Дик Фрэнсис - Миллионы Стрэттон-парка Страница 57

Она оказалась записью телефонного разговора, сделанной дьявольски простым способом, к которому теперь прибегают, шпионя за кем-нибудь с помощью сканера, расположенного вблизи передающего или принимающего телефонного устройства.

Я всегда испытывал опасения в отношении того, что ставшие достоянием гласности подслушанные разговоры носят случайный характер — неужели кто-то день за днем слушает, что творится в личной жизни других людей, и записывает все это на магнитную ленту, надеясь, что когда-нибудь попадется что-нибудь, представляющее рыночный интерес? А ведь кто-то действительно слушал.

Один голос на пленке с известным допущением можно было определить как голос Ребекки, ее сообщник говорил с юго-восточным акцентом, не кокни, нет, он проглатывал все согласные, типа «д», «т» или «с», которые стояли в середине слов. Стрэттон выходило как «Стрэ'он», а Ребекка как «Ребе'а».

«— Ребе'а Стрэ'он? — произнес мужской голос.

— Да.

— Что у вас, дорогуша, есть для меня?

— Сколько платите?

— Как обычно.

Потом короткая пауза, и она тихо говорит:

— Я скачу на Соупстоне в пятом заезде, шансов никаких, лошадь не готова. Ставьте все, что можете, на Кэтч-эз-Кэтч, он из кожи лезет, и на него ставят, кто понимает.

— Это все?

— Да.

— Спасибо, дорогуша.

— Увидимся на скачках.

— Там же, — подтвердил мужчина, — перед первым».

Запись щелкнула и замолчала. Я мрачно извлек кассету, потом вытащил на свет Божий фотографию и пакет с опасной информацией.

Из конверта я вынул другой, потолще, и вскрыл его ножиком. Там лежал еще один конверт, на этот раз белый, и еще одно коротенькое письмо от Уильяма Стрэттона, третьего барона, его сыну Конраду, четвертому.

Там было написано:

«Конрад!

Моему горю нет границ. Всегда помни, что Кит имеет обыкновение обманывать. Я в отчаянии. Я стремился все разузнать и теперь не знаю, что делать с полученными сведениями. Решить должен ты. Но будь осторожен.

С дурным предчувствием я разрезал белый пакет и прочитал его более пространное содержание, когда я добрался до последней строчки, у меня затряслись руки.

Мой не-дедушка указал мне способ, как мне раз и навсегда разделаться с Китом.

Я сложил конверты в их первоначальном порядке и, разыскав липкую ленту, заклеил верхний коричневый конверт, чтобы его не могли по случайности открыть. Потом я посидел некоторое время, положив голову на руки, осознавая, что если бы Кит знал, что я заполучил, то убил меня на месте, и что теперь передо мной стоит дилемма, какой я в жизни не представлял, и суть ее в том, смогу ли я в ближайшее время перехитрить смерть.

Опаснейшая информация. Нет, не опаснейшая, смертельная.

Глава 15

Дарт довез меня до Стрэттон-Хейза. По пути я по своему мобильному телефону связался с домом Марджори, она была на месте и высказала мне свое недовольство.

— Вы не были на нашей встрече!

— Не был. Извините.

— Было черт знает что, — сердито пожаловалась она. — Пустая трата времени. Кит непрерывно орал, и ничего решить не удалось. В отношении продажи он какой-то фанатик. Вы уверены, что не сможете раскопать его долги?

— Имоджин знает о них? — спросил я.

— Имоджин!

— Если я напою ее до белых слонов, сможет ли она рассказать что-нибудь о делах мужа?

— Но это же бесчестно.

— Боюсь, что это так.

— Хорошо бы, если бы она знала. Но лучше не пробуйте, потому что если Кит застанет вас… — Она замолчала, потом без нажима спросила: — А вы принимаете его угрозы всерьез?

— Приходится.

— А вы не думали о… об отступлении?

— Да, думал. Вы заняты? Мне нужно кое-что вам рассказать.

Она сказала, что, если я дам ей час, я могу приехать к ней, с чем я и согласился. Мы с Дартом доехали до Стрэттон-Хейза, где он поставил машину в том же месте, как и в мой первый приезд, и, как обычно, оставил ключ в замке зажигания.

— И что теперь? — спросил Дарт.

— У нас почти час. Может, взглянем на северное крыло?

— Но это же развалины, я ведь говорил вам.

— Развалины — моя профессия.

— Совсем забыл. О'кей. — Он отпер дверь с обратной стороны дома и снова провел меня через пустынный вестибюль без мебели и занавесей на окнах, а потом через широкий коридор с окнами, построенный как картинная галерея, но с голыми стенами.

