Дик Фрэнсис - Твердая рука Страница 50

Я посмотрел на Чико. На дубинку. Мне никак нельзя было рисковать. Я стоял... не шелохнувшись.

Высокий поднял вилы — сначала на уровень моего живота, потом выше — к сердцу, потом еще выше. Он не спешил и осторожно, дюйм за дюймом приподнимал их, пока один зубец не уткнулся мне в тело.

— Ни с места, — пригрозил охранник Чико.

Я не двигался.

Зубцы вил скользнули по моей шее, прямо под подбородком и остановились на деревянной панели, отодвинув мою голову назад. Кольнули меня по шее, но даже не поцарапали. Хорошо, что у них зубцы широкие, мелькнуло в голове. Но уверенности мне это не прибавило.

Он установил вилы как хотел, резко толкнул их, и острия вонзились в деревянную обшивку. Потом он с силой схватился за рукоятку, чтобы я не смог их вырвать и освободиться. Я давно не чувствовал себя таким дураком и ничтожеством.

Бандит, державший Чико, внезапно отодвинулся, словно желая расслабиться.

Он спустил Чико вниз и пнул его в зад, надеясь, что тот потеряет равновесие.

Ослабевший, как тряпичная кукла, Чико растянулся на мягких стружках, а киллер шагнул ко мне, чтобы убедиться, что я не сдвинусь с места.

Он кивнул своему напарнику:

— Не лезь не в свое дело, присмотри за вторым.

Я поглядел на них и навсегда запомнил их лица.

Твердые, жесткие линии подбородка и рта. Холодные глаза, внимательные и бесчувственные. Черные волосы и бледная кожа. Небольшие головы на толстых шеях.

Тяжелые, выбритые до синевы подбородки. Обоим около сорока. Оба очень похожи друг на друга, преуспевшие в своей карьере наемники.

Питер Раммилиз подошел к ним. Он показался мне в сравнении с ними просто мокрой тряпкой.

Несмотря на недовольство парней, он тоже положил руку на вилы и попытался их подвинуть. Но не смог, и это его удивило. Он пнул меня носком ботинка под колено.

— Больше ты свой грязный нос сюда не сунешь.

Я не стал отвечать. Чико незаметно поднялся. На секунду я подумал, что он хочет их одурачить и хорошенько стукнуть, применив какой-нибудь из приемов дзюдо. Но Чико не рассчитал силы и промахнулся. От его удара не разлетелся бы и карточный домик. Я с бессильной яростью наблюдал, как дубинка вновь опустилась на голову напарника, как он упал на колени и чуть не потерял сознание.

Я рванулся, желая освободиться, но не смог, а здоровенный наемник еще пару раз ударил Чико нотой и стал расстегивать ремень.

Я не поверил своим глазам, увидев, что это не кожаный ремень, а длинная, узкая цепь, похожая на те, которые наши деды носили с брелоком. К одному ее концу была прикреплена рукоятка. Шотландец сжал ее, а потом взмахнул рукой так, что свободный конец цепи со свистом рассек воздух и обвился вокруг шеи Чико.

Его голова оказалась в ловушке, он широко раскрыл глаза и рот, словно новый приступ боли рассеял сгустившийся в его сознании туман. Бандит снова взмахнул рукой и ударил Чико цепью. Я услыхал собственный крик:

— Ублюдки, чертовы ублюдки.

Чико встал и, пошатываясь, попытался отбежать, но шотландец последовал за ним, набросился на него в новом порыве ярости и принялся избивать, жестоко и методично.

Я что-то бессвязно кричал, пробовал их остановить, но на меня обращали внимания не больше, чем на пришпиленную к обоям бабочку. Если бы я не взял Чико в Ньюмаркет, если бы я не испугался Тревора Динсгейта... Чико попал сюда из-за моего страха... сегодня... Боже. Ублюдок. Прекрати... Прекрати... Вырвать вилы и суметь освободиться.

Чико наклонился в сторону, покачнулся, прополз кругами по полу и наконец лег на живот невдалеке от меня. Его легкая рубашка порвалась на месте ударов, и я заметил красные полосы с пятнами крови у него на теле.

Чико... Господи...

Его муки прекратились лишь после того, как он отключился. Бандит встал над ним, пристально поглядел вниз и немного разжал руку с цепью.

Питер Раммилиз показался мне смущенным и испуганным, а ведь это он привез нас сюда и все устроил.

Человек, державший вилы, перестал смотреть на меня и переключил внимание на Чико. Он лишь чуть-чуть передвинулся, но я сразу испытал облегчение и смог высвободить шею. Он совсем не был готов к тому, что я выхвачу вилы и вырвусь. Я набросился не на охранника, а на Питера Раммилиза, который стоял ближе.

Я ударил его по лицу протезом. Он пронзительно взвизгнул и поднял руку над головой. Я с ненавистью проговорил «ублюдок» и вновь ударил его, на этот раз по ребрам.

