Павел Глоба - Астролог. Код Мастера Страница 55

– А ты-то что суетишься? Тебя же отстранили. Или надеешься реабилитироваться?

В кармане Филатова весело запиликала мелодия песни «Наша служба и опасна и трудна». Он достал трубку мобильника. Выслушав, поморщился.

– Это как раз по делу Ады Винтер, – пояснил он. – Судмедэксперт звонит, спрашивает, что с сердцем делать. Ему контейнер освобождать нужно. Тело-то похоронили поди? И органы никому не нужны.

Успенский встрепенулся.

– Сердце? А оно разве не сгорело во время пожара?

Филатов пожал плечами.

– Выходит не сгорело.

– Тогда передай своему эксперту, чтобы ничего не трогал. Мы едем!

– Куда?

– Едем делать экспертизу. Куда же еще?

Прокурор–криминалист насупился и проворчал:

– Ты не забыл, что я отстранен? Теперь дело об убийстве Ады Винтер ведет Игорь Доронин, – напомнил он.

– А где он сейчас?

– У него все как по часам. После того как Василису освободил, он вернулся в «Офис–банк» проверку заканчивать. Просил сегодня его больше не кантовать.

Успенский строго посмотрел на Филатова.

– Тебя отстранили от дела, но из прокуроров, надеюсь, не выгнали? Тогда заводи машину. Едем.

– А Василиса?

– Пусть отмывается.

Прокурору снова пришлось сесть за руль. По дороге Успенский рассматривал распечатки гороскопов Геллы–Маргариты, ее так называемого жениха и свои записки, которые захватил с собой. Филатов бросал на друга косые взгляды. Он ничего не понимал и чувствовал себя болваном Ватсоном в компании Шерлока Холмса.

Наконец не без зависти он поинтересовался:

– А что, господин астролог, может быть, ты и убийцу вычислил по своим космо как их?

– Космограммам, – подсказал Успенский. – Да, конечно. Убийца – тот, кого Гелла называла своим женихом. Та–а-ак а кто у нас жених?

Он заглянул в распечатку гороскопов и продолжил разговаривать сам с собой:

– А жених у нас Водолей. Водолей – это знак воздуха. Понимаешь, Петрович? В моем катрене была ошибка. Водолей олицетворяет знание, интеллект. Поэтому не «знанием смерть привлечешь», а «воздухом». «Воздухом смерть привлечешь!»

Он снова бросил взгляд в распечатку гороскопов.

– Убийство Ады произошло так, в полнолуние. А в полнолуние обостряется чувствительность и интуиция. И еще мы видим зловещее влияние звезды Антарес. То есть заходящего «Сердца Скорпиона». Вылезай, приехали. Нас ждут доказательства.

Полусгоревшее здание экспертизы уже начали ремонтировать. Андрей и Филатов прошли в лабораторию. К счастью, эта часть помещения совсем не пострадала от огня.

Судмедэксперт ждал их. Он уже приготовил все необходимое для проведения экспертизы.

– Сердце изъяли с перикардом? – спросил у него Успенский.

– Разумеется

– Тогда давайте, для начала проверим на эмболию.

Судмедэксперт заполнил полость перикарда водой и сделал прокол в стенке правого желудочка. В воде весело забегали воздушные пузырьки.

– Ты понял? – спросил астролог Филатова.

– Нет, – честно признался тот. Вообще-то похоже на то, как автомобильную камеру на прокол проверяют.

Судмедэксперт не удержался и фыркнул:

– Ну ты, Петрович, и нашел сравнение!

– Но в принципе верно, – поддержал друга Андрей. – В сердце был воздух, и сейчас он вышел. Ада Винтер скончалась в результате воздушной эмболии. Ну что, Скорохват, вот мы и раскрыли убийство. И, заметь, при помощи лженауки астрологии. Надо брать жениха.

Филатов посмотрел на него как баран на новые ворота.

– Так кто же все-таки у нас жених? Ты же не сказал.

Успенский загадочно улыбнулся.

– Разве не сказал? А ты сам еще не понял? И какой же ты после этого Скорохват? Ладно, едем к Доронину, по дороге я тебе все объясню.

И направился к дверям. Все еще ничего не понимающий прокурор–криминалист пожал плечами и последовал за ним.

Глава 10.

Ловушка для паука

В машине Успенский сказал:

– Надо связаться со следователем Дорониным.

– Зачем?

– Как зачем? Будем брать убийцу.

Прокурор–криминалист бросил на астролога недоверчивый взгляд.

– А почему я об этом узнаю последним и вроде бы как случайно?

– Позвони ему и скажи, что мы сейчас подъедем, – вместо ответа попросил Андрей. – Обсудим детали.

