Анне Хольт - Что моё, то моё Страница 53

Её одежда по-прежнему валялась скомканной у кровати. Она медленно добрела до постели, теперь двигаться стало легче. Трусы остались у раковины. На месте живота была впадина, голод больше не мучил её. Она оденется потом. Она обязательно наденет свою одежду. Но сначала надо поспать.

Спать лучше всего.

Папа разорвал этого человека на миллион кусочков и выкинул их в море.

Она по-прежнему жутко хотела пить.

А может, папа тоже умер. Он теперь не придёт никогда.

58

Буквально с первых же ничего не значащих фраз Ингер Йоханне поняла: Гайр Конгсбаккен – абсолютно посредственный, неумный и необаятельный человек. Её это поразило. Несмотря на то, что она никогда не встречалась ни с его отцом, ни с братом, Ингер Йоханне была уверена, что оба очаровывали окружающих с первого взгляда. Неважно, что производило впечатление на людей, – достоинства их или недостатки, но отец и его младший сын были натуры яркие и привлекательные. Асбьёрн Ревхайм был надменным подстрекателем, большим художником, последовательным богоборцем, не ограничивающим себя ни в словах, ни в поступках вплоть до самоубийства. Астор Конгсбаккен, безусловно, незаурядный человек, о таланте, суровости и находчивости которого ходили анекдоты.

Старший сын знаменитого прокурора Гайр владел небольшой адвокатской конторой на Овре Шлоттсгате. Ингер Йоханне о нём даже никогда не слышала. За столом, заваленным всевозможными бумагами, сидел слегка располневший человек без особых примет. Короткие волосы. Белая сорочка. Старомодные очки и монотонный голос. Казалось, этому человеку досталось всё то, от чего отказались остальные члены семьи.

– И чем я в этом случае могу вам помочь? – спросил он и улыбнулся.

– Я… – Ингер Йоханне откашлялась и начала сначала: – Вы помните дело Хедвиг, адвокат Конгсбаккен?

Он задумался, полуприкрыв глаза.

– Нет… – Он пытался что-то припомнить. – А я должен? Может, подсобите?

– Дело Хедвиг, – повторила она. – Тысяча девятьсот пятьдесят шестой год.

Было видно, что он озадачен. Удивительно. Когда она случайно упомянула об этом деле, разговаривая с матерью, её поразило, что мать до мельчайших деталей помнила об убийстве маленькой Хедвиг.

– А!

Подбородок высоко поднялся.

– Ужасное дело. Если не ошибаюсь, речь идёт об изнасиловании и убийстве маленькой девочки, её потом нашли в… мешке, не так ли?

– Точно.

– Да. Тогда помню. Я в то время был ещё совсем мальчишкой… Вы сказали, тысяча девятьсот пятьдесят шестой? Мне тогда было восемнадцать. В этом возрасте обычно не читают газет.

Он улыбнулся, словно извиняясь за то, что не проявил тогда особого интереса к делу.

– Наверное, так, – сказала Ингер Йоханне. – Но ваш отец представлял на том процессе обвинение, я думала, вы должны помнить.

– Слушайте, – сказал Гайр Конгсбаккен и почесал голову. – Мне было восемнадцать. Я учился в выпускном классе гимназии. Меня занимали совсем другие вещи. Если честно, у нас с отцом были не самые тёплые отношения. Если только это вообще имеет отношение к вашему вопросу. Так что именно вас интересует?

Он взглянул на часы.

– Перейду непосредственно к делу, – быстро проговорила Ингер Йоханне. – У меня есть основания полагать, что ваш брат…

Она не собиралась разговаривать с ним об этом, но всё же продолжила:

– Я думаю, что Асбьёрн Ревхайм замешан в убийстве Хедвиг.

На лбу Гайра Конгсбаккена появились три глубокие морщины. Ингер Йоханне внимательно разглядывала его лицо. Он удивлён, конечно, однако и такая эмоция не изменила лица: оно оставалось вялым, будто смазанным, и она сомневалась, узнает ли адвоката, встретив его через какое-то время на улице.

– Асбьёрн? – переспросил он, поправляя галстук. – С какой стати? Говорите, пятьдесят шестой? Господи, ему ведь было… шестнадцать. Шестнадцать! А кроме того, Асбьёрн никогда…

– Вы помните Андерса Мохауга? – перебила она его.

– Конечно, – ответил он раздражённо. – Слабоумный. Сейчас употребляют другие выражения, но тогда его именно так называли. Естественно, я помню Андерса. Мой брат некоторое время возился с ним. Но почему вы спрашиваете об этом?

– Мать Андерса, Агнес Мохауг, обратилась в полицию в тысяча девятьсот шестьдесят пятом, сразу после его смерти. Девять лет она молчала, хотя считала, что её сын убил Хедвиг, и только когда его уже не могли посадить, она захотела облегчить совесть.

