Летний детектив для отличного отдыха - Татьяна Витальевна Устинова Страница 52

– Как же… десять лет… – рыдала Люба, – это же… беда какая… так разве можно с человеком… и главное, ни слова никто не сказал… прогнали меня… а я знаю, не мог он… никак не мог… он хороший мужик… правильный…

Плетнев перебирал на столе странно вырезанные бумажки и отрезки разноцветных лоскутов, Элли, приткнувшаяся на диване, молча смотрела в стену, дождик шуршал в саду, сумерки надвигались, как будто осень, жившая по соседству, заглянула в гости к лету и сразу же навела свои порядки.

И еще Алексей Александрович подумал: как хорошо, что Элли ничего не делает!.. Не суетится, не поглаживает Любу по спине, не говорит глупостей вроде: «Любочка, не плачь, все будет хорошо». Пресловутый стакан воды не предлагает! Плетнев ни разу в жизни не видел человека, которому от слез и горя захотелось бы пить! Непонятно, зачем его всегда и всем предлагают?..

Любые утешения – фальшь и вранье. «Все будет хорошо» – глупость. Никто пока не знает, как именно будет, хорошо или плохо. Стакан воды – выпейте сами, если у вас открылась жажда.

Люба поплакала еще немного, потом взяла со швейной машинки какую-то тряпочку и утерла лицо.

– Вот такие у нас дела, – сказала она и улыбнулась. – Неважные.

– А вот это что такое? – спросил Плетнев, выудив из кучи бумажек на столе какую-то длинную, в виде изогнутой колбасы неправильной формы.

– Как что? – удивилась Люба. – Это рукав. А вот это полочка. Вы мне тут все перебуровили…

– Это выкройка, – объяснила Элли Плетневу. – Сначала детали вырезают из бумаги, а потом уже из ткани.

Алексей Александрович, которому шили костюмы исключительно на заказ, страшно удивился, и некоторое время они разговаривали о портновском искусстве. По Любиным словам выходило, что шить самой значительно удобней, чем покупать готовое. Оно, это готовое, или очень дорого выходит, или совсем не то, что нужно. А на китайское барахло вообще без слез не взглянешь, только перевод денег и сплошное унижение.

Люба так и сказала – унижение.

– В какое место ни посмотришь, швы все вкривь и вкось, а бывает, рукава задом наперед вшиты! Как будто специально, чтоб сразу в помойку выбросить, а ведь за «красоту» эту еще денег просят! Подол спереди длиннее, сзади короче, после первой стирки краска вся слезает, пятнами идет. Я даже в руки брать такие вещи брезгую, не то что на себя надевать.

Она так и сказала – брезгую.

Интересная девушка эта самая Люба, бухгалтерша и мать-одиночка, по слухам, подворовывающая в чужих домах!..

– Хотите, чаю заварю? У нас мята вкусная. Еще мама сажала, говорила, какая-то необыкновенная. Она с Алтая привезла, давным-давно. Я ее берегу, рассаживаю.

– Мята правда вкусная, – подтвердила Элли. – Люба нас угощает, мы всю зиму пьем.

– Ну, сушеная – это не то! Она свежая-то гораздо вкуснее.

– Федор за вами давно ухаживает?

Люба посмотрела на Плетнева, и лицо у нее изменилось.

Она красивая, подумал Алексей Александрович. Не такая породистая, как Элли, и не такая со всех сторон ухоженная и отлакированная, как Оксана с Мариной и вообще все женщины из его прошлой жизни. Она просто красивая, и все.

– Он дурачок такой, – сказала Люба и улыбнулась, не Плетневу с Элли, а Федору Еременко. – Вот именно – ухаживает! Как будто за мной можно ухаживать! Игорешке то двадцатку сунет, то полтинник. Думает, наверное, если с Игорешкой подружится, то и со мной тоже… Ерунду какую-то придумал! Игорешка, дурачок, берет у него, хоть я сто раз говорила – не бери, не бери!..

Алексей Александрович, которому тесно было ходить в крошечной комнате, приткнулся на диван рядом с Элли и подтянул длинные ноги в Федоровых брезентовых штанах.

– Он ведь меня младше! Лет на пять, наверное, а может, и на семь, ужас! Я ему говорю – вокруг-то посмотри, сколько девчонок молодых пропадает, любую выбирай, а ко мне не привязывайся, отстань! А он ни в какую!.. – Люба помолчала, забыв про чай с необыкновенной мятой, привезенной когда-то с Алтая. – И вон что вышло…

– Что вышло?

– Ничего! – вдруг злобно выпалила Люба. – Ничего хорошего не вышло, а я ему говорила, говорила же!.. Предупреждала!..

– Люба. – Плетнев наклонился вперед, подумал взять ее за руку и не стал. Она сидела вся напряженная, натянутая, и трогать ее нельзя. – Что вы ему говорили? О чем предупреждали?..

– Это наши с ним дела, – отчеканила Люба. – Никого они не касаются.

– Возможно, – согласился Алексей Александрович, большой мастер ведения всякого рода переговоров. – Но сейчас он сидит в изоляторе города Твери. Вы рыдаете у себя дома. Николай Степанович убит. Мой дом разгромлен. Эти дела касаются всех, и меня в первую очередь!

– Люба, – сказала Элли серьезно. – Он прав. Мы должны разобраться и… как-то жить дальше.

– Ну и разбирайтесь, если вам надо! И живите как хотите! А меня в это не впутывайте, мне своего горя хватит!

Она вскочила с табуреточки, следом со швейной машинки потянулись какие-то тряпочки и цветастой горой бесшумно свалились на пол.

Люба подхватила их и со злостью бросила обратно.

Тряпочки были веселые, яркие. Должно быть, сарафан она шила или платье, чтоб стать неотразимой. Чтобы идти по деревенской улице и чувствовать себя красавицей. Хоть немножко, недолго, но чувствовать.

– Вы давно его знаете?

– Как принесло его сюда, так и знаю! И дядя Коля мне все уши прожужжал, какой мужик отличный, не пьет, не курит! А мне никого не надо, хоть бы он принц был! Никого, слышите?

– Зачем вы врете? – спросил Плетнев. Он вдруг рассердился всерьез. – Вот здесь и сейчас? Кому вы врете? Нам? Или себе? Нам врать бессмысленно. Мы оба специалисты по вранью, можно сказать, эксперты. Себе врать тоже не годится, Люба. То есть какое-то время можно, но потом ложь падает вам на голову, и еще неизвестно, выберетесь вы из-под нее или нет!..

Элли хотела что-то возразить, но он не дал. И Любе не дал, хотя та уже в грудь воздуху набрала, чтобы закричать.

– Хотите, я объясню вам, как обстоят дела на самом деле? Хотите?! Историю о том, что вам никто не нужен, расскажите подругам в бухгалтерии, а мне не надо! Разумеется, вам нравится Федор и нравится, что он за вами ухаживает! А он на самом деле ухаживает по старинке, всерьез, а не «пойдем выпьем и ляжем»! Он по дому вам помогает, и вся деревня об этом знает. С ребенком