Филатов надулся, как Ильич на царскую семью, но ничего не сказал. Мокрая дорога и усилившийся дождь требовали внимания. Успенский прикрыл глаза. Сунув руку в карман, он коснулся чего-то гладкого и холодного. Только тут он вспомнил про свою находку – монокль Покровского, якобы принадлежавший когда-то Булгакову. Почему бы не испытать его сейчас? Все равно заняться больше нечем.

Он сжал монокль в кулаке. Но ставшего уже привычным ощущения тяжести в затылке не почувствовал. Он разжал кулак и потер стеклышко пальцами. С тем же результатом. Неужели он утратил свой дар? А может, никакого дара у него и не было? Так, одни пустые галлюцинации? Во всяком случае, сейчас он ощутил облегчение.

И задремал. Скорее, даже заснул. И увидел странный сон. Он стоял перед дверью с надписью: «Ремонт стекла и фарфора. Реставрация антиквариата». Потом мимо него в дверь прошел, собственной персоной, режиссер Покровский. Андрей незримой тенью проследовал за ним в мастерскую. Внутри все было как полагается в таком заведении. Массивные резные шкафы и стулья, напольные и настенные часы, тарелки, фужеры и чашки на полках. Бронзовые канделябры и скульптуры.

У окна за столом красного дерева сидел лысый тип и с помощью бормашины удалял следы современной отливки с серебряной рыбки, которой предстояло в недалеком будущем стать вновь обретенной работой Фаберже.

– Привет, Аркаша, – поприветствовал его режиссер. – У меня к тебе дело.

Антиквар поднял на него ленивые поросячьи глазки.

– Чего тебе?

Покровский извлек из бумажника фотографию. Через его плечо Успенский увидел на ней портрет Булгакова с моноклем в правом глазу.

– А что тут антикварного? – не понял Аркаша.

– Мне нужен такой же монокль. Только поинтереснее, со шнурком. У Булгакова он слишком простой.

Аркаша ухмыльнулся.

– Так тебе шашечки или ехать? В смысле – как у Булгакова или поинтереснее? Ладно, что-нибудь придумаю. А что я буду с этого иметь?

– Мне тут привезли обалденное средство для роста волос, – похвастался Покровский. – Завтра тебе его подвезу. Иди покупай расческу и фен.

И похлопал Антиквара по лысине.

Андрей почувствовал, что его тоже кто-то хлопает, правда, не по голове, а по плечу. Он открыл глаза.

– Приехали, – сказал прокурор–криминалист. – Тебя что, опять видение посетило?

– Нет, просто задремал. Ну, если приехали, то пошли к твоему новому начальнику, Игорьку. Только сразу движок не выключай, а то запорешь. Покури пока.

И снова откинулся на сиденье. Но продолжения так и не увидел.

В кабинете, принадлежавшем когда-то Аде Винтер, Филатов и Андрей нашли следователя в обществе режиссера Покровского. После ночи, проведенной в камере, куда его упрятал Филатов, гений выглядел помятым и растрепанным. Впрочем, сейчас он прямо-таки лучился светом и радостью, как звезда спектрального класса белый карлик.

Весь этот поток положительно заряженной энергии Покровский изливал на своего освободителя, следователя Доронина. Режиссер со следователем только что не лобызались.

– Я буду тебя ждать, капитан, – настаивал Артур Эдуардович. – Если не придешь, обижусь. Я тебя с такими людьми познакомлю, завтра майором станешь. А через год прокурором. Генеральным.

– Боже, как он добр! – не смог удержаться от сарказма Филатов. – Ты, Игорь, когда к нему в гости придешь, палец в заднице держи. В целях безопасности на производстве.

Покровский подскочил на месте и уставился на него с плохо скрываемой враждебностью.

– Какого хрена? Вы тут зачем? Серьезные люди уверяли меня, что вас выгнали взашей.

Филатов скромно улыбнулся.

– Сигнал сверху донизу долго идет. На все нужно время.

Андрей продемонстрировал режиссеру монокль, болтающийся на шнурке.

– Это ваше?

Тот сделал удивленное лицо.

– Откуда он у вас?

– Нашел на месте преступления. Это ведь ваша вещица, и я знаю, как она туда попала.

Лицо режиссера исказила судорога презрения.

– Не стройте из себя ясновидца, господин астролог.

– А я и не строю. Просто хотел вам сказать, что калоша у вас действительно настоящая, от Михаила Афанасьевича. А вот монокль.

– Что монокль? Он тоже принадлежал Булгакову, – развязно протянул Покровский.

Андрей удивился:

– Серьезно? Этой стекляшке от силы три года. Не верите? Тогда давайте спросим Аркашу.

Покровский залился пунцовой краской. Кто бы мог подумать, что он может краснеть? Его голос предательски задрожал.

– Что? Какого еще Аркашу? Знать не знаю никакого Аркаши!

– Из антикварной мастерской, – любезно уточнил Успенский.

Он никак не ждал, что попадание будет столь точным. Вот тебе и «просто задремал».