Наемник, не отпускавший Чико, повернулся ко мне, и я понял, что он так и не оправился от изумления.

Невероятная боль от ударов просто обжигала, и мне казалось, что я горю.

Я с неостывшей яростью двинулся к шотландцу, и он... отступил от меня на несколько шагов.

Я поймал на лету конец его цепи и сжал его в своем протезе. Свободный конец сам обернулся вокруг предплечья, и я в бешенстве кинулся на бандита. Он потерял равновесие и разжал руку. Цепь дернулась, и ее кожаная петля едва не хлестнула меня по лицу. Я зажал в кулаке кожаную петлю и, когда цепь размоталась, очертил ею круг над головой и принялся лупить бандита по плечам.

Он широко раскрыл глаза и дико взревел. Я догадался, что ему впервые отплатили той же монетой.

В эту секунду человек с вилами бросился ему на помощь. С одним я еще как-то справлялся, но против двоих оказался бессилен.

Он двинулся на меня, и острые зубцы его вил устрашающе блеснули. Я постарался увернуться от них, как тореадор, но избитый схватил меня за правую руку и начал отбирать цепь.

Я развернулся ему навстречу, подпрыгнул и с размаху ударил его по уху и виску металлической частью протеза, в котором затряслись все рычажки И провода.

На мгновение я увидел его глаза совсем близко и понял, что такой человек будет держаться до последнего. Уж он-то не поползет в угол и не расплачется, как Питер Раммилиз.

От удара по голове он разжал руку. Я смог освободиться и оторваться от него. Я по-прежнему крепко держал его цепь и обернулся посмотреть на того, с вилами. Однако шотландец уже бросил их и стал расстегивать ремень. Я подскочил к нему, когда обе его руки были заняты, и успел пару раз ударить цепью.

Оба бандита остолбенели, а я за полсекунды добежал до двери. Я не сомневался, что стоит мне оказаться снаружи, и моя безопасность будет обеспечена.

Но выйти мне так и не удалось. От моих шагов поленья, лежащие у стены, с грохотом покатились к стене, и дверь закрылась на засов.

Один из громил очутился рядом со мной, когда я еще не успел открыть задвижку. Приглядевшись, я обнаружил, что его ремень не кожаный и не похож на дедовскую цепь с брелоком. Он куда больше напоминал суровый поводок для караульных собак. Его удар не такой болезненный, но достаточно сильный.

Я пригнулся, чтобы вырвать ремень и опутать ноги киллера цепью. Он увернулся и набросился на меня. Подоспел и его напарник.

Он схватил меня за руку и ударил ее об стенку, чтобы ослабить хватку и забрать цепь. Второй киллер в это время крепко держал мою другую руку. Два удара в живот заставили меня согнуться и упасть на колени.

После этого они градом посыпались на меня: в голову, в лицо, по ребрам, снова в голову.

Я кончил точно так же, как и Чико: распластался на посыпанном опилками полу.

Через минуту все кончится, подумал я и закрыл глаза. Я им слишком насолил, чтобы оставлять меня в живых.

Глава 18

Я лежал, уткнувшись лицом в стружку, и прислушивался к тяжелому дыханию бандитов. Они стояли совсем близко и понемногу приходили в себя.

Судя по всему, к ним присоединился Питер Раммилиз. Я услыхал его голос прямо над ухом. Он кипел от злости и невнятно бормотал:

— Убейте его. Не останавливайтесь на полпути. Убейте его.

— Убить его? — переспросил киллер, державший Чико. — Да вы с ума сошли.

— Он сломал мне челюсть.

— Ну, тогда сами и убивайте. Мы этого делать не будем.

— Почему? Он отрезал тебе половину уха.

— Ничего, отрастет. — Киллер снова кашлянул. — Мы и так здесь задержались.

Нас многие успели засечь. А этот парень ничего, в Шотландии он выиграл бы деньги на любой скачке.

— Я хочу его убить, — упрямо повторил Питер Раммилиз.

— Нам не за это платили, — заметил шотландец, продолжая тяжело дышать. Мы сделали все, о чем договаривались. А теперь мы пойдем к вам и выпьем пивка.

Вот когда стемнеет, уберем их и ночью двинем на север. Нам уже давно пора.

Они вышли. До меня донеслись их шаги по дорожке. Дверь захлопнулась, и металлический засов громко заскрежетал.

Я немного передвинул голову, счистил с носа опилки и посмотрел на них. Мне было плохо. Я продолжал лежать и чувствовал себя раздавленным, отупевшим и побежденным.

Не тело, а настоящее желе. Красного цвета. Пылающее. Горящее на костре.

О боли написано масса романтической чепухи, подумал я. Но человеку трудно ее выносить, ведь природа не снабдила его особыми резервами. Такого механизма просто не существует. Нервы нельзя обмануть, они передают информацию до тех пор, пока в состоянии это делать. Никакие иные системы их не заменят, и опыт тысячелетий это доказал. Только человек, самый жестокий дикарь среди животных, способен причинять боль себе подобным и радоваться.