Андрей Троицкий - Амнистия Страница 56

Прицел секторного типа он поставил на дальность сто метров. Затем оттянул рукоятку взведения затвора в крайнее заднее положение, вставил обойму на десять патронов и отпустил рукоятку. Патроны ушли в магазин. Затвор с затворной рамой, двигаясь вперед, дослал первый патрон. Тарасов прижал приклад карабина к плечу, совместил мушку, защищенную круглым предохранительным кольцом, с полукруглым прицелом.

Он поймал на мушку вытянутую коротко стриженую голову Субботина, прищурил глаз. Как близко его враг, совсем рядом. Остается надавить на спусковую скобу и эта проклятая башка разлетится, лопнет, как гнилой арбуз. Но всему свое время.

Субботин залез в машину, хлопнул дверцей. Он почувствовал, что у него дрожит левое колено. Да что там дрожит, ходуном ходит. Он ударил по коленке кулаком, нажал кнопку отбоя на телефонной трубке. Из динамиков донесся голос Чеснокова:

– Хреновое место, – крикнул Чесноков. – Это ловушка. Уезжайте отсюда. Нам тут ничего не светит. Скорее. Немедленно уезжайте.

– Куда уезжать, мать твою, куда? – заскрипел зубами Субботин. – Одна дорога, и та перекрыта.

– Уезжайте куда-нибудь.

– Да пошел ты.

Субботин нажал кнопку, связь оборвалась.

От волнения он соображал тяжело, мучительно и долго. Субботина парализовал страх. Он обернулся назад, достал с заднего сидения тяжелый чемоданчик и положил его на колени. Телефон зазвонил.

– Почему ты оборвал разговор? – спросил Тарасов.

– Случайно. Случайно кнопку нажал.

– Выходи из машины, клади деньги на капот.

Коленка снова затряслась. Сею же секунду нужно что-то решать. Но было поздно. Субботин услышал частые негромкие хлопки. Паф-паф-паф…

Тарасов один за другим расстрелял шесть патронов. Он выпустил их по багажнику «Вольво». Затем прострелил левые задние и передние колеса автомобиля. Стреляные гильзы отлетали на метр, закапывались в пыль. Тарасов поменял обойму, поднес к уху телефонную трубку.

– На всякий случай, – сказал он. – Теперь медленно выходи. И деньги на капот.

Субботин распахнул дверцу, взял в одну руку чемоданчик, в другую телефонную трубку. Он выбрался из машины, подумав, что Чесноков убит. И черт с ним, сам виноват. Тарасов застыл на месте, он услышал длинную автоматную очередь, повернул голову на звук, но за деревьями ничего не увидел. Еще одна очередь, короткая. И все стихло.

Надо думать это люди Чеснокова, это они облажались. Теперь надо спасать свою жизнь. Субботин положил чемоданчик на капот. Он водил глазами по пустому, залитому грязью двору, выбирая ходы к отступлению. Проклятый дождь. Субботин поднес трубку к уху, ожидая приказаний.

– Открой чемодан, – сказал Тарасов.

Субботин положил трубку на багажник, открыл замки чемодана. Теперь он хорошо видел темное чердачное окно. Видел ствол карабина, торчащий из окна. Времени на раздумья не оставалось. Субботин поднял крышку «дипломата». Он развернул чемоданчик так, чтобы сидящему наверху Тарасову, было видно: внутри деньги, сложенные в пачки, а не резаная бумага.

Когда Кислюка усадили в салон «Жигулей», Локтев вдавил в пол педаль газа. Он погнал машину с такой скоростью, что уже через десять минут этой гонки с задних колес отлетели пластиковые колпаки. На выезде из города передние колеса провалились в колодец ливневой канализации. После этого передняя подвеска стала поскрипывать и жалобно хрустеть.

Кислюк на заднем сидении хранил молчание.

Стальные браслеты больно впивались в запястья. Изредка он поднимал и опускал плечи, словно собираясь с силой для того, чтобы дернуть руками в стороны и разорвать цепочку наручников. Журавлев тоже молчал. Левую руку он закинул на спинку сидения, в правой руке сжимал пистолет, ствол которого упирался в ребра Кислюка.

По пустой от машин предутренней Москве, по пригородному шоссе добрались до места за сорок минут. Проехали прозрачный березовый лесок, выехали на широкое изрытое поле, остановились на обочине грунтовой дороги. Журавлев вывел Кислюка из машины, велел отойти метров двадцать от дороги. Локтев последовал за ними.

– Узнал меня? – спросил он.

Локтев подошел к Кислюку на расстояние шага и справа вмазал ему кулаком по лицу. Коротко развернулся и вмазал слева. Удары были довольно сильные, они дошли до цели, но Кислюк все же устоял на ногах. Он шмыгнул разбитым носом, кончиком языка слизал кровь с верхней губы.

И получил кулаком в ухо. Только тут бывший штангист оценил свои шансы и запаниковал. Вокруг неровное поле, изрытое ямами, напоминающими воронки от снарядов. Ни души, он в наручниках, а противники вооружены.