Гайр Конгсбаккен явно был озадачен. Он расстегнул пуговицу на воротничке и положил локти на стол.

– Да уж, – протянул он. – Но каким образом всё это может быть связано с моим братом? Фру Мохауг сказала, что в деле был замешан и мой брат?

– Нет. Мне об этом ничего не известно. Я вообще почти ничего не знаю о том, что именно она сказала, и…

Он фыркнул и энергично покачал головой:

– Вы отдаёте себе отчёт в том, что вы делаете? Эти обвинения, которые вы выдвигаете, являются грубейшим оскорблением…

– Я никого ни в чём не обвиняю, – спокойно сказала Ингер Йоханне. – Я пришла сюда для того, чтобы задать вам несколько вопросов и попросить вашей помощи. А так как я записалась к вам на приём, я готова оплатить затраченное вами время.

– Оплатить? Вы собираетесь заплатить за то, что пришли сюда и позволяете себе обвинять моего близкого родственника, который давно умер и поэтому не может защитить себя? Заплатить!

– Может быть, вы лучше сначала выслушаете, что я собираюсь вам сказать? – тоже повысила голос Ингер Йоханне.

– Я услышал больше, чем достаточно, спасибо!

Кончик носа у него побелел, он задыхался. Однако ей удалось задеть его любопытство. Это было видно по глазам, теперь они горели.

– Андерс Мохауг едва ли был способен действовать по собственной воле, – не обращая внимания на последние слова Гайра, продолжила она. – Судя по рассказам, он не мог даже добраться до Осло без посторонней помощи. Вам хорошо известно, что он попадал в некоторые… неприятные ситуации. Из-за вашего брата.

– Неприятные ситуации? Вы в этом уверены? – От негодования он начал брызгать слюной. – Асбьёрн был добр по отношению к Андерсу. Добр! Все остальные боялись этой гориллы! Асбьёрн единственный проводил с ним время.

– Вешая кошек?

Гайр Конгсбаккен злобно прищурил глаза:

– Кошку! Конечно, очень плохо так поступать с домашними животными, но его ведь тогда тоже арестовали и оштрафовали. После этого Асбьёрн никогда не делал ничего подобного. Асбьёрн был…

Он осел, будто из него вышел весь воздух. Ингер Йоханне показалось, что его глаза наполнились слезами.

– Наверное, в это сложно поверить, – сказал он и медленно поднялся, – но я очень любил своего брата.

Он подошёл к книжной полке и провёл пальцами по книгам в кожаных переплётах.

– Я никогда не читал его произведений, – тихо произнёс Гайр Конгсбаккен. – Они все слишком злые. Так говорят. Но я всё равно купил и отдал в переплёт эти первые издания. Так они гораздо симпатичнее, правда? Внешне. Насколько я могу судить, содержание у них отвратительное.

– Я бы так не сказала, – ответила Ингер Йоханне. – Они много значили для меня, когда я читала эти книги. Особенно «Ледяной жар». Хотя он и выходит за границы дозволенного и…

– Асбьёрн был сдержан по отношению к тому, во что верил, – перебил её Гайр.

Казалось, что он обращается к самому себе. У него в руках была одна из книг. «Затонувший город», догадалась Ингер Йоханне – золотые буквы названия блеснули в свете настольной лампы.

– Проблема в том, что он постепенно разочаровался во всём, во что раньше верил, – сказал он. – А когда не осталось ничего, он больше не смог жить. Но до того…

Он почти всхлипывал.

– Асбьёрн никогда бы не причинил вреда другому человеку. Физически. Никогда. Ни в шестнадцать лет, ни позже. Я в этом уверен на сто процентов.

Он повернулся к ней, вздёрнув подбородок, взглянул ей прямо в глаза и положил правую руку на книгу, словно это была Библия и он клялся перед судом.

«Насколько хорошо мы знаем наших близких? – подумала Ингер Йоханне. – Ты уверен, что Асбьёрн не смог бы причинить вред кому-нибудь. Потому что ты любил его. Потому что он был твоим единственным братом. Ты уверен, что ты знаешь. Но я не разделяю твоей уверенности. Я его не знала. Я лишь читала его книги. В одном человеке уживается множество людей. Асбьёрн вполне мог быть убийцей, хотя ты никогда не поверишь в это».

– Я бы очень хотела поговорить с вашим отцом, – сказала она.

Гайр Конгсбаккен поставил книгу на место.

– Пожалуйста, – сказал он равнодушно. – Но в таком случае вам придётся поехать на Корсику. Я сомневаюсь, что он соберётся когда-нибудь приехать сюда. У него мало времени.

– Я звонила ему вчера.

– Звонили ему? Со всей этой чепухой? Вы представляете, сколько ему лет?