Виктория Платова - В плену Левиафана Страница 59

7 и 21

и слово:

Cattolica.

О последней букве в слове можно только догадываться, она пробита аккуратным кружком компостера. Так и есть: ржавый кусок картона — не что иное, как билет. Скорее всего, железнодорожный; о существовании таких билетов Алекс даже не подозревал. Но что-то похожее видел в ретрофильмах. Каттолика — маленький курортный городок неподалеку от Римини, там полно прогулочных яхт, — вот и все, что Алекс знает о Каттолике. А теперь еще и то, что до нее можно добраться на поезде. Можно было добраться: на ретропоезде в каком-нибудь давно забытом ретрогоду. Жетон, прикрепленный к кожзаменителю, выглядит слишком независимым, так что понять, воспользовался им Барбагелата или кто-то другой, невозможно.

«7» — номер вагона.

«21» — место, которое пассажир занял в вагоне.

Никакой другой информации из жетона не выдоишь, хоть смотри на него десять часов кряду. Продолжая шарить фонариком по стене, Алекс находит еще одну фотографию. На этот раз — совсем маленькую, она легко уместилась бы в ладони. До сих пор ему была ясна логика, в соответствии с которой одна стена была отдана жертвам, а другая — палачам. Именно «палачам», а не «палачу», ведь в убийстве, насколько помнит Алекс, были обвинены двое: фельдфебель Барбагелата и еще один человек. Лейтенант Нанни Марин, кажется, его звали именно так. Холод, забравшийся в черепную коробку Алекса, выгоняет из нее на свет божий скудные сведения о лейтенанте. Нанни Марин, в отличие от всех остальных, был берсальером и возглавил взвод альпийских стрелков в самый последний момент. А до того, как оказаться здесь, в горах, принимал участие в африканской кампании.

Вот и все.

Если не считать общих — весьма поверхностных — знаний Алекса о берсальерах. Берсальеры всегда считались элитой армии, носили шикарные петушиные перья на шляпах, а их соединения были самыми мобильными из всех пехотных частей. Они — отличные снайперы и велосипедисты, они держатся особняком и все, как один… похожи на Лео!

Да-да, именно на Лео, и не только потому, что «Левиафан», ставший последним прибежищем Нанни Марина, принадлежит сейчас красавчику-метеорологу. Но еще и потому, что красавчик играючи управляется с яхтой: это косвенно свидетельствует об элитарности. А складной, сверкающий хромированными деталями берсальерский велосипед (о, чудо техники!) легко трансформируется в другое — на этот раз автомобильное — чудо. «Ламборджини». И петушиное перо неплохо смотрелось бы на бескрайнем обеденном столе, за который едва ли не каждый день усаживалась чопорная, узкогубая семья Лео и Себастьяна. Кроме того, Лео находится в отменной физической форме, так необходимой берсальерам… Но и это не главное — снимок.

Он был найден Алексом несколько часов назад, в семейном альбоме близнецов. У молодого берсальера со старого снимка лицо обоих братьев. В нем просматривается аристократизм и надменность, так свойственная обладателям яхт и бескрайних обеденных столов. «Дед или прадед Себастьяна и Лео» — вот что подумал Алекс, обнаружив фотографию бравого вояки.

То, о чем он не подумал тогда, но о чем вправе подумать теперь: почему снимок оказался загнанным на последнюю страницу? Более того, он был запакован в пожелтевший конверт, скрыт от посторонних глаз. Как какая-нибудь постыдная тайна. Но в службе своему отечеству не может быть ничего постыдного, даже если отечество ошиблось когда-то в выборе друзей и врагов. Даже если воевало на стороне зла.

Молодой берсальер просто выполнял свой воинский долг, как и миллион других солдат. У него хорошее лицо, а отваги в глазах даже больше, чем в глазах его потомка Лео. Так почему он покоится на последней странице, вместо того чтобы занять почетное место среди других родственников близнецов…

У близнецов нет родственников.

Кроме родителей и кошки Даджи. Семейный альбом Себастьяна и Лео не страдает перенаселенностью. Пьеса, в которой задействована неизвестная Алексу семейка аристократов, могла быть сыграна усилиями небольшого числа актеров. Но, возможно, это всего лишь крошечный отрывок пьесы. Акт, вот как это называется!.. Нет, картина. А по одной картине невозможно определить — трагедия разворачивается перед твоими глазами или комедия. Или мистическая драма.