В конце коридора дорогу нам преградила тяжелая, не закрытая панелями, неполированная дверь, запертая на две задвижки. Дарт повозился с задвижками, и дверь со скрипом отворилась, мы вошли в то царство запустения и разрушения, которое я всегда искал: гниющее дерево, горы мусора, кучи обломков и всюду пробиваются молодые деревца.

— Крышу убрали лет шестьдесят тому назад, — с кислым выражением на лице проговорил Дарт. — И все эти годы тут лили дожди и валил снег… верхний этаж раструхлявился и рухнул вниз. Дед обратился к этим, как их, из Охраны древностей… По-моему, они сказали, что единственное, что можно сделать, это взорвать это крыло, чтобы спасти остальные. — Он вздохнул. — Дедушка не терпел изменений. Он просто махнул рукой и решил, что время доделает свое дело.

Я с трудом взобрался на завал из посеревших обветренных балок и окинул взглядом широкий пейзаж разоренного непогодами дома, чьи стены все еще стояли по бокам пустоши, уже не поддерживаемые ни столбами, ни контрфорсами.

— Пожалуйста, будьте поосторожней, — предупредил меня Дарт, — вообще-то здесь не разрешается ходить без защитной каски.

То, что я увидел, не пробудило во мне никакого творческого порыва, никакого желания восстановить уходящее в землю. Отстраненно разглядывая руины, прежде поражавшие величием, я получил некую передышку, психологическую разгрузку, и даже подумал, что мог бы преклонить колени перед верой и талантом, которые творили и строили здесь четыре сотни лет назад.

— О'кей, — сказал я, стряхнув с себя всякие реминисценции, и вернулся к стоявшему в дверях Дарту. — Спасибо.

— И что вы думаете?

— Вашему деду дали очень хороший совет.

— Я так и думал.

Он задвинул массивные засовы на место, и через большой холл мы вернулись к двери.

— Могу я воспользоваться вашей ванной? — спросил я.

— Ради Бога.

Он вышел в дверь и направился к своему помещению на первом этаже южного крыла.

Здесь шла настоящая жизнь с коврами, занавесками, старинной мебелью и запахом свежей политуры. Он показал мне дверь своей ванной, за которой я нашел смесь современного и старинного — ванную сделали, перестроив, очевидно, одну из гостиных, там стояла роскошная викторианская ванна, в стену вделали два умывальника, новенькие, с иголочки, отделанные мраморной крошкой и сверкающим хромом. Над ними нависала туалетная полка с несметным количеством бутылей и бутылочек шампуней и спреев, пузырьки, флаконы и баночки бальзамов, мазей, втираний.

Я понимающе улыбнулся и подошел к окну, обрамленному кружевными занавесками. Выглянув в окно, я увидел стоявшее на подъездной аллее слева дартовское авто. Прямо передо мной красовались газоны, лужайки и деревья. Справа разворачивалась панорама богатых садов.

— Что там такое? — спросил Дарт, заметив, что я задержался у окна. Я не двинулся, и он подошел и встал рядом со мной, чтобы понять, что такое я там увидел.

Он подошел и тоже увидел. Перевел взгляд на меня, пытаясь прочитать мои мысли.

— Вот дерьмо, — заключил он.

Слово очень подходило к помещению, в котором мы находились, по его функциональной предназначенности. Я промолчал, потом повернулся и пошел тем же путем, каким пришли сюда.

— Как вы узнали? — спросил Дарт, стараясь не отстать от меня.

— Догадался.

— Ну, и что теперь?

— Поехали к тете Марджори.

— Я хочу сказать… что теперь со мной?

— Да ничего, — сказал я. — Это не мое дело.

— Но…

— Вы находились в своей ванной и занимались своим любимым делом, ухаживали за волосами, — проговорил я. — И в окно увидели, кто взял вашу машину утром пасхальной пятницы. Никто не собирается подвергать вас пыткам, чтобы выведать, кого вы видели. Просто прикиньтесь, будто ничего не видели, как вы и делали до этого времени.

— А вы знаете… кто?

Я улыбнулся одними губами:

— Поехали к Марджори.

— Ли.

— Поехали и слушайте внимательно.

Дарт довез нас до дома Марджори, который оказался таким же породистым и ухоженным, как его хозяйка. Он высился квадратной массой на безукоризненно обработанной площадке зелени в конце поместья Стрэттон. Отражавшиеся от окон второго этажа солнечные лучи яркими бликами мелькали среди листвы круговой подъездной аллеи, начинавшейся у увенчанных каменными урнами ворот.

Дарт остановился у парадного подъезда и, как обычно, не вынул ключ зажигания.