но тут омоновцы взяли его в оборот. Обыскали все карманы («Аккуратнее! Нежнее с моим сыночком!» — отчаянно взывала я) — и вдруг нащупали у него на груди, под футболкой, какую-то выпуклость.

Один из полицейских рванул цепочку на Степиной шее; в ладони у него оказался золотой медальон.

Никогда раньше не видела у своего сына этого украшения: медальон был размером со среднюю сочинскую гальку, тускло блестел, а на лицевой его части хищно извивалась змея.

— Товарищ полковник! — радостно позвал начальника омоновец. — Кажется, это то, что мы искали.

К нашему столику неторопливо подошел подтянутый мужчина чуть за пятьдесят. В гражданской одежде — мятые брюки, старый ремень, серая рубашка. Вместо мундира — потертая джинсовая куртка то ли из девяностых, то ли из американской глубинки, бывшая когда-то темно-синей, но с течением времени превратившаяся в грязно-голубую.

Словом, встретишь такого доходягу на улице — не обернешься.

А потом я увидела его лицо.

Иронично приподнятая бровь. Приметная родинка на правой скуле. Упрямо сжатые тонкие губы. И взгляд — быстрый, острый, как знаменитый арабский нож флисса с тончайшим изогнутым лезвием…

Полковник как две капли воды