У берсальера из пожелтевшего конверта были все шансы стать романтическим героем. Или просто героем. Так почему он оказался в конверте? И почему Лео проявляет такой интерес к той давней истории с альпийскими стрелками? Он не стал бы мотаться по всей стране, собирая малейшие крупицы сведений о ее участниках. И уж тем более не купил бы проклятый дом, если бы она не касалась его напрямую. Кто на самом деле Лео и кто на самом деле тот молодой берсальер?

Ответ снова лежит на поверхности, выгибая мягкую спину из кожзама. И он не нравится Алексу, очень не нравится. Замороженная мертвая плоть не пахнет, не может пахнуть, но сейчас Алекс чувствует резкий трупный запах.

От когда-то случившейся резни. От отксерокопированных заметок на стенах. И даже от железнодорожного билета в Каттолику.

Берсальер со снимка — Нанни Марин.

Он же является подельником Барбагелаты и вторым убийцей. Он же является прадедом Лео.

Это все объясняет.

Несмотря на холод, лоб несчастного юноши покрывается испариной. Тот факт, что Алекс до сих пор не знает фамилии Лео, хотя метеоролог живет здесь не первый год, кажется ему невероятным. В К. и его окрестностях не так уж много людей, и о каждом известно все или почти все. А уж о такой малости, как фамилия, и говорить не приходится. Что сказал Лео при первой встрече?

«Я — Лео».

И все. Никаких других дополняющих и уточняющих пассажей не последовало. Вряд ли Алекс был исключением из правил, столь же скудные сведения о себе красавчик-метеоролог мог предоставить любому жителю К. Исключение составляют лишь те, с кем Лео общался в рабочем порядке. Синьор Моретти, к примеру, — он продал Лео чертов дом. Продажа дома невозможна без составления договора, и в нем обязательно фигурировала бы фамилия покупателя. Синьор Леврини, местный нотариус, тоже должен быть в курсе, — он осуществлял юридическое сопровождение сделки. Затем следует начальство обеих лесопилок и даже кое-кто из кассиров супермаркета, в котором Лео периодически отоваривается. Он всегда расплачивается за покупки кредитной картой, и на ней стоит имя владельца. Если бы на пластике было выбито «Лео Марин», об этом тут же стало бы известно всем. И начальство обеих лесопилок не стало бы держать язык за зубами, и синьор Леврини шепнул бы об этом Джан-Франко, а тот раззвонил эту новость на всю округу. Фамилия Марин запачкана в крови, пусть кровь эта давно выжжена солнцем и смыта дождями со скал. С фамилией Марин никто не стал бы иметь дело — и не только потому, что она принадлежит убийце. А потому, что является напоминанием о том, что любой, связанный с К. человек хотел бы забыть. Из К. мало кто уезжает, здесь живут десятилетиями и даже столетиями, и большинство обитателей городка — потомки тех, кто не пришел на помощь альпийским стрелкам. Ни живым, ни мертвым. Конечно, грех жителей городка несопоставим со смертным грехом фельдфебеля Барбагелаты и Нанни Марина, но и гордиться предками особо нечего.

Так, во всяком случае, думает Алекс.

Но подобные мысли посещали его нечасто — от силы несколько раз за всю жизнь. И его семья не связана с К. столетними брачными узами, не оплетена вековыми корнями по самое горло. Так разве может он осуждать других?

Скорее всего, в документах Лео значится другая фамилия. Прикрывшись ею, метеоролог вернулся на место преступления, совершенного его дедом или прадедом… для чего? Для чего он вернулся, да еще притащил сюда своего немощного брата? Зачем?

Алекс пытается поставить себя на место Лео, но дальше водительского кресла в «ламборджини» и рулевого колеса яхты дело не идет. Нужно быть полным идиотом, чтобы отказаться от благ цивилизации и оставить мир ради медвежьего угла. Но Лео не производит впечатление идиота, напротив — он очень умный человек. И метеорология — это почти наука, так что Лео можно назвать ученым. Как метеоролог он выше всяких похвал, его прогнозы отличаются удивительной точностью. И он так здорово помогает жителям, что его вполне можно было бы объявить почетным гражданином К. — наравне с актером Вольфом Бахофнером. За то время, что Лео подвизается на ниве прогнозов, ни один человек не погиб в результате схода лавины. Ни один турист не потерялся в тумане, ни один не сорвался со скал из-за внезапно обрушившегося на него стихийного бедствия.

Лео — чудесный парень, ничуть не хуже святого Марка.