– Сними наручники, – закричал Кислюк. – Сними, сука, с меня наручники.

Вместо ответа пару ударов по лицу. Локтев почувствовал боль в костяшках пальцев, он увидел кровь на лице Кислюка. Эта кровь распалила Локтева ещё сильнее.

– Ну, расскажи, как вы на пару с Тарасовым убивали ту проводницу в поезде, – заорал он. – Расскажи, тварь.

– Я не убавил.

Кислюк отступил назад, подвернул ногу и упал на колени. Он не стал подниматься, хитро решив, что, стоя на коленях реальнее рассчитывать на милосердие своих врагов.

– Я не убивал эту чертову бабу. Это Тарасов её резал.

– А ты? Ну, отвечай, вонючий таракан.

– Я только держал её. И все… И все… Только держал. Это Тарасов её бритвой. Я держал.

– И все?

Локтев пнул Кислюка ногой в живот.

Кислюк крякнул от боли и согнулся. Журавлев, не проронивший ни слова, стоял рядом, уперев локоть правой руки в бок и наставив ствол пистолета в кровавую физиономию Кислюка.

– Я только держал? Я раскаиваюсь…

Локтев замахнулся на штангиста кулаком, но не ударил.

– Тьфу, все кулаки о твою морду отбил.

Локтев развернулся, подошел к машине, открыл багажник. Через минуту он вернулся к Кислюку, сжимая в руке ножку от обеденного стола, накануне подобранную на помойке перед домом Мухина. Локтев взмахнул своим оружием, огрел Кислюка по спине. Тот застонал от боли, дернул руки в стороны и снова застонал. На этот раз от бессилия.

– И все? – заорал Локтев.

Он ударил Кислюка ножкой по груди, отступил на шаг. Кислюк запоздало сообразил, что зря остался стоять на коленях. На жалость этого бритого наголо отморозка, этого подонка Локтева нечего надеяться. Такой не пожалеет.

– Теперь отвечай, где найти Тарасова?

– Я не знаю…

Кислюк не успел закончить фразу, но уде получил ножкой по шее. Он прислонил голову к плечу. Глаза затуманили слезы нестерпимой боли.

– Говори, тварь. Что, гандон на язык натянул?

Локтев ударил Кислюка по левому плечу. Штангист взвыл от боли, почувствовав, что ключица хрустнула, сломалась. Плечо налилось тяжестью, сделалось непослушным.

– Говори, таракан сраный.

– Я не знаю, клянусь Богом, – Кислюк давился слезами. – Но я знаю, где живет помощник Тарасова. Он бывший военный. Он делает взрывные устройства. Достает оружие. Его фамилия Бузуев. Ты его тогда на даче видел… Когда дача сгорела, ты его видел…

Локтев замахнулся ножкой, как тяжелой бейсбольной битой, для нового удара. Он шагнул вперед, готовясь обрушить свое орудие на голову штангиста.

– Запишите, – стонал Кислюк. – Запишите адрес… Люблино…

Он назвал улицу, номер дома и квартиру.

– Пощадите… Пожалуйста…

– Хорошо, – сказал Локтев.

Он отбросил в сторону ножку от стола. Затем Локтев достал из-за пояса пистолет, опустил предохранитель.

Локтев сделал шаг назад, поднял пистолет и пустил пулю между глаз Кислюка. Журавлев убрал свое оружие в подплечную кобуру. Кислюк повалился на живот. Он дернулся в предсмертной агонии, тряхнул ногами и затих.

Журавлев снял с убитого наручники, помог Локтеву свалить тело в яму.

Локтев сходил к машине, принес пакет купороса, флягу с водой и лопату. Перочинным ножом он открыл пакет, высыпал прозрачные бледно голубые гранулы на труп, вылил воду из фляги. Журавлев взялся за лопату. Через двадцать минут яму заровняли, утоптали ногами земляной холмик.

– Может, мне за руль сесть? – спросил Журавлев. – Ты, кажется, немного не в себе.

– Я нормально себя чувствую, – отказался Локтев.

Обратная дорога до Москвы оказалась немного длиннее. На шоссе появились машины, да и Локтев теперь не спешил. Журавлев был задумчив и меланхоличен.

– И все-таки я думал, что ты его не убьешь, – сказал он. – Духу не хватит.

– Я тоже так думал, – ответил Локтев. – Я был уверен, что не убью его.

– О чем ты сейчас думаешь? – спросил Журавлев.

– У меня дома, не у Мухина на квартире, а у меня дома… Короче, там остался аквариум с золотыми рыбками. Теперь они сдохли. Жаль.

– Вечно ты думаешь о всякой ерунде.

Дундик и Храмов добрались до места, в пятом часу утра, когда начало светать. Они ещё раз сверились с планом, нарисованным Тарасовым на тетрадном листке, загнали «Жигули» в лес. Откинув передние сидения, попробовали заснуть, но сон продолжался недолго.