Наталья Андреева - Выдержка Страница 50

Когда я вошел в гостиную, у матери и отца были напряженные лица. Казалось, сам воздух вокруг сгустился. Его можно резать ножом и раскладывать по тарелкам. Мои родители словно застыли и с ужасом ждали, что же я им скажу? Будто я монстр какой-то! Неужели папа считает меня злодеем? Чтобы разрядить обстановку, я весело сказал:

— Мама, папа, я женюсь!

Они переглянулись и сказали:

— Слава богу!

Напряжение тут же спало, воздух превратился в звенящее безе. Я подумал, что пора подавать десерт: подробности нашего с Настей знакомства.

— Ну, наконец-то! — с чувством сказал отец. — А то вся Москва говорит о твоей женитьбе, а мы даже ни разу не видели невесту!

— Не проблема, — все также весело ответил я. — Хотя, боюсь, мой выбор вам не понравится.

— Почему? — тут же огорчилась мама.

— Конечно, сынок, жениться на модели… — начал было отец.

— Она не модель, — оборвал я его.

— А кто? Ведь все говорят…

— Не надо верить сплетням. Моя невеста — простая девушка. Не модель, не актриса, не знаменитая спортсменка. Вот почему я говорю, что мой выбор вы не одобрите. Она не дочь олигарха или какой-нибудь знаменитости. Работает приемщицей в обувной мастерской, учится в институте. Скоро получит диплом детского психолога.

— Твоя мать работала на стройке маляром-штукатуром, когда мы познакомились, — сказал отец. — Не важно, где и кем она работает. Главное, чтобы девушка была хорошая.

— Хорошая, — заверил я.

— Ну и когда свадьба? — с улыбкой спросила мама.

Мысленно я прикинул. Сколько мне понадобится времени, чтобы уговорить мою королеву пойти со мной под венец? Говорят, способности у тебя есть, Петровский. Работай.

— В конце августа, — наконец сказал я. — В последнюю субботу. Рассылайте приглашения, заказывайте ресторан. Времени мало, но, я уверен, мама, что ты справишься. Шикарной свадьбы не надо. Пусть будет скромно, но со вкусом. Так, как ты умеешь.

Я подошел и поцеловал ей руку. Мама кивнула.

— А что скажет она? — просиял отец своей странной улыбкой, и на его лицо легла тень. — Твоя невеста? Если свадьба будет скромной, что она скажет? Не обманешь ли ты ее ожиданий?

— Она поймет, — заверил я. — На женщине, которая меня не понимает, я бы никогда не женился.

— Ну что ж. Раз ты все решил…

— Я люблю ее.

— А она? Она тебя любит?

— Мне нужен месяц.

— Разве вы еще не подали заявление в загс? — удивилась мама.

— Я же сказал: рассылайте приглашения. Я хочу первой брачной ночь как можно скорее!

— Как ее зовут? — спросил отец.

— Анастасия.

— Анастасия Петровская. Неплохо!

— Что там — неплохо! — мгновенно обиделся я. — Звучит!

…После ужина отец поманил меня пальцем. И мы пошли… в гараж! Ну нет другого места в доме, чтобы выслушать единственного сына! Там я увидел свою машину. Целую и невредимую, не считая алой заплатки — кляксы на левом крыле.

— Как тебе это удалось, папа?

— Пустяки. А как твои дела?

— Да никак, — отмахнулся я. — Представляешь, я так долго гонялся за этими негативами, а Сгорбыш подсунул мне рюкзак, в котором лежал какой-то ржавый ключ! От какого-то старого дома! Я вне себя!

Я говорил правду, и отец верил. Это самый приятный и легкий способ выражать свои мысли и чувства. К тому же отца не проведешь. Он понял, что я не собираюсь продолжать расследование. Я же развел руками и добавил:

— Понятия не имею, где этот дом. Или не дом? В общем, я решил это дело бросить. Пустые хлопоты. К тому же это целая организация! Синдикат!

— И ты знаешь, чем они занимаются? — насторожился отец.

— Да, я это выяснил. Бизнес на миллионерах.

— Как-как?

Я рассказал ему подробности. Сослался при этом на Юрия Соловьева. Отец слушал внимательно, не перебивая, после чего сказал:

— Я думаю, найдутся люди, которых эта информация заинтересуют. Ведь, насколько я понял, ты этим заниматься больше не будешь?

— Ты разве не слышал: я женюсь! Разве мне есть дело до какой-то там мафии? Даже если она делает бизнес на нас, миллионерах. Кстати, — я достал из кармана конверт, — вот оно, послание Сгорбыша. Бусы я растерзал и выкинул. Остальное на месте.

Отец заглянул в конверт и заметил:

— Да. Странно. И что со всем этим делать?

— Как — что? Выкинуть!

— Ты уверен?

— Дай сюда!

Я скомкал конверт вместе со всем его содержимым и швырнул в угол. Прислуга все уберет. Мне это и в самом деле больше не нужно. История окончена. Отец задумчиво проследил за полетом конверта и, когда он шлепнулся на пол гаража, сказал:

— В «бардачке» твоей машины лежит пистолет.

— Есть такое дело!

— В магазине не хватает двух патронов.

— Да что ты говоришь?

— Леонид! Прекрати! — нахмурился он.

Я моментально сменил тон и смиренно сказал:

— Да, папа, я стрелял. В воздух.

— Ты в этом уверен?

— Конечно!

— Все живы?

— За кого ты меня принимаешь! Ты правильно заметил: мальчику захотелось пострелять. Я пальнул пару раз в воздух и успокоился.

— И еще… — Отец замялся. — Что касается Люси, ну, горничной. Я готов принести свои извинения. Я ее уволил.

— Как так?

— Она же сказала, что сама виновата.

— Но…

— Тема закрыта. Я рад, что ты наконец женишься. О делах поговорим потом. Когда ты вернешься из свадебного путешествия.

— Я тоже так думаю.

Мы пожали друг другу руки, скрепив таким образом мирный договор. На сем и разошлись.

Спал я крепко, без сновидений, до полудня. Позавтракал (или пообедал?), привел себя в порядок и поехал к своей любимой. Нашел ее в мастерской. Увидев меня, Настя вскочила:

— Ну, слава богу! Куда ты исчез?

— Я же тебе написал: по делам.

— Я так волновалась!

Я хотел было ее обнять, но тут к ней пришли, и я отступил. Рабочий день Насти заканчивался в восемь вечера. Несколько часов я томился рядом, бросая на нее нежные взгляды. Мы перебрасывались ничего не значащими словами, которые одновременно значили все. Она заполняла квитанции, отвечала на вопросы, а я терпеливо ждал. Нервничал, разумеется, но это беспокойство было сладостней безделья на диване или сидения в кабаке, с веселой компанией. Время от времени я выбегал, чтобы принести ей то пирожок, то бутылочку минеральной воды, то цветы. В общем, началась та самая дребедень, которую называют влюбленностью. Полная чепуха, которой потом, спустя много лет, только удивляешься: и я на это был способен?

Наконец ударило восемь. Я подпрыгнул и, обрадовавшись возможности завладеть вниманием Насти целиком и полностью, угрожающе сказал:

— Но завтра…

— Завтра мне в институт. Консультация по диплому.

Я готов был отдать все, что у меня есть, лишь бы Настя занималась только мной. Но пока у меня ничего не получалось. Она ничего не брала. Ни меня, ни мои деньги. Машину я предусмотрительно оставил на платной стоянке. Ночь мы провели вместе. То есть я в большой комнате, а она — в спальне. Утром я сделал трагическое лицо и сказал:

— Настя, у меня важное дело, которое нельзя откладывать.

Она насторожилась.

— Павел Сгорбыш… Ну, фотограф… То есть чародей, предсказатель судьбы и твой о… В общем, он умер.

— Как умер? — охнула Настя.

Позавчера мы говорили о чем угодно, только не о смерти Сгорбыша.

— Да, он умер. И мне, то есть нам надо его похоронить. Ведь у него никого, кроме нас, не было!

— Конечно, конечно, — заволновалась она. — Нужны деньги…

— Об этом не беспокойся. Мы должны съездить в морг, потом в похоронное бюро и…

— Я все знаю. Я ведь хоронила бабушку. Одна. Заезжай за мной после обеда. Мы встретимся в…

— Я на машине. Это далеко.

— Ой, а я хотела взять свою! Ну хорошо. Я буду тебя ждать. Дай же мне наконец номер своего мобильного!

— А может, я один? Это серьезное испытание для девушки.

— Прекрати! Мы поедем вместе.

Она проявила горячее участие в судьбе Павла Сгорбыша. Точнее, его тела. Я принял это как должное. Похоронить отца — это святое.

В машинах Настя не разбиралась. Села в мой красный «Порше» с таким видом, будто делала это каждый день.

— Тебе нравится моя машина? — осторожно спросил я.

— Ничего.

— Это хорошая машина.

— Да, наверное. Ну, поехали! Что мы стоим?

Я надавил на газ. Любимую девушку не впечатлила моя машина, что может быть хуже? Для мужчины это удар по самому больному месту. Вот также он стонет от боли, когда попадают туда… Ну, в общем, вы поняли.

Я мстительно повез ее прямо в морг. Нам надо было успеть сегодня в тысячу мест. Я хотел забрать своего фотографа и похоронить наконец.

При Насте я даже не побледнел, идя по коридору, пропитанному запахом формалина. Уверенной походкой, небрежно размахивая борсеткой. Но, как только открыл дверь кабинета, где беседовал с «мясником», мою уверенность как ветром сдуло. Передо мной сидела миловидная женщина лет сорока. Увидев меня, она приподнялась из-